Кто ни с кем не расставался, тот с кем-то расстанется. Хорошее ли дело расставание? А ничего плохого. Мальчик Моррис, чумазый машинист, сказал:

– Похоже, что трудно мне расстаться с девочкой Хетти.

Хромоножка девочка Хетти сказала:

– Похоже, что трудно расстаться мне с мальчиком Моррисом.

А мистер Филин, тот посмеялся:

– Ну, так и быть вам вместе до гроба.

Вот вам и сказка, сказочка…

Тащимся еле-еле к Чилокчо. И погода, смотрю, поскучнела. Искры из трубы не сыплют, с солнцем не играют в мигалки. Тут и солнце захандрило. Залезло сначала в дымку, а потом и вовсе пропало. Небо спустилось пониже, и дождь закрапал. Месяц его не было, этого дождя. Вот чудо-то из чудес. Уж не нас ли начинают оплакивать ангелы?

Я сообщил Моррису эту мысль. Тот сплюнул в окошко. Потом застеснялся Хетти, выпрыгнул из будки, пробежал рядом с «Пегасом». А там и вовсе пешком пошел. Подъем начался, забуксовал проклятый кофейник Гранта. Нет, видно, гибель наша близка. Хоть бы лопнула кишка в черном пузе «Страшилы»!

– Хетти, – сказал я, – мой совет: выходи в Чилокчо. Вернешься домой на пассажирском, никто и не узнает, что с нами была.

– А я записку оставила, – говорит она.

– Какую записку?

– Что с Моррисом уезжаю.

– Да ты что? – кричу.

Вот, значит, почему так рано хватились. Видно, Мари записку увидела, показала генералу. Тот на станцию, а там Кузнечик все рассказал. Должно быть, рассмотрел черных в вагоне. Или унюхал. Всегда он хвалился, что нос у него как у собаки.

– Хетти, – говорю, – сходи в Чилокчо.

Тут Моррис прыгает в будку. На глазах Хетти слезы. Моррис ко мне, да чуть не в драку. Руки трясутся, губы прыгают.

– Не трогай ее! Она со мной. Не трогай!

Сумасшедшие. Но вот Чилокчо. Неужто дотянем? Вырвемся из бутылки с пробкой в виде товарняка? Вырвались. Товарный отвалил на второй путь. Мы придержали «Пегаса», вернули стрелку на место и, не спрашивая никого, прошли насквозь зону станции. Но если бы одни!

С утробным ревом, качаясь на стрелках, похожий на громадного паука, выпрыгнул из кизиловой рощи «Страшила». Мы набирали ход, а он сокращал разделявшие нас футы. Моррис плавно открыл регулятор, и мрачная усмешка покривила его губы. Быть может, он сказал себе: «Попробуй догони, Кузнечик».

Есть гонки, где можно прийти грудь в грудь и разделить первый приз. Даже на реке можно вровень достичь пристани. Но в нашей гонке победит один.

От Чилокчо и началось. Между нами было не больше пятисот футов, они даже пальнули раза два. Но с каждым оборотом колес мы увеличивали разрыв. Впрочем, что можно выиграть на оставшихся милях? Допустим, «Пегас» выжмет все шестьдесят, «Страшила» – не меньше сорока пяти. Это значит, у Стены Призраков мы окажемся минут на десять раньше. И выгрузиться толком не хватит, не то что уйти в горы. Да и трудно надеяться, что до самого Каньона нам откроют семафоры.

– Рельсы бросайте! – кричит Моррис.

Дэн лезет через тендер в вагончик, и скоро оттуда через заднюю дверь на путь начинают лететь шпалы, прихваченные с Дровяного полустанка. Они бросают их неумело. Шпалы подпрыгивают и скатываются под откос. Какая-то застревает между рельсами, но это не помеха «Страшиле». Надо, чтобы преграда легла поперек, да и то это лишь слегка пригасит его скорость. Кузнечик Джеф умелый машинист, видел он и не такие завалы.

Проходит несколько минут, и на рельсы грохается целое сооружение, рельсы и шпалы, связанные в виде каракатицы. Это уже получше. Преследователи отвечают залпом из ружей. Но куда там попасть! Даже посвиста пуль не слышно.

Придется «Страшиле» поскрести носом землю. Он замедляет ход, останавливается, мы теряем его из виду, потому что входим в поворот. Только бы не уткнуться в новую «баржу», только бы проскочить Желтый Сад!

Появляется распаленный Дэн.

– Как мы его? Моррис, успеем сжечь мост?

– Не знаю, – цедит тот сквозь зубы.

– Сколько выигрываем?

– Милю-полторы.

Сзади нас отчаянным басом орет «Страшила». Орет и орет. Так же он будет орать на подходе к Желтому Саду, надеясь, что кто-нибудь с перепугу закроет нам путь.

