В далеком прошлом по широкому пирсу, вероятно, сновали автомашины, однако теперь я не отважился бы прокатиться по сгнившим, расшатавшимся доскам даже на легком спортивном велосипеде.
Стоявшие у берега лодки, упомянутые ранее Салли, сделались главным предметом моего внимания. Неуклюжие, уродливые корытца: одно из них было просто гнилой, по чистому чуду не тонувшей скорлупкой, лишенной и мотора, и весел, а другое обладало подобием двигателя, но тот явно обретался в капитальном ремонте и разобран был чуть ли не на винтики. Прекрасно. Получается, преследовать Салли в быстроходной посудине просто не смогут. Ребятам останется лишь нажимать гашетки и целиться получше, но подобная сволочь, как правило, целится очень скверно. Оттого и предпочитает пистолеты-пулеметы, используя автоматическое оружие, как баллончик аэрозоля. Вдобавок, подымать стрельбу в относительно тихой бухте рискнут не сразу. А кроме того, и в сидящую на воде утку попасть нелегко, в плывущего же человека — подавно.
Утешаясь этими зыбкими доводами, я плелся по железной палубе.
Салли весьма впечатляюще захныкала от боли и страха, получив положенный удар стволом от собственного конвоира. Похоже, среди бойцов ПНП профессиональный — прошу прощения, чисто любительский! — идиотизм приобрел свойство эпидемии. При дневном свете китаянка являла зрелище жалкое и удручающее. Перепуганная, перепачканная мордашка, изгаженная пятнами ржавчины одежда... Минуя надстройку и покосившись на застекленное окно, я убедился, что выгляжу еще краше: ни дать, ни взять, выдержанный в сырой могиле, а потом эксгумированный труп. Бледная как мел физиономия, пиджак и рубаха облеплены запекшейся и засохшей кровью. Грязищи и ржавчины покорный слуга волок на себе чуть ли не больше, нежели сама несравненная в этом отношении Салли.
Превосходно. Чем более жалкими покажутся пленники, тем более недооценят их — а сие может и ко спасению послужить...
Но проблеск внезапной надежды угас так же быстро, как и возник. Покорный слуга безрассудно предположил, будто следующее действие примутся разыгрывать в надстройке, предоставляя Салли отличную возможность вышибить раму и метнуться в реку. При незначительных отвлекающих маневрах с моей стороны, разумеется.
Вместо этого нас препроводили в подобие камбуза — по крайней мере, там обретались плита, холодильник и мойка, — где указали новый люк в полу. Крышку откинули загодя, лестница, в точности схожая с той, по которой мы только что подымались, уводила вниз, во внутренности окаянной баржи.
— Я посторожу здесь, — объявил Прево, — а ты, Мэнни, спускайся и крикни, когда приготовишься.
Салли и покорный слуга недвижно замерли под прицелом Прево. Маленький, жилистый, очень плохо выбритый Мэнни юркнул в люк. Автомат он предварительно положил у закраины (кажется, такие обрамляющие выступы именуют комингсами), до пояса исчез в квадратном отверстии, поднял оружие и пропал уже полностью. Полминуты спустя раздался приглушенный крик:
— Я готов! Жак велит отправить мужчину первым!
Прево повел стволом. Осторожно шагнув, я повернулся к люку спиной, стал на колени, принялся нашаривать ботинком первую металлическую перекладину. И даже не смотрел на Салли. Девушка была и смелой, и сообразительной, не следовало метать ей красноречивых взглядов под недремлющим оком Прево.
Если мы очутимся в трюме — пиши пропало: оттуда уже не вырвешься. А отсюда, из камбуза, было вполне возможно удрать. И покорный слуга медлил в дурацком люке, точно царь Леонид в Фермопильском проходе, позволяя союзникам собрать силы и приступить к действиям...
И продолжал бестолково шарить ногой, надеясь, что Прево потеряет терпение, приблизится и даст возможность свалить его с ног восхитительным, чрезвычайно действенным способом, который заботливо подсказала вернувшаяся память. Салли выскочит вон и, я надеялся, не станет оборачиваться. Особо созерцать будет нечего, кроме героического и весьма дырявого Мэтта Хелма, заботливо и основательно осыпаемого девятимиллиметровыми пулями снизу и сверху. Ноги Прево шевельнулись...
— Пожалуйста, мистер Хелм, ведите себя с предельным благоразумием.
