Однако теперь Жан впервые видел, как Тагай колеблется.

Жан вмешался, прервав затянувшуюся паузу:

— Возможно, моему другу следует подумать еще немного. Вы позволите, капитан?

Улыбка Ферро немного поблекла.

— Я буду здесь, господа. Но не предавайтесь раздумьям слишком долго. Рыбацкий флот отплывает завтра, и нам нужно уплыть с ним, так ведь?

Снова начался дождь, принесенный с моря резким ветром. Спутники плотнее завернулись в плащи и сблизили головы, чтобы поговорить.

— Ты сомневаешься, Тагай? — спросила Анна.

— Не знаю почему. — Он пожал плечами. — Этот обещал мне исполнение всех моих желаний, тогда как тот говорит, будто это почти невозможно. И все же… — Тагай посмотрел в сторону моря. — Мне кажется, что нам нужно еще раз поговорить с тем, другим.

Они нашли Жаке, как и в первый раз, на его каравелле, которая казалась еще меньше теперь, когда качалась на иссеченных дождем волнах, словно пробка в бочонке кислого вина. Ей совершенно не подходило ее название — «Морское перо», написанное синими буквами на корме. Жаке сидел на высокой корме, быстро пропуская сети сквозь пальцы, чтобы отыскать в них прорехи. Деловито снующая игла чинила их. Фигурой он походил на собственный корабль: в ширину и высоту почти такой же, как и в длину. Стекавший по нему дождь оставался без внимания.

Услышав о Ферро, он только хмыкнул.

— Ну вот видите. — Капитан умело сплюнул через борт, воспользовавшись порывом ветра. — Желаю вам приятного плавания.

— Вы ведь не думаете, что все пройдет так легко, как он говорит? — спросил Жан.

Ответа не было так долго, что они уже почти перестали его ждать.

— Легко? Угу, ужас как легко. Вы проплываете тысячу лиг по самым большим морям, какие только знают люди. Если вам повезло, то спустя недель пять вы видите какую-то землю. Может, вы ее узнаете, но скорее всего — нет, и вот вы еще целую неделю плаваете вдоль нее и ищете место, где бы можно было пристать и где нашлась бы пресная вода. — Старый капитан подался вперед и снова сплюнул. — И это — когда вы только добрались до Индий. Потом, может, у вас остались силы, чтобы рыбачить, а лов там хороший, учтите. Поэтому вы туда и плывете. Рыбы так и толкаются в корму, сами прыгают в сети. Так что вы месяц работаете день и ночь, а потом плывете домой, пока не начались осенние штормы. Этот Ферро, — новый плевок, — он сказал вам, как далеко от места прибытия лежит то место, которое вы ищете? Стадакона?

Они дружно покачали головой. Жаке издал какой-то булькающий звук, который можно было бы счесть смехом.

— Не удивляюсь. Насколько я вспоминаю, он почти все время провел в трюме — притворялся, будто у него цинга.

Жаке в первый раз посмотрел прямо на своих собеседников.

— А когда вы там окажетесь… Знаете, не случайно ведь никто не заходил так далеко по реке Святого Лаврентия уже лет двенадцать, а то и больше.

Он встал, шагнул к Тагаю и всмотрелся в его лицо.

— Значит, ты из них, да? Порой я гадал, что стало с теми дикарями, которых мы привезли оттуда. Ты такой же уродливый, какими я их помню. — Он поцыкал зубами, не отрывая взгляда от Тагая. — И тебе хочется вернуться домой?

— Да.

— В твоих щегольских кружевах, — фыркнул он, — с твоей туалетной водой и ухоженными волосами? Думаешь, ты продержишься там хоть минуту, пока тебя не разденут и не подвесят над костром на ужин какому-нибудь дикарю? Тагай ответил ровным голосом:

— Какой бы ни была моя судьба, но она ждет меня там.

— Ах, судьба! Вот как?

Маленькие глазки на обветренном лице сощурились. В полном молчании капитан рассматривал Тагая целую минуту, а ответный взгляд Тагая не дрогнул ни на мгновение. Наконец Жаке снова вернулся на свое место на палубе и принялся проверять сети. Снова наступило молчание: они смотрели, как капитан работает.

— Сколько Ферро запросил?

Тагай ему ответил. Жаке снова презрительно хохотнул.

— Я возьму половину: моему гробу золотая подкладка не нужна. Половину этих денег оставите у моей жены, а вторую — у владельца постоялого двора «Баклан», чтобы заплатить семьям команды, если мы не вернемся. Для них это хорошие деньги, но они их отработают сполна, потому что я возьму меньше матросов, чтобы осталось место для вас. И по дороге назад у нас может не остаться времени на лов, так что доход мы получим только от мехов, которые сможем выменять у дикарей. Вы оба возьмете собственные припасы и будете работать на парусах и помпах, если понадобится. И вообще, пока мы в море, вы будете выполнять все мои приказы. Согласны?

