— Вы не должны говорить так много, иначе выздоровление затянется, а беглецы воспользуются этим временем, чтобы уехать так далеко, что уж придется отложить всякую надежду догнать их.

— Проклятая девчонка! — никак не мог успокоиться вахмистр. — Как провела меня!…

Этот разговор происходил в одной из комнат лазарета в бледе, куда в ночь бегства легионеров перенесли вахмистра. Рана его могла бы быть опасной, если бы природа не одарила его очень крепким организмом.

— Три недели полного покоя, — предписал доктор, поспешно вызванный Рибо, вернувшимся в комнату вахмистра после ухода Афзы. — Наложить повязку — вот и все. Такие люди выздоравливают и без помощи медика.

И действительно, вахмистр не умер, как опасался Рибо и другие, но к утру чувствовал себя гораздо лучше и начал быстро поправляться; медик бледа обнадеживал его, что он скоро станет на ноги.

— Рибо, — продолжал вахмистр, — ты действительно мне друг?

— Вы сомневаетесь? — ответил сержант с легким оттенком иронии, ускользнувшей от недальновидного солдата.

— Если так, садись на коня и отправляйся искать этого мошенника Бассо. Я не в силах дольше терпеть

— Где мне искать его?

— Где-нибудь да найдешь. Взводы спаги, которые я отправил на восток и на запад, уже все вернулись?

— Все, — ответил сержант.

— И не привезли никаких известий?

— Ровно никаких.

— Скачи на юг. Я уверен, что беглецы направились к югу, искать приюта у кабилов. Ты можешь встретить Бассо только в этом направлении. Ты должен привезти мне какое-нибудь известие, иначе я сам поеду.

— Вы хотите своей смерти?

— Не могу я оставаться здесь в бездействии. Рибо покрутил усы и спросил:

— А что, если Афза попадет в наши руки, вахмистр, вы ее расстреляете?

— Никогда. Она станет моей женой.

— А граф?

— Этого немедленно отправлю под трибунал вместе с чахоточным товарищем. Не беспокойся, рано или поздно они попадутся мне в руки. Поезжай же скорее, Рибо, и привези известие от Бассо. Я хочу знать, напал ли он, по крайней мере, на след.

— Повинуюсь

— Солнце только что зашло, ты великолепно проедешься по холодку. Тебе не страшны звери: ты ведь отличный стрелок. Хочешь взять нескольких спаги?

— Я предпочитаю ехать один. Спаги слишком много болтают, а когда я еду верхом, я не люблю говорить, люблю раздумывать про себя.

— Ну, делай как знаешь У тебя лошадь хорошая?

— Полукровная.

— Когда ты вернешься?

— Завтра к вечеру надеюсь привезти вам какие-нибудь известия, если дьявол меня не похитит или не убьют арабы в великой пустыне. Спокойной ночи, я отправляюсь

Рибо спустился на большой двор бледа.

Он приказал нескольким спаги, болтавшим покуривая при лунном свете, оседлать ему лошадь, затем прошел в цейхгауз, где взял пистолет и свое великолепное охотничье ружье, которому все завидовали.

Через пять минут он был уже в седле и во весь опор мчался по равнине.

Он зажег трубку и выпускал кольца дыма, бормоча:

— Черт возьми! Впутался я в историю, которая мне наделает массу хлопот. Вот теперь — с одной стороны долг, а с другой — дружба с этим магнатом и Хасси аль-Биаком. Что теперь делать? Повиноваться вахмистру и гнаться за беглецами после того, как я сам им помог бежать Нет, дворянин не может изменить дружбе. Лучше провести вахмистра и Бассо заодно. Ну, увидим! Пока что поеду искать спаги; они, должно быть, не близко.

Лошадь между тем продолжала нестись по пустынной равнине. По временам слышалось ее веселое ржание.

Вдали несколько шакалов зловеще завыли, увидав скачущего всадника; однако Рибо слишком хорошо знал привычки этих степных хищников, чтобы тревожиться.

Но вдруг, в то время как лошадь проезжала мимо густого кустарника, оттуда неожиданно выскочил зверь, намереваясь напасть на сержанта. Отчаянно пришпорив лошадь, Рибо заставил ее сделать скачок в сторону и, выхватив пистолет, выстрелил.

