— О! на этот счет, милый Иоганн, вы можете быть совершенно покойны, наше возвращение к настоящему времени так же обеспечено, как и переход ко временам прошедшим, — успокоительно отвечал Бруно.
— Ну, вот видите, — шутливо заметил Ганс, — у нас все предусмотрено и вам положительно нечего опасаться. А теперь отложим пока вопрос о путешествии по вновь открытому способу Бруно Курца и поговорим о путешествии при помощи обыкновенных способов.
Бруно, давно уже привыкший к шуткам брата и относившийся к ним очень добродушно, не находил нужным распространяться далее о своем предложении и потому речь пошла теперь исключительно о предстоящих поисках столь интересных катакомб, на которые некогда набрел профессор Вагнер.
Разговор на эту тему затянулся, и в этот вечер Ганс не успел уже хорошенько расспросить брата о сущности его опыта, хотя и предполагал было это сделать.
Отъезд решен был на завтра, а потому необходимо было хорошенько отдохнуть. Вот почему, через час после ужина, все наши путешественники уже покоились мирным сном, запасаясь силами для предстоящей им экскурсии.
Впрочем, засыпая, Ганс попытался разобраться в том странном происшествии, которое случилось с ними на «Волшебной стреле»; хотелось ему также уяснить себе: какого рода связь установилась между индусом и его братом, на которого, по-видимому, он оказал столь сильное влияние; но чем больше Ганс думал об этом, тем больше приходил к заключению, что дядя Карл своими объяснениями совершенно запутал всю эту историю. С этой мыслью молодой человек и заснул, рассчитывая, что само время рассеет туман, окутывающий все случившееся с ними на малайском судне.
Глава II
Поездка к пещерам профессора Вагнера. Неудачный опыт Бруно
Дядя Карл весьма величественно рисовался верхом на коне. Эту простую, но необыкновенно тряскую лошадь можно было считать не более ни менее, как алтарем, на котором в настоящую минуту профессор приносил человеческую жертву своей излюбленной науке, археологии. Рядом с ним, в буквальном смысле слова, скакал на своей лошадке Иоганн, старавшийся при помощи растопыренных локтей поймать равновесие, ежеминутно ускользавшее от этого недостаточно опытного кавалериста. За ними следовал проводник-туземец, ехавший рядом с вьючной лошадью. Наконец, Бруно и Ганс составляли арьергард.
Братья, словно позабыв о вчерашнем разговоре, весело болтали о совершенно посторонних предметах.
— Знаешь ли, милый Бруно, сегодня утром я сделал весьма интересное открытие: оказывается, что лавры профессора Курца не дают спать нашему Иоганну, вследствие чего он также решил прославиться в ученом мире.
— Да ты что же, шутишь или говоришь серьезно? — с улыбкой спросил Бруно.
— И не думаю шутить. Сегодня утром, во время укладки вещей дядя, схватил какую-то толстую тетрадь, сунул ее мне в руки и, уверяя, что это какие-то его записки, которыми он особенно дорожит, просил меня спрятать их в одном из наших чемоданов. Я как-то машинально открыл их и на первой странице, к удивлению своему, прочел следующее заглавие: «Всемирная гастрономия или искусство есть у всех современных народов, усвоенное собственными опытами Иоганна Дикка из Нюренберга». А! Как это тебе понравится?
— Да ведь это, должно быть, прелюбопытное произведение, — заметил Бруно.
— Еще бы, во всяком случае, Иоганн думает именно таким образом, потому что, застав меня за перелистыванием своего сочинения, он не только не смутился, а наоборот, очень снисходительно обещал мне объяснить все те места, которые в его ученом труде окажутся выше моего понимания.
— Ну, значит, в этом отношении он очень похож на дядю Карла, который тоже с большим удовольствием читает всем свои археологические исследования.
— И при этом совершенно не справляется о том, — доставляет ли это чтение кому-нибудь из слушателей хотя бы половину того удовольствия, которое испытывает сам автор!..
Болтая таким образом, наши путешественники довольно быстро подвигались вперед.
