Чем ниже, тем более душным и спертым становился воздух, под ногами местами хлюпало, то и дело попадались камни. Насколько понимал Реймонд, рудокопы просто рубили гору, следуя за жилой с железной рудой, не слишком думая о направлениях и последствиях. Можно было не сомневаться: будь здесь дед, он бы тут же прибег к геомантии, сгладил стены, укрепил потолки, выровнял пол и в целом проверил скалу, не собирается ли осесть?

Реймонд ничего не мог поделать, только шагать с невозмутимо-задумчивым видом, словно так и надо. Пока что работало, никто не рисковал тревожить магистра. Но Реймонд не мог избавиться от мыслей, что его хитрый план — притвориться дедом — может рухнуть в любой момент. Достаточно будет просьбы продемонстрировать что-то из геомантии или метеомагии… и всё. Красивой иллюзией дождя можно ещё как-то обмануть толпу, если придать каплям телесности, вещественности — тот же трюк, который Реймонд использовал в образе деда — но почву и растения так не обманешь. Или попросит король проделать туннель, что тогда? Не будешь же постоянно отказываться, тем более что дед практически никогда не отказывался, помогал, переделывал, работал магией, и это было одной из причин, почему прогресс в Перпетолисе в последние годы прямо рванул в гору. Дороги, связность, товарооборот, что-то такое им объясняли в Вагранте, жаль только, что Реймонд не помнил деталей.

Отсюда получалось, что отказать королю он сможет один раз, максимум два, а потом всё. К тому же, если отказываться, не будет денег, а не будет денег ― не будет и сокровищницы деда. Тогда получалось, что на полученные от заказов деньги нужно будет прикупить что-то из магии или самому сделать подстраховку, если придётся продемонстрировать умения деда. И заготовить пару отмазок.

Придя к этой мысли, Реймонд окончательно повеселел и воспрянул духом.

― Магистр!

Он оглянулся. Парнис оседал, держась за сердце. Стоило бы удивиться, как старый маг столько продержался, но Реймонд знал, насколько нечеловечески упрямы и упёрты могли быть горцы, когда вбивали себе что-то в голову. Или когда речь шла о чести клана, например.

― Наверх его! — моментально распорядился Реймонд. — Несите и охраняйте, я сам здесь осмотрюсь!

«Вот она — сила репутации», ― в тысячный уже наверное раз подумал он, когда Макраниши просто, без возражений, подхватили Парниса и потащили обратно. Не исключено, что свою роль сыграл и страх перед подземельями с грых-шатуном, да только кто ж признается вслух в таком? До самой смерти не отмоешься, брякнувшему такое только уезжать прочь, и то горцы-наемники служили повсюду, так что даже на чужбине можно было остаться с замаранной репутацией.

По всему выходило, что поддерживать образ и репутацию деда выгодно и прибыльно. Сам он, как Реймонд Хатчет, и за сотню лет не добьётся того, что в образе Агостона можно было провернуть за год. Реймонд, перехватив потрескивающий факел удобнее, направился не вниз, к затопленным крепям, а влево, туда, откуда доносились голоса рудокопов.

― Я те грю, лжа всё! — доносился хриплый, свистящий голос.

― Каму ж ишшо тады бувать? — отозвался другой, басовитый голос.

Слова перемежались ударами о камень, треском и гулом.

― А мальчик-с-кайлом? — возразил хриплый.

― Та тю, он жы ложными жилами манит! А у ентих стражей жавоты хтой-та выгрыз!

― Скальная лисица!

Реймонд остановился, прислушиваясь. Похоже, речь шла как раз о нападении на Парниса.

― С ними мах был! Мах!

― Да старый Парнис себе грыжу вылечить не может!

― На то уважаемая Светла есь! А Парнис хоры изнутрии чуят!

― Чёж он грых-шатуна не учуял, а? А? Вот то-то же! И Хатчет здеся ничего не найдет!

Реймонд, уже собиравшийся выйти из-за угла, замер. Нет, он знал, что слухи в горах разносятся быстрее всякой магии, но чтобы настолько?

― Махистр Хатчет махуч, маю жинку хах-то спас, — прогудел бас.

― Да ятегрю, нету тут грыха! Соседний кынязь воду мутит, зуб даю! А то и сам кароль!

