Садков сделал все, чтобы превратить Илью в управляемого зомби.

Его тайно обработали, после чего он стал восприимчивым к внешним командам.

В «Сапфире» знали о том, что Илья пользуется мысленным дисководом, – сообщил Фагунд.

– Работают эти люди, не брезгуя ничем. Теперь нам надо усилить собственную безопасность и прежде всего твою, – Круглов показал пальцем на Фагунда, посмотрев в сторону Антона.

– «Сапфир» не может ничего! У них нет всего того, что необходимо для воспроизводства искусственных организмов, – Фагунд был убежден в своей правоте.

– Ты хочешь сказать, что ты чистая случайность? – прищурился Круглов.

– Да. Именно это я хочу сказать. И даже больше. Илья тоже знал далеко не все.

– Почему ты так считаешь?

– Здесь остается элемент случайности. Какое-то счастливое совпадение событий. По теории вероятности так не должно было быть.

– Что дает повод подобным утверждениям?

– Илья знал особенности активной памяти и смог адаптировать ее. Иначе говоря, физический носитель оказался идеальным для его разработок. Но и это еще далеко не все. Есть еще одна особенность. Они долго не могли обеспечить согласованную работу всех систем искусственного организма. Причем разброс параметров был велик и свести все в норму было крайне нелегко. Если судить по отчетам экспериментов, то они не знали, как настроить систему, чтобы вместе все работало согласованно. Однако, факты налицо – я перед вами. Что произошло? Я не знаю. Илья в беседе со мной как-то обмолвился – многое предстоит еще выяснить, перепроверить. Кажется, что-то все-таки упущено из виду, – с сожалением проговорил Фагунд.

– Что же? Надо приступить к дальнейшей работе, будем изучать дальше. Ты очень интересный феномен. Если быть откровенным, мне еще не верится, что подобное вообще возможно, – лицо Круглова выражало восторг и удивление одновременно.

В последнее время Фагунд любил выпускать свое сознание на «прогулку».

В первый раз это было немного непривычно, неуютно и даже страшно. Позже понравилось свободно путешествовать по пестрому, бесконечно меняющемуся миру. Никаких условностей, обязательств, ограничений и самое главное – нет утомительного однообразия.

Впереди – соблазнительные, поражающие своей необычностью фрагменты пространства, живущие своей уютно-красивой жизнью.

Не сравнить с монотонными серыми буднями.

Искусство созерцания и осознания как яркая вспышка среди черного бархата пустоты, которой еще предстоит завоевать право называться реальностью.

Мысль свободно плавает в безбрежном океане жизни. Он не боится утонуть – увидев что-то действительно стоящее, он ищет еще более красивое, совершенное. Столько всего интересного, что поневоле закрадывается мысль – как бы не упустить что-нибудь ценное.

Не проплыть бы мимо острова сокровищ.

Когда начинаешь видеть мир «изнутри», понимаешь – это богатство не имеет пределов!

Как жаль, что не можешь охватить все!

Невозможно передать что он чувствует, ощущая неспособность познать вечность. Что-то главное незаметно ускользает.

Он никогда долго не задерживался в одном месте, пытаясь запомнить, чем именно оно его привлекло, удерживая в памяти самое интересное – изюминку, которую больше нигде не встретишь.

Нет нужды вникать в сам метод создания форм жизни – он не Творец, а всего лишь зритель. Каждый раз перед ним нечто оригинальное, удивляющее. Изящное, словно красивая мелодия, написанная гением. Он не раз путешествовал, возвращаясь с новыми впечатлениями. Каждый раз все удавалось намного проще, и он уходил все дальше и дальше. Ему не надо ничего делать между двумя мирами, вырастающими из сознания – реальным, куда изредка стремится тело и непознанным – где он живет по-настоящему.

Он никому ничего не должен. Он никому ничего не обещал. Он волен поступать так, как ему подсказывает незамутненное сознание.