Жан посмотрел на Тагая. Той неуверенности, что молодой человек выказал на постоялом дворе, теперь не было и в помине.

— Согласны.

— Тогда идите. Рядом с «Бакланом» есть бакалейщик, он скажет, что вам понадобится. Больше не берите: на каравелле нет места. И послушайте моего совета: попрощайтесь со своей леди на постоялом дворе. Труднее уплывать, когда они воют на причале.

Пока Тагай вел переговоры, Анна стояла рядом с отцом. Сейчас она шагнула вперед.

— Капитан, вы не поняли. Мы покупаем проезд для всех нас.

Игла вонзилась в палец капитана. Жаке чертыхнулся и начал его сосать.

— Я думал, это для двух господ. Женщина на корабле — к несчастью.

— И все же…

— Я не могу это сделать. Команда такого не любит. Они из-за этого… Я нанимаю людей бывалых, сударыня. Вы не привыкли к таким манерам.

Анна наклонилась, заставляя капитана посмотреть на нее.

— Вы обо мне ничего не знаете, капитан. Не знаете, к чему я привыкла. Я всю жизнь жила среди бывалых мужчин, да и семья у нас бывалая.

Она сжала локоть отца. Жаке начал колебаться. Жан добавил:

— И у нее есть дар целителя. Лучшего лекаря, чем моя дочь, я не встречал.

Жаке посмотрел на них обоих, а потом перевел взгляд на бесстрастного Тагая. Капитан еще раз пососал палец и нагнулся за иглой.

— Десять склянок завтрашним утром. За час до прилива, и ни минутой позже. Мой первый приказ.

— Мы выполним его, как и все остальные.

Они повернулись и по веревочной лестнице спустились на причал.

Два часа были потрачены на сборы, еще два они провели за трапезой. Все трое хорошо поели и выпили. Это был их последний ужин на суше. Они почти не разговаривали. На свои деньги они заказали в «Баклане» все самое лучшее и взяли комнату наверху, которую им ни с кем не приходилось делить. Застелив матрасы плащами, они легли: мужчины по краям, Анна — между ними. Вскоре девушка и Тагай уже спали.

Хотя Жан устал не меньше их обоих, хотя на его теле ныли все ушибы, полученные в карете на ухабистой дороге, ему никак не удавалось вкусить желанного отдыха. Он лежал и слушал, как ветер воет в гавани, замечал, как постепенно стихает волна, видел, как луна танцует среди рваных облаков, пока ее круглый с одной стороны бок не изгнал тучи с небосклона — и тогда она осталась в серебряном одиночестве. Половинка луны наполняла комнату ярким светом. Какое-то время Жан рассматривал лицо лунной девушки, которую всю свою жизнь видел на лунном круге, а потом повернулся к той девушке, что спала подле него.

Анна лежала, свернувшись калачиком, спиной к Тагаю, подложив под щеку его руку. Губы у нее приоткрылись, дыхание было спокойным. Жану вспомнилось, как он наблюдал за ее сном, когда она была малышкой, дивясь чуду своего первого ребенка. Ощущение этого чуда по-прежнему оставалось с ним. И благодаря тому, как преобразили ее лицо свет и тени лунных лучей, он различил то, что всегда любил в этом облике, — воспоминание о ее матери. Бекк было столько же лет, сколько теперь Анне, когда они впервые были вместе на сосновых иглах под лучами луны, на темно-коричневой земле у разваливающейся стены.

— Бекк! — прошептал Жан.

Звук его голоса заставил Анну пошевелиться, но не разбудил. Она снова повернулась, даже во сне стараясь не потревожить свою ушибленную и закрепленную на шине руку. В серебряном свете присутствовало еще нечто — некая форма, таившаяся в складках ее платья. Очень необычная, если присмотреться повнимательнее: как будто рука, но ткань приподнимается не на пяти, а на шести кончиках. Теперь это были только кости, но, закрывая глаза на реальность, Жан мог снова увидеть, какой она была прежде. Та рука, которую королева, Анна Болейн Английская, положила ему на плечо, смеясь над его изумлением. Рука, которую он отрубил ей одновременно с головой. Рука, которую у него украли на перекрестке в долине Луары и которая вернулась к нему на том же перекрестке после пережитых трудностей и ужасов. Она была возвращена и похоронена при священном свете полной луны во исполнение клятвы.