Зверь не успел повторить прыжка и свалился на землю в предсмертных судорогах.

—Что это может быть? — спросил себя Рибо, направляясь обратно к кустам. — А полосатая гиена! Должно быть, была голодна, если решилась так смело напасть.

Он поехал дальше, определяя свой маршрут по звездам.

Проехав четыре—пять часов, не встретив ни одного живого существа, он намеревался дать своей лошади вздохнуть, как до его слуха донесся отдаленный грохот.

Рибо придержал коня и приподнялся в седле, чтобы оглядеться во все стороны, спрашивая себя в то же время с некоторой тревогой:

— Что могло случиться? Как будто взорвался бочонок с порохом у артиллеристов. Однако, насколько я знаю, артиллерия здесь не стоит с тех пор, как кабилы успокоились. Что бы это могло значить? Посмотрим, Здесь неподалеку должна быть кубба, где живет этот аиссан, что занимается разведением змей. Отыщу его, и он мне, может быть, объяснит причину этого грохота, для меня совершенно необъяснимую.

Сержант снова уселся в седло и повернул лошадь к востоку, ободряя ее словами и понукая шпорами.

Через двадцать минут перед его взором открылась постройка, ярко белевшая при лунном свете, около группы пальм.

— Это кубба. Однако где же купол? Что-то я его не вижу! Не там ли уж произошел взрыв? Бедный марабут! Он, чего доброго, взлетел на воздух вместе с гробницей святого человека, которого охранял.

Рибо направился к белому зданию и скоро достиг его.

Он спешился, предусмотрительно зарядил ружье и стал медленно приближаться, между тем как лошадь его паслась недалеко.

Рибо шел осторожно и скоро оказался перед глубоким провалом, как будто от взорвавшейся мины.

— Что они тут взорвали? — спросил он себя. — Ничего не понимаю, пойду в куббу.

Небольшое здание совершенно обрушилось. Стены развалились, так что почти весь пол был виден, а купол отлетел в сторону и раскололся надвое.

Рибо собирался вступить в развалины, как вдруг раздавшееся шипение заставило его отскочить в сторону.

— Ах, дьявол! — воскликнул он — Тут змеи. Должно быть, те, которых воспитывал марабут. Я вовсе не желаю знакомиться с этими гадинами, которые спроваживают человека на тот свет, даже не сказав ему «берегись». Если святой человек в развалинах, тем хуже для него.

Он намеревался вернуться к своей лошади, но раздавшийся крик заставил его остановиться.

— Это еще что? Просто какая-то ночь таинственных приключений!

Он начал прислушиваться и снова услышал крик, а за ним стоны. Они неслись от группы пальм около ключа.

Рибо направился к ключу и через несколько шагов увидел семь стреноженных махари, лежавших на земле и не подававших признаков жизни.

— Кто убил этих прекрасных животных? — спрашивал себя сержант, оглядывая груду трупов, уже начинавших отравлять воздух.

В эту минуту опять раздался стон. Рибо обернулся и увидел человека, привязанного к стволу пальмы. Голова его повисла, будто жизнь уже отлетела от него.

— Кто совершил это зверство?

Он подошел к несчастному, поднял ему голову и несколько мгновений смотрел ему в лицо при свете луны.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Марабут из куббы?! Кто привязал тебя, друг?

— Пить, пить! — простонал тот.

Рибо бросился к ключу, наполнил водой лядунку[26] и поднес ее к губам страдальца.

— Глотни, друг, — сказал сержант. — Надеюсь, ты потом заговоришь и объяснишь мне многое, что я очень желаю знать. Ты узнаешь меня? Мы с тобой встречались: мне приходилось охотиться около твоей куббы.

— Я тебя знаю, — ответил марабут, оживляясь после нескольких глотков воды.

— Ну, так-то лучше. Погоди, я тебя развяжу.

Он вынул из сумки острый нож и взял было за руки марабута. Но едва он прикоснулся к ним, как у несчастного вырвался крик, заставивший сержанта остановиться.

— Что с тобой? — спросил он удивленно, — У тебя рука завязана.

— У меня в руке привязана негашеная известь.