Попозже Брайан позвонил отцу и сказал, что на улицах гололедица – не подежурит ли дедушка одну ночь в зверинце?

– Почему у тебя такой отсутствующий взгляд? – спросил Брайан, глядя на меня сверху.

– Думала о твоей любимой девушке.

– Моя любимая девушка – ты.

– О любимой блондинке. Об Элеанор.

– А, само собой.

– И о твоей любимой старшей дочке.

– В этой фразе есть какое-то противоречие. Любимая старшая дочка.

Старшая любимая дочка. Полагаю, что и то и другое относится к Нэнси. Ну и что же?

– То, о чем не напишешь в письме. Нэнси сделала это.

– Что сделала? Если речь про того прыщавого парня, то ты, помнится, пришла к выводу, что это произошло еще год назад. Сколько же раз она может прощаться с девственностью?

– Брайни, Нэнси решила мне открыться, потому что испугалась. А прыщавый мальчишка больше не показывается к нам, потому что не остановился, когда у него порвалась резинка. Вот девочка и сказала все маме. Я промыла ее, мы вместе проверили ее календарь, а через три дня у нее началось, и она перестала бояться. Но мы наконец-то поговорили по-женски. Я прочла ей ускоренный курс дедушки Айры, используя в качестве наглядных пособий гравюры Форберга – слушай, у тебя там точно кость.

– А ты что думала? Рассказываешь мне о похождениях Нэнси, и полагаешь, что я сохраню мягкость? Пусть Нэнси мне verboten <запрещено (нем.)> , но мечтать-то я хотя бы могу? Если тебе можно мечтать о своем отце, то мне можно мечтать о своей дочке. Переходи к хорошим новостям, голубка.

– Мерзавец этакий. Развратник. Брайни, не искушай Нэнси, если не имеешь серьезных намерений, иначе она тут же переключится на тебя: она сейчас в неустойчивом состоянии. Теперь хорошие новости. Как мы с тобой и договорились, я рассказала Нэнси о Фонде Говарда, пообещав, что ты тоже с ней поговоришь, как приедешь, и позвонила судье Сперлингу. Он направил меня к одному адвокату у нас в городе, к мистеру Артуру Дж.Чепмену. Ты его знаешь?

– Слышал о нем. Оказывает услуги корпорациям, в суде не бывает. Очень дорогой.

– И один из попечителей Фонда Говарда.

– Я так и понял. Интересно.

– Я зашла к нему, представилась, и он дал мне список для Нэнси. По нашему району: графство Джексон и Клей и графство Джонсон в Канзасе.

– Хорошая охота?

– Ничего себе. В списке значится Джонатан Сперлинг Везерел, сын твоей любимой блондинки.

– Да будь я краснозадым бабуином!

– Значит, Айра думает, что этот хлыщ – побочный отпрыск его брата? спросил Брайан немного позже.

– Да, и ты тоже так подумаешь, когда увидишь его. Дорогой, мы с ним так похожи друг на друга, что можно поклясться, будто мы брат и сестра.

– И у тебя по его поводу печет в одном месте.

– Мягко говоря. Прости меня, дорогой.

– За что прощать? Если бы ты так спокойно относилась к сексу, что не смотрела бы ни на кого, кроме своего бедного, старого, усталого, потрепанного мужа… Ой! – (Я его ущипнула)" – С тобой и наполовину не было бы так здорово в постели. А так вы очень живая женщина, миссис Финкельштейн. Я предпочитаю вас такой, какая вы есть, и в хорошем, и в плохом.

– Может, свидетельство мне выпишешь?

– С удовольствием. Будешь показывать его своим клиентам? Дорогуша, я давно уже спустил тебя с поводка, потому что знал тогда и знаю сейчас, что ты никогда не сделаешь ничего во вред нашим детям. Не делала и не сделаешь.

– Мое досье не так уж безупречно, милый. В случае с преподобным доктором Эзекиелем я действовала глупо и бесшабашно. Я краснею, когда вспоминаю о Нем. – Зек был твоим боевым крещением, любимая. Он до того тебя напугал, что ты больше не рисковала связываться с ему подобными. Кислотной пробой на зрелость адюльтера, любовь моя, служит как раз выбор партнера. Все остальное – естественное следствие твоего выбора. Вот этот Бронсон, который тебе то ли кузен, то ли нет: гордилась бы ты им, если бы он оказался с нами сейчас в постели? Или стыдилась бы его? Была бы ты счастлива? Подходящий он мужик или нет?

