Имя Константина упоминается в ”Повести временных лет” и в некоторых других кодексах [250, с. 49], но многие летописи называют вместо него императора Иоанна Цимисхия (Новгородская первая [441, с. 113—115], Устюжская [708, с. 25], Никоновская [440, с. 291, Тверская [660, с. 62], большинство московских сводов конца XV в. [336, с. 14; 337, с.169; 632, с.186; 633, с. 352], Никаноровская [434, с. 21], Троицкая [510, с. 82], Вологодско-Пермская [156, с. 18]). В действительности Иоанн Цимисхий вступил на престол после дворцового переворота в декабре 969 г., уже после смерти киевской княгини 11 июля того же года [250, с. 55—56].
Как видим, произошла очевидная и, возможно, сознательная ошибка. Трудно представить, чтобы ”цимисхиева” версия возникла случайно, как следствие недостаточной информированности летописцев. Позднейшим хронистам не было никакой необходимости фантазировать по поводу имени византийского правителя, поскольку оно зафиксировано в ”Повести временных лет”. Подтасовка имен, вне сомнения, была необходима самим летописцам (или их заказчикам), то есть вызвана какими-то соображениями идеологического плана. Крещение Ольги требовалось передвинуть на более позднее время, чем это было в действительности, следовательно, ”поправка” носит отнюдь не невинный характер.
Еще больше путаницы с личностью патриарха, который будто бы осуществил акт крещения Ольги. Греческие хронисты (Скилица-Кедрин, Зонара) утверждают, что киевская княгина посетила Константинополь в понтификат Феофилакта [Scyl., II, 329; Zon., III, 194], сына Романа Лакапина, который занимал кафедру с 933 по 956 г., после чего его сменил энергичный и решительный Полиевкт. ”Повесть временных лет” имя патриарха не называет, ограничиваясь только титулом. Однако в других кодексах находим имена Феофилакта, Полиевкта, Скомодрена — современника Иоанна Цимисхия, и даже Фотия, который умер более чем за полстолетие до Ольги. Понятно, что и в этом сюжете летописная традиция деформирована, отражая бесцеремонное редакторское вмешательство.
Также неопределенна и летописная дата. ”Повесть временных лет” относит путешествие Ольги в Константинополь, а ее крещение к 955 г. (6443 по византийскому летоисчислению) [250, с. 49—52]. В агиографических произведениях эта же хронология подана иначе: киевская княгиня жила в христианстве 15 лет [180, с. 242]. Умерла она 11 июля 969 г. — в конце сентябрьского или начале мартовского 6 377 г. Это означает, что крещение ее приходится на 6 443 г. Речь идет, таким образом, о хронологическом диапазоне от сентября 954 до марта 956 г.
Летописная дата попадает в этот интервал, но тем не менее должна быть решительно отброшена. Константин Багрянородный, описывая прием киевской княгини в константинопольском дворце, не называет год, но указывает точные числа и дни недели. Первое посещение Ольгой императорского дворца состоялось в среду 9 сентября, второе — в воскресенье 18 октября [Const. Porph. De Cer., II, 15]. Такое совпадение астрономических дат с днями недели было в 957 г., поэтому в литературе до последнего времени путешествие Ольги относилось именно к этому году [190, с. 365; 333, с. 222; 466, с. 66]. Дискуссионным оставался вопрос: была ли она в то время христианкой и не следует ли, признавая датой путешествия 957 г., признать летописную дату крещения 955 г.?
Характерной чертой всех древнерусских источников (и летописных, и агиографических) является то, что они единодушно связывают крещение киевской княгини с ее пребыванием в Константинополе. Мысль, что крещение осуществил сам патриарх, очевидно, импонировала киевским книжникам. Однако именно этот тезис вызывает серьезные возражения. Действительно, 955 г. не мог быть годом путешествия Ольги, но мог быть годом ее крещения (тогда патриарший престол занимал Феофилакт). В таком случае оба события — посещение Царьграда и крещение — придется решительно размежевать.
Действительно, Константин Багрянородный ни единым словом не упоминает акт крещения киевской княгини, который будто бы состоялся при его дворе и при его непосредственном участии. Это кажется абсолютно невозможным, если бы версия летописи об императоре как крестном отце Ольги имела какой-либо смысл. Поэтому большинство исследователей считает красноречивое молчание венценосного писателя решающим аргументом против традиционного взгляда. По их мнению, Ольга крестилась в Киеве и в императорский дворец прибыла уже христианкой.
