Фрэнк уже не смотрел неотрывно на Сьюлин — его взгляд блуждал по комнате, перебегая с растерянного лица Джералда на голый, не застеленный коврами пол, на камин без привычных безделушек на полке, на вспоротую солдатскими штыками обивку кресел и выпирающие пружины, на разбитое зеркало над сервантом, на прямоугольники невыцветших обоев там, где до прихода грабителей на стенах висели картины, на убогую сервировку стола, на аккуратно починенные, но ветхие платья дам, на сшитую из мешковины одежду Уэйда…

Франку вспоминался этот дом, каким он знавал его прежде, и на его усталом лице было написано страдание и бессильный гнев. Фрэнк любил Сьюлин, ему нравились ее сестры, он с уважением относился к Джералду и был всей душой привязан к этому семейному очагу. После опустошительного набега Шермана на Джорджию перед глазами Франка прошло немало страшных картин, пока он объезжал штат, собирая поставки для армии, но ничто не ранило его сердце так глубоко, как зрелище этого разоренного гнезда. Фрэнку страстно хотелось сделать что-нибудь для семейства О’Хара, особенно для Сьюлин, но он понимал, что ничем не может им помочь. И, преисполненный жалости, он в задумчивости покачивал головой и прищелкивал языком, топорща жесткие усы. Неожиданно встретившись глазами со Скарлетт, он заметил, как она возмущенно вспыхнула, понял, что ее гордость задета, и смущенно уставился в тарелку.

Дамы горели желанием услышать новости. После падения Атланты почта не работала уже четыре месяца, и все в Таре находились в полном неведении о том, где теперь янки, как сражается армия конфедератов, что делается в Атланте и какова судьба знакомых и друзей. Фрэнк, который по долгу службы ездил по всей округе, был сам не хуже любой газеты, а в некотором отношении даже лучше, ибо знал почти всех от Мейкона до Атланты, а многим к тому же доводился родственником и мог сообщить немало интересных подробностей и сплетен, которые обычно в газеты не попадают. И теперь, под взглядом Скарлетт, он, чтобы скрыть свое замешательство, торопливо принялся выкладывать новости. Армия конфедератов, сообщил он, снова заняла Атланту, после того как Шерман со своим войском покинул город, но этот трофей уже не имел цены, так как янки сожгли там все, что могло гореть.

— Но мне казалось, что Атланту выжгли в ту ночь, когда мы оттуда бежали! — недоуменно воскликнула Скарлетт. — Мне казалось, наши жгли ее, отступая.

— О нет, мисс Скарлетт, — запротестовал весьма фраппированный ее словами Фрэнк. — Мы никогда не жжем наших городов, если там остались жители. Вы видели пожары, но это горели военные и провиантские склады и литейные заводы — их жгли, чтобы они не достались неприятелю. Только это, и ничего больше. Когда Шерман занял город, все жилые дома и магазины стояли абсолютно не тронутые огнем. И он разместил в них своих солдат.

— А как же жители? Он… он их поубивал?

— Кое-кого убил, но не пулями, — мрачно ответствовал одноглазый воин. — Как только Шерман занял Атланту, он тотчас заявил мэру, что все население должно покинуть город — чтобы ни единой живой души не осталось. А в городе было много стариков, которые не выдержали бы переезда, и больных, которых нельзя было трогать с места, и женщин, которые.., ну, словом, которых тоже нельзя было трогать. И он выгнал их всех из жилищ в ужасающий ливень, в бурю, выгнал сотни и сотни людей и оставил в лесах под Раф-энд-Реди, а генералу Худу передал, что тот может прийти и забрать их. И очень многие не вынесли столь жестокого обхождения, многие погибли от пневмонии.

— Но почему же он так поступил? Они ведь не могли причинить ему никакого зла, — вскричала Мелани.

— Он заявил, что ему нужно очистить город, чтобы дать отдых своим солдатам и лошадям, — отвечал Фрэнк. — И он дал им отдых до середины ноября, после чего оставил город. А уходя, поджег его, спалил все дотла.

— Как, неужели все? — в ужасе воскликнули дамы. Это было непредставимо — неужели этого многолюдного, кипучего города, который они так хорошо знали, не стало? Не стало красивых домов в густой тени деревьев, не стало больших магазинов и нарядных отелей? Мелани с трудом удерживалась от слез — ведь в этом городе она родилась, там был ее дом. У Скарлетт тоже защемило сердце, потому что она успела полюбить Атланту — этот город стал для нее второй родиной после Тары.