Я мысленно подвергла мистера Бронсона кислотной пробе Брайана.

– Брайан, я не могу здраво судить о нем. Голова идет кругом, и я ничего не соображаю.

– Хочешь, я поговорю о нем с дедушкой Айрой? Уж его-то с толку не собьешь.

– Да, поговори. Только не намекай, что я хочу лечь с ним в постель: отец смутится, скажет "гмм" и уйдет из комнаты. Кроме того, он и сам это знает – я чувствую.

– Понимаю. Конечно же, Айра ревнует тебя к этому франту, так что эту сторону вопроса я не стану затрагивать.

– Отец? Ревнует меня? Да что ты!

– Любимая, ты такая прелесть, что не беда, если ты немного дурочка.

Айра может ревновать тебя – и ревнует – по той же причине, что и я ревную шалунью Нэнси: потому что не могу ее иметь. Айра хочет тебя сам, но ему нельзя. А мне ревновать тебя нечего, потому что ты моя, и я знаю, что твои сокровища – неисчерпаемое эльдорадо. Тот цветочек между твоих славных ляжек – все равно что рог изобилия: я могу делить его с кем угодно, и он не иссякнет. Но для Айры это сокровище недоступно.

– Да он мог бы иметь меня, когда только захочет!

– Ух ты! Ты что, захватила его наконец врасплох?

– Черта с два. Так он и поддался.

– Значит, ситуация не изменилась: Айра не тронет тебя по той же причине, по которой я не трону Нэнси – хотя у меня нет железной уверенности, что я столь же благороден, как Айра. Ты лучше скажи Нэнси, чтобы получше прикрывалась и вела себя смирно со своим бедным, старым, хилым папой.

– Будь я проклята, если скажу, Брайни. Ты единственный мужик на свете, про которого я точно знаю, что он не причинит нашей Нэнси зла. Если она пробьет твою оборону, я ее только похвалю – и авось научусь от нее, как управиться с собственным вредным, твердокаменным родителем.

– Ладно, рыжая, понюхаю Нэнси, а потом кинусь на тебя. Узнаешь тогда!

– Ох, испугал. А хочешь посмеяться? Брайан младший захотел посмотреть, и Нэнси ему показала.

– А чтоб им!

– Да. Я сохранила хорошую мину: не смеялась и не притворялась шокированной. Брайан младший сказал, что никогда не видел, чем же девочки отличаются от мальчиков. – Чепуха! Все наши ребятишки бегали нагишом друг перед другом – мы их так воспитывали.

– Но ведь он прав, дорогой. У мальчишек все на виду, а у девочек все внутри и ничего не видно, если только она не ляжет и не даст посмотреть.

Вот это Нэнси и сделала. Легла, задрала рубашку – она только что вышла из ванной, – раздвинула ноги, развела руками губы и показала брату, откуда дети выходят. Ей, наверно, и самой было приятно – мне было бы, только никто из братьев меня об этом не просил.

– Женщина, в этой жизни нет такого, что не было бы тебе приятно.

Я подумала.

– Пожалуй, что и так, Брайан. Иногда бывает грустно, но вообще-то мне прекрасно живется. Даже мистер Бронсон доставляет мне больше радости, чем грусти… потому что я могу рассказать о нем своему любимому мужу, который за это не перестанет меня любить.

– Хочешь, я скажу Айре, чтобы снизил бдительность? Чтобы смотрел на тебя сквозь пальцы, как смотрел бы я?

– Давай подождем, пока ты не дашь оценку мистеру Бронсону. Если ты его одобришь, я мигом скину штанишки. А если нет, буду и дальше разыгрывать весталку. Я тебе уже говорила – у меня голова идет кругом, и я не способна рассуждать. Тут нужно твое трезвое суждение.

Во вторник и "Пост" и "Стар" сообщили, что президент Вильсон обратился к конгрессу с посланием, предлагая объявить, что США и Германская империя находятся в состоянии войны. В среду мы ожидали, что на улице вот-вот закричат "экстренный выпуск" или что зазвонит телефон, но ни того ни другого не случилось. Детей мы отправили в школу, хотя им не хотелось идти, особенно Брайану младшему. Вудро был совершенно невыносим я еле сдерживалась, чтобы не лупить его беспрерывно.