Мир прекрасен – он это понимал, потому что каждый день в этом убеждался, перебирая отпечатки своих впечатлений, хранимые специальным устройством, которое он собрал своими руками. Прибор он сконструировал почти за пару месяцев, ухлопав приличную сумму денег. Круглов не жалел на это средств.

Собрав его, Фагунд понял, что может быть по настоящему свободным и счастливым – что еще нужно?

Конечно, в принципе, можно было бы обойтись и без прибора. Довести свой дух до предельного совершенства, тренируя сознание. С другой стороны стал бы кто-то сейчас заниматься переписыванием книг вручную, когда есть для этого компьютеры? Так проще, легче.

Сотрудники Института Будущего ему говорили, что его «хобби» не более, чем просто выдумка и ничего не стоящие фантазии. Детские мечты, поросшие красочными цветами внешней стороны жизни – он уходит от настоящих событий – действовать надо в реальном мире.

По другому Фагунд жить не мог.

Нередко на его пути встречались сверкающие грани вселенских драгоценностей с неописуемой радостью воспринимаемых завороженным сознанием. А иногда – мелькающие так быстро и светящиеся так ярко, что он просто не в состоянии понять – с чем встретился его разум. Ему было хорошо. О большем он и не мог мечтать.

С жизнью, которая его окружает непосредственно – сложнее. Она разъедает его время и волю без остатка, вытесняя наслаждение познанием. Время безжалостно и несправедливо по отношению к нему – все исчезает безвозвратно, нет здесь надежной опоры. Есть только вечное познание.

Возможно, поэтому он старался бывать у себя реже.

Он продвигался вперед со скоростью света, возможно быстрее.

Однако, все равно над ним существует невидимая линия, властным жестом очертившая скрытый предел. Он это ощущал.

Может быть, ее придумали специально, чтобы он не вырвался туда, куда ему не следует высовываться. Может быть.

Контрастная струя жизненной прозы не дает возможности оторваться от суеты, тяжелым якорем удерживая от свободного полета мысли. Мир устроен бесконечно сложно. Каждому здесь досталась «своя» роль. Кто-то не разгибая спины, трудится не успевая смахнуть пот со лба. Птицы же летают высоко и далеко, не обремененные повседневными человеческими заботами. И все равно они не долетают до солнца, они никогда не долетят до края света, они никогда не увидят и тысячной доли того, что видел Фагунд.

Все относительно.

Ему надо идти, смотреть в неизвестность. Болезненная жадность – увидеть красоту, увидеть, чтобы опять искать, искать, искать…

Все заканчивается быстро, также быстро, как растет объем памяти его прибора. Он пошел дальше своего учителя – создавая новые формы памяти.

Неудержимо тянет вперед, ничто не в силах его остановить. Покой был потерян навсегда. Может быть, он сам рванул ввысь слишком сильно, увидев жизнь с другой, необычной стороны. Неподготовленный.

И как взмывающая в небо птица, он целиком отдался мощным потокам, несущим его все дальше и дальше, раскрывая все новые и новые горизонты.

Сегодня ему нужно было встать рано – на работу!

Уходить совсем не хотелось – самые благоприятные часы, когда сознание наиболее подготовлено для «походов».

Кофе, комплексный завтрак, стандартные десять минут зарядки.

От сна не осталось и следа. Вообще-то можно было включить «будильник» – специальный прибор, который при помощи электростимуляции за считанные минуты подготовит идеально полусонный организм к работе. Михаил не любил его, предпочитая еще немного «подремать на ходу». Организм сам разберется, что ему нужно и сам отрегулирует процессы. Любое вмешательство – почти преступление. Никто не может предсказать последствия.

Фагунд любил отправляться на работу стоя. Новинка, разработанная Институтом – в качестве эксперимента соединяла центральное здание и институтский жилой массив. Перемещался он в общем потоке – большой трубе диаметром метров десять – двадцать. Все завесило от магистрали: главные – потолще, остальные поменьше. Изнутри она освещалась равномерным матовым светом. Люди перемещались в шарообразных оболочках, где можно было стоять, сидеть, лежать – кому как нравится.