– Втравили ребят, – говорит Моррис.

– Что?

– Втравили! – кричит он.

Кого втравили? Ах, негров. Арш-Марион. Да, видно, несладко им сейчас.

Внезапно Моррис закрывает регулятор, дает контрпар. Мы резко тормозим. Что такое?

– Давай кувалду! – кричит Моррис.

Перед нами маленький полустанок. Моррис выскакивает с тяжелой кувалдой, бежит назад к стрелке, переводит ее и начинает остервенело лупить кувалдой по рычагам. Я сразу понимаю: хочет загнать «Страшилу» на запасной и заклинить стрелку.

Он бьет кувалдой, а я держу руку на регуляторе. Когда он вскакивает в будку, даю пар. Срываемся с места, если так можно сказать о резком толчке машины.

Пошли. Где там «Страшила»? Да вот он. Страшно коптит небо, несется. Уходим, уходим. Он приближается, там радостно вопят и вдруг, к своему удивлению, рывком отбрасываются в сторону, на запасной путь. Попались, голубчики!

– Догони! – кричит Моррис, высунувшись из будки.

Вот где мы выиграем не милю и не две, а может, все пять. С этой минуты начинает везти. Проскакиваем Желтый Сад и видим, как сразу за нами главный путь занимает маневровый. Еще подарочек!

– Давай мост! – кричит Дэн.

Моррис соображает. Миль через пять после Желтого Сада грохочем по маленькому мосту и останавливаемся. Если успеем сжечь мост, победа в кармане. На дорожку мы запаслись соломой и керосином.

– Эх, пороху бы кварту-другую! – говорит Дэн.

Выскакиваем. Начинаем бестолково обкладывать деревянные стойки соломой и поливать керосином. Дэн суетится, перетаскивает солому с места на место.

Дождь моросит. Дерево мокрое, какое-то задубелое до черноты, чем-то пропитанное. Громадные скобы стягивают мудреную конструкцию моста.

– Зажигай! – кричит Дэн тоном заправского фейерверкера.

Зажигаем. Солома весело вспыхивает. Бежим к «Пегасу». Негры радостно потирают руки. Ждем, когда разгорится. Надо же убедиться, что мосту конец.

Полыхает вовсю. Мы ждем. С той стороны яростный рев «Страшилы» извещает, что он выпутался из объятий полустанка. Что ни говори, а противник идет хорошо.

Мы отъезжаем подальше и смотрим. «Страшила» тормозит. Но что-то огня стало поменьше, только дым вовсю.

– Надо сматываться, – нервно говорит Моррис.

Мы набираем ход и вдруг видим, что доблестный «Страшила» медленно двинулся на горящий мост.

– Ах, черт! – восклицает Моррис.

Видно, что вся толпа осталась на том берегу. Только один паровоз в клубах дыма и угасающем пламени ползет по мосту.

– Гаснет! – кричит Дэн.

Больше наблюдать некогда. Даем деру, Ай да герой Кузнечик! Быстрее, быстрей! Пока переползет «Страшила», пока переберутся плантаторы, успеем немного оторваться. Но ясно, что затея с мостом не получилась.

Здесь началась «пика», и Моррис выжал не меньше семидесяти миль. Вот где «Пегас» показал, на что он способен. Мы шли, что называется, «собачьим галопом», той бешеной скоростью, когда машину, а особенно вагоны, резко мотает из стороны в сторону и кажется, вот-вот вылетишь из колеи.

С мостом не вышло, что еще? Больше ничего нет в запасе. Вся надежда на судьбу и на «Пегаса». А он гнал вперед всей восьмеркой колес, и, если бы смог оторваться от земли, он взмыл бы над Красным Каньоном и плавно перенес нас в Альбертвилл. Да нет, почему в Альбертвилл? Над всей Америкой, над всей Америкой пролетели бы мы с легким вагончиком, и изумленные северяне, пыхая сигарами и сплевывая, спросили бы друг у друга, что за компания возит по воздуху.

О Пегас! Зачем отливать твое имя на медной табличке, зачем преображать ноги в колеса, а крылья в фонтаны пара? Я все равно узнаю тебя, белый конь сына Золотого Дождя. Когда ты вознесся на гору Геликон и ударил звонким копытом, зажурчал чистый ручей, и поэты черпали оттуда свое вдохновение. Когда я увидел твое имя на медной табличке, в моей голове брызнула родниковая струя. Я почувствовал озарение, я взглянул на звезды и понял, что наша жизнь тоже легенда. Неужто эту легенду растопчут сейчас черные катки «Страшилы»? Неужто пьяные плантаторы наведут на нас ружья и огненный залп вдребезги разнесет хрупкое тело нашей мечты?..