Этот голос я узнал бы из тысячи. Я посмотрел на дверной проем и увидел маленького пухлого человечка. Наблюдателя, Генриха Глока, он же Гейни-Хлоп, он же Иоанн Овидий. На сгибе его руки небрежно покоился полуавтоматический магазинный дробовик двенадцатого калибра. Наверняка заряженный картечью номер один. Можно броситься врукопашную против автоматчика, сохраняя зыбкую надежду победить, но субъекта с охотничьим ружьем лучше не трогать. Верная смерть на расстоянии до сорока ярдов. Шестнадцать свинцовых кругляшей, одновременно вылетающих плотным «снопом»...
Несколько мгновений покорный слуга провел, уставясь на Овидия. Безукоризненный темный костюм, шляпа с полями, круглые очки в золотой оправе, безобидное луноподобное лицо. Просто провинциальный счетовод! Неведомо зачем таскающий внушительную дробовую пушку... Генрих Глок выглядел бы почти забавно, если бы не глаза: уверенные, холодные, внимательные.
Я смотрел на Гейни-Хлопа, но видел окровавленную, простертую фигурку в розовом пеньюаре. Я велел себе не валять вопиющего дурака, ибо личная ненависть, как любил говаривать Мак, в нашем деле не учитывается, и утолять ее возбраняется. Просто возник новый вооруженный противник, подлежащий скорейшему выведению из строя... Отставить, агент Эрик! Прекратить! Кем вы себя возомнили? Ишь, карающий ангел отыскался!
Вопреки всем попыткам обуздать чувства, я ощутил прилив неукротимой, бешеной ярости. Именно той, что побудила меня заняться метанием ножей в далекой полутемной кухне. Это было скверно, хуже некуда. Забудь хорошенькую невесту в розовом! Потом оплачешь! Сейчас нужно заботиться о хорошенькой и очень перепачканной китаянке, родившейся на Гавайях. Дать ей улизнуть...
А вот о последнем теперь и мечтать не следовало. Даже предположив немыслимое, даже допустив, что я сумею оглушить Прево, откатиться от люка прежде, нежели выстрелит Мэнни, и завладеть автоматом, присутствие Глока разом решило бы все затруднения террористов. Бах! Клац! Бах! И кончено. Для меня и для Салли.
Гейни стоял небрежно и все-таки в полной боевой готовности. На эдаком расстоянии, при пальбе в упор, ему даже прикладываться не было резона, хотя природная добросовестность, вероятно, побудила бы Глока упереть пятку ружейного ложа в правое плечо... Овидий повернул голову, очки отразили свет, сделали круглое лицо непроницаемой маской. Маленький, почти безвольный рот раскрылся и заговорил.
— Весьма сожалею, мистер Хелм, что миссис Дэвидсон сочли необходимым устранить. Но мы ведь оба профессионалы, hein? И понимаем значение приказа. Теперь, пожалуйста, отправляйтесь вниз. Ибо сопротивляться, видите сами, бессмысленно.
Озадаченная тоном, которым Гейни произнес эту краткую тираду, Салли покосилась на меня. Я тоже был немного озадачен, однако не мог уразуметь, чем же именно. Прево почуял неладное и проворно отшагнул подальше.
— Хватит волынку тянуть! — заорал он. — Пошел вниз, пока сапогом не пособили!
Я тотчас нашарил нужную ступеньку, искомую дотоле в заведомо негожем месте. Утвердился на перекладине обеими ногами, осторожно глянул вниз. Крысоподобный Мэнни дожидался, задрав голову и скрежеща зубами от нетерпения.
Трюмный отсек отдаленно смахивал на охотничью хижину: мужское сборище, изобилие огнестрельных приспособлений, густая пелена табачного дыма. Хотя, судя по запаху, далеко не весь дым принадлежал к продуктам исключительно табачного сгорания. Марихуаной потягивало изрядно...
— Какого злопаскудного хрена? Голос был женским и тоже знакомым. По Киттиной кухне. Голова и плечи мои по-прежнему возвышались над закраиной люка, я поднял взор, увидел стоящую бок о бок с Гейни женщину в длиннейшей джинсовой юбке.
— Почему эти гребаные и ахнутые очутились на палубе? — со злостью осведомилась дама. — Белено же было: держать под замком, до назначенного часа! Черт, я не могу сойти с гребаной баржи даже на полчаса, не могу спокойно заложить гребучую бомбу! Тут же отыщется ходячий кусок дерьма, который от безделья подыхает и потому хреновину порет!