— Ну, почти что все, — поспешил смягчить свой удар Фрэнк, обескураженный расстроенными лицами дам, и тут же постарался придать себе веселый вид — он же никак не хотел их огорчить. Это мгновенно повергло в расстройство его самого, и он испытывал чувство ужасной беспомощности. Нет, он не мог заставить себя сказать страшную правду. Пускай узнают ее от кого-нибудь другого.

Не мог он поведать им о том, что увидела армия конфедератов после своего возвращения в Атланту: ряды печных труб, акр за акром торчавших над пепелищами; улицы, заваленные грудами обгорелых обломков и кирпича; старые деревья, умиравшие от ожогов, роняя на землю обугленные ветви, которые уносило порывами студеного ветра. Ему вспомнилось, как от этого зрелища дурнота подступила у него к горлу, вспомнилось, какие ожесточенные проклятия срывались с губ конфедератов, когда руины города предстали их глазам. Приходилось уповать лишь на то, что женщины никогда не узнают об ограблении кладбища, так как это совсем бы их убило. Чарльз Гамильтон и родители Мелани были похоронены там. Фрэнка до сих пор мучили кошмары, в которых перед ним возникало это кладбище. В поисках драгоценностей янки взламывали склепы, раскапывали могилы. Они грабили трупы, срывали с гробов серебряные украшения и ручки, золотые и серебряные именные таблички. Жалкую и страшную картину являли собой скелеты и еще не истлевшие трупы, валявшиеся среди обломков своего последнего земного пристанища.

Не мог поведать им Фрэнк и об участи кошек и собак. Домашние животные играют слишком большую роль в жизни своих хозяек. А Фрэнк и сам очень любил и кошек и собак, и зрелище сотен погибавших с голоду животных, оставшихся без призора, когда их хозяев так внезапно и жестоко выгнали из города, потрясло Фрэнка почти столь же глубоко, как вид разграбленного кладбища. Изголодавшиеся, испуганные, замерзавшие от холода животные одичали, более сильные стали нападать на слабых, а слабые ждали, когда издохнут слабейшие, и затем пожирали их трупы. И над останками вымершего города грациозные стервятники испещряли зимнее небо зловеще черными пятнами.

Фрэнк порылся в памяти, ища, каким утешительным сообщением он мог бы сделать приятное женщинам.

— Кое-какие дома все же уцелели, — сказал он. — Из тех, что стояли особняком на больших земельных участках, вдали от других строений, и огонь до них не добрался. И церкви уцелели тоже, и здание масонской ложи. И несколько магазинов. Но деловая часть города и все кварталы, прилегающие к железнодорожным путям и к площади Пяти Углов, — все это, увы, сровняли с землей.

— Значит, — вскричала Скарлетт, — тот склад возле вокзала, который достался мне в наследство от Чарльза, тоже сгорел?

— Если это возле вокзала, то да, по-видимому, но… — Неожиданно лицо Фрэнка расцвело улыбкой. — Как же я запамятовал! Могу вас порадовать, дамы! Дом вашей тетушки Питтипэт цел. Немножко его повредило, но в общем он стоит как стоял.

— Почему же он уцелел?

— А он кирпичный и, кажется, единственный в городе под шиферной крышей, ну и, верно, потому не загорелся от искр. К тому же он — последний дом на северной окраине города, а в том конце пожары не так свирепствовали. Правда, янки, которые были в нем расквартированы, разнесли там внутри все в клочья. Они даже пустили на топливо плинтусы и лестницу красного дерева, да это все ерунда! Сам дом в хорошем состоянии. Когда на прошлой неделе я видел мисс Питти в Мейконе…

— Вы видели ее? Ну, как она?

— Превосходно! Ну, просто превосходно! Когда я сказал ей, что ее дом уцелел, она вознамерилась тотчас вернуться в Атланту.., если, понятно, этот старый негр, дядюшка Питер, не станет возражать. Очень многие жители Атланты уже вернулись, потому что чувствовали себя неспокойно в Мейконе. Шерман не взял Мейкона, но все боятся, что уилсоновские молодчики устроят набег на город, а это будет похуже Шермана.