Не то чтобы Реймонд сильно удивился. В Вагранте горожане, подвыпив, тоже смело брались рассуждать о политике, вершить судьбы страны, давать советы чужим королям (своему опасно: могут и оскорбление усмотреть), а также рассуждать о прошлом и как надо было правильно всё сделать тогда. Но так как слова рудокопов пересекались отчасти с мыслями Реймонда, он продолжал стоять и слушать.

― Каро-о-оль? — протянул бас. — Тя камнями по башке не стучало? Кароль он высоко! Сладка ест, вкусна пьёт, трахат кахо хочит, зачем яму мы?

― Да ты как дятё, — хохотнул хриплый. — Король на троне, как мы в забое, то ли затопит, то ли камень сядет, то ли какая-нибудь древняя хренотень из стены вылезет!

― Чо?

― Король, говорю, такой же князь, только денег больше! Хочет прижать всех остальных к ногтю и хрупнуть, как мелких блох! — заорал хриплый сердито.

― И чо?

― Даничо! Подослал пару людишек, изобразили шатуна, а наши же соседи взяли и побежали к нему, к королю!

― Маи саседи никуда не бяхут.

― Да тьфу ты. Горцы из нашей долины взяли и сбежали к королю, понял?

― Ну.

― Руду нагну! Людишки у короля, князь с одним кланом остался, теперь понял?

― Ну.

― Тьфу ты!

Они замолчали, тишину нарушало только хриплое дыхание и удары по камням. Реймонд стоял и обдумывал, пытаясь понять, чего он не знает об административном устройстве Перпетолиса. Король пытается подсидеть князей, те ― короля? Дед ни о чём таком не упоминал. Или это дела уже последних лет, пока Реймонд учился и развлекался в Вагранте?

Решившись, он шагнул из-за угла, нарочито громко скрежетнул факелом по выступу.

Он тут же пожалел о таком неосмотрительном поступке, но было уже поздно. Басовитый, в годах уже, слегка сгорбленный, шагнул навстречу, вскидывая кирку. Хриплый, достаточно ещё молодой, наоборот, взвизгнул и рванул куда-то прочь, в темноту штрека.

― Исыди! — рявкнул басовитый.

― Я не нецисть, цтобы исыдить, — ответил Реймонд, зажигая на руке магический светильник.

― М-махистр? — пробормотал басовитый, отступая и закрываясь киркой. — Т-та мы нячехо скушна в сабое…

Зрелище оправдывающегося и мямлящего горца вдвое старше его неожиданно смутило Реймонда.

― Спокойно, — сказал он, чуть выше вскидывая руку со светильником, — я просто проходил мимо.

Рудокоп был практически наг, если не считать набедренной повязки, а тело ― покрыто каменной и рудной крошкой, которую прочерчивали дорожки пота. То ещё зрелище, особенно в полутьме шахты. Реймонд воткнул факел в ближайшую щель в стене, сложил руки за спиной и посмотрел на басовитого.

― Простите, вы не могли бы позвать своего товарища? — невозмутимо спросил он. — Я мог бы доставить его магией, но боюсь, это перепугает его, а я хотел бы просто спокойно побеседовать.

― Д-да, канешна. Таронс! — рявкнул басовитый так, что Реймонд чуть не оглох. — Таронс, да не бойся ты! Его магичество поговорить хочет!

Он немного виновато посмотрел на Реймонда, хотел ещё раз закричать, но его опередили. Выкрик Таронса был коротким, оборвавшимся посредине, но при этом исполненным боли и ужаса. Не сговариваясь, басовитый рванул на помощь товарищу, Реймонд задержался на пару секунд, выдергивая факел.

― А-а-а-а-а-а-а! — прокатилось по шахте.

Бас сменился фальцетом, затем крик тоже оборвался. Реймонда спасла случайность: он метнул вперед иллюзию светильника и грых-шатун первой сожрал именно ее. Он был высок, почти до потолка пещеры, с когтей и клыков его капала кровь, в лапище виднелся кусок мяса. Так мог бы выглядеть медведь, состоящий из камня и отъевшийся на человечинке до невероятных размеров.

Реймонд был не робкого десятка, но тут у него кровь застыла в жилах. Грых-шатун чуть пригнулся, рванул вперёд и вбок, обходя Реймонда слева, и он резким выпадом ткнул факелом в морду магического зверя. Высветил каменную морду, кровавые следы и крошку, яростные глаза хищника и факел исчез в пасти грыха. Тем не менее Реймонд отыграл пару секунд, за которые вышел из ступора, а также сообразил, что сейчас ему предстоит сразиться за свою жизнь.