Местность, по которой они ехали, по мере приближения их к горной цепи Восточных Гатов становилась мало-помалу возвышенной и более пересеченной. Ко времени обеда они миновали довольно значительный поселок и остановились на покатости, украшенной группами красивых деревьев. Выбрав тенистую лужайку, они остановились для отдыха и обеда, которым, конечно, как и всегда в таких случаях, занялся Иоганн, и на этот раз не ударивший лицом в грязь. Положим, что вьючная лошадь оказалась наполовину занятой его кулинарной лабораторией и ее препаратами, но зато в этот день Иоганн превзошел все, даже самые смелые ожидания своих спутников. В течение часа он смастерил на воздухе, в довольно пустынной местности, прекрасный обед из четырех блюд, причем на последнее подал не более ни менее, как мороженое. Можно себе представить, как были поражены такой неожиданной роскошью наши путешественники, утомленные знойным солнцем Декана.
— О, Иоганн! — восклицал Ганс, с наслаждением глотая прохладительное блюдо, — в Нюренберге я готов посвятить один вечер в неделю на то, чтобы в память о сегодняшнем мороженом слушать чтение вашей знаменитой «Всемирной гастрономии»!
— Но скажите же, каким образом сохранили вы лед в этой невыносимой бане? — с непритворным изумлением спрашивал дядя Карл.
— Мороженое, господин профессор, при современном умственном развитии европейца и при настоящих успехах науки, более не требует льда для своего приготовления. Одно слово, господа, объяснит вам все: в Мадрасе я случайно имел возможность достать жидкий воздух!
— Вы великий и гениальный человек, Иоганн, — в Нюренберге я готов слушать вас по два раза в неделю, если, конечно, тому не помешают обстоятельства, — предусмотрительно оговорился Ганс, принимая от Иоганна, кажется, третью порцию мороженого…
Роскошное угощение Иоганна, относительная прохлада возвышенности, и, наконец, продолжительный отдых почти совершенно восстановили силы утомленных путешественников.
Ганс развернул прекрасную карту местности и, указав на ней пройденный за день путь, с общего согласия наметил вечерний привал. Ночь решено было провести под открытым небом, потому что местность, в которую им предстояло теперь углубиться, мало-помалу становилась гористой и пустынной и отыскивать здесь какое-нибудь жилье, значило бы потратить понапрасну немало времени. Действительно, когда, отдохнув после обеда, караван снова тронулся в дальнейший путь, то вплоть до самого вечера ему не встретилось ни одного поселка, а если и попадалось отдельно стоящее жилье, то только лишь в виде какой-нибудь полуразрушенной хижины или жалкого покинутого шалаша.
К вечеру утомленные путешественники набрели на прекрасную горную лужайку, с трех сторон окаймленную прекрасным нагорным лесом. Площадка эта служила подножием новому горному подъему и в обнаженных, обрывистых напластованиях его Ганс открыл довольно обширную и удобную пещеру, которой и решили воспользоваться для ночлега, тем более, что тут же, невдалеке, протекал ручеек чистой и прохладной воды.
Было уже около семи часов вечера, когда Иоганн снова принялся за свои научные опыты по кулинарии, как говорил о его стряпне Ганс. Дядя Карл, совершенно разбитый тропической жарой и утомительным переездом, с наслаждением растянулся на мягкой траве, а Ганс и Бруно принялись деятельно устраивать ночлег.
Найденная Гансом пещера представляла огромный каменный навес, образованный мощным пластом известняка, из-под которого вода вымыла более рыхлую, зеленоватую глину; обвалившиеся глыбы образовали внешнюю стену этой пещеры, оставив свободными несколько проходов, полузаросших кустарниками и ползучими растениями.
Благодаря песчаному дну пещеры, ее каменным стенам и гладкому потолку, она отличалась той девственной чистотой и опрятностью, которой всегда характеризуются места, не загрязненные еще присутствием животной жизни; когда же братья развели в ней костер, устроили постели из мха, покрытого коврами и одеялами, а длинный кусок обвалившегося пласта превратили в стол и вместо стульев подкатили к нему несколько каменных обломков, то помещение приняло весьма комфортабельный вид.