Правда, в литературе допускалась мысль, что этот акт просто вышел за рамки темы: Константин якобы рассказывал о дворцовых церемониях и ни о чем более [333, с. 238; 576, с. 284]. Но крещение также является церемонией, к тому же более важной с позиций средневекового мировоззрения. Трудно представить, чтобы император не отметил хотя бы коротко такой выдающийся акт. Тем более что для его осуществления был необходим еще один, третий визит княгини во Влахернскую церковь.
Решающее значение имеет тот факт, что в состав свиты киевской княгини во время ее приема в константинопольском дворце-входил священник (поп — ?????) Григорий [Const. Porph. De Cer., II, 15]. Опровергнуть значение этого свидетельства пока еще никому не удалось. Высказывалось, например, предположение, что этот пресвитер был переводчиком [381, с. 238], но оно не выдерживает критики: переводчики в списке лиц из свиты княгини упомянуты отдельно. Другие исследователи высказывали мысль, что Григорий принадлежал к константинопольскому клиру [13, с. 299—300], но Порфирогенет называет пресвитера среди особ, прибывших вместе с Ольгой из Киева, входивших в ее окружение и вместе с ней получивших императорские подарки.
Понятно, что княгиню-язычницу христианский священник не мог сопровождать, даже если бы его роль имела сугубо практический характер. Следовательно, не подлежит сомнению, что Ольга стала христианкой еще до прибытия в византийскую столицу. Когда же состоялось ее крещение реально? Считаем, что на этот вопрос можно дать вполне определенный ответ, примиряющий, казалось бы, безнадежно противоречивые свидетельства.
Ключевым источником выступает современная Ольге западноевропейская хроника так называемого Продолжателя Регинона [Cont. Reg., р. 624—625]. Ее автором принято считать Адальберта из Трира, который посетил Киев в 961 г. и поэтому был лично знаком с Ольгой. Речь идет о свидетельстве прекрасно информированного человека, не имевшего никаких оснований сообщать заведомо лживые сведения. Рассказывая о русском посольстве к немецкому королю Оттону I в 959 г., Продолжатель пишет, что крещение киевской княгини произошло в Константинополе при императоре Романе [Cont. Reg., р. 624]. Исследователи, обращавшие внимание на это сообщение [333, с. 229; 460], полагали, что речь идет о Романе II, сыне Константина Багрянородного. В 957 г. он стал соправителем отца, а после его смерти в 959 г. — единоличным правителем. Отсюда получается, что Ольга крестилась или во время константинопольского путешествия в 957 г. или еще позднее — в 958—959 гг., но ни в коем случае не ранее.
Считаем, что немецкий хронист имел в виду Романа I Лакапина — одного из выдающихся деятелей на цареградском престоле. Однако эта гипотеза влечет за собой головоломный пересмотр устоявшихся представлений. Придя к власти, Роман I отстранил от нее законного наследника престола Константина VII, хотя формально считался его соправителем. Таким образом, период этого дуумвирата с определенным основанием можно назвать и временем Романа, и временем Константина. Немецкий хронист отдал предпочтение фактической стороне дела, византийская и древнерусская традиции следовали за формальной.
16 декабря 944 г. Роман Лакапин был свергнут с престола собственными сыновьями и заключен в монастырь. Таким образом, если Ольга крестилась во времена его правления, то еще при жизни Игоря. Это коренным образом меняет дело, снимая кажущиеся противоречия и недоразумения. В то же время возникает другая важная проблема — о природе отмеченного выше христианофильства первого Рюриковича на киевском престоле. Постановка этого вопроса может показаться рискованной, так как отсутствие источников неминуемо делает какие-либо выводы умозрительными. Отдавая должное проблематичности, позволим высказать предположение: не был ли Игорь в конце жизни не ”внутренним”, а настоящим христианином? Трудно представить, чтобы Ольга, еще не будучи вдовой, могла креститься без согласия своего мужа. Более того, вообще единоличное крещение в подобных обстоятельствах представляется более чем сомнительным.
