— Думаешь, она хотела повесить ленту?

— Ну… — Задрав голову Андрей рассматривал клен. — Сюда мы их не вешаем. Мы их вообще давно уже не вешаем…

— Лента ей могла понадобиться в одном случае. Она хотела призвать суженого. И сделать могла это либо в доме Нейшиной, либо в старом поселении.

Андрей повернулся в сторону деревни:

— Марина шла туда?

Давид пожал плечами:

— Если бы хотела повесить у Анны, то здесь не оказалась бы.

— Хорошо. Предположим… — Андрей нахмурился. — Значит, на примете у нее кто-то был. Может, это сделал именно любовник?

Давид потер глаза. Захотелось спать. Проваляться в постели долго. И знать, что не нужно вставать с утра пораньше и куда-то спешить. Знать, что он может просто жить. Глупые мысли.

— Стас учуял чей-то запах. Несколько ароматов. Возле заимки и у реки. А в старом Крельске заметил следы. Скорее всего женские.

Андрей удивленно поднял брови:

— Значит, Марина действительно ходила в деревню.

Давид не хотел признаваться, что видел там Анну. Но безопасность стаи была превыше его сходящего с ума волка.

— Нейшина тоже там была.

Андрей уселся прямо на землю:

— Серьезно?

— Да. Сегодня вечером ее там видел.

— И что она делала?

Давид привычно изображал равнодушие, хотя воспоминания уже зажигали в теле огненные вихри. Он пытался разбудить в себе злость, ненависть. Но ничего не получалось. А невероятный вкус ее губ теперь чувствовался на языке.

— Рисовала. Она же художница. — Давид скривился. — Видимо, считает, что на нее запрет не распространятся.

— Она, скорее всего, вообще о нем не знает.

Давид хмыкнул:

— Нейшина ходит туда, как к себе домой. Марина собиралась вешать там ленту. По-моему, на него вообще все наплевали.

Андрей устало улыбнулся:

— Аня могла просто не знать.

Волк недовольно зарычал, и Давид был с ним согласен: Андрей не имел никакого права вот так запросто называть ее по имени. Абсурдность этой мысли дошла до него не сразу. Раздражение, прежде всего, на самого себя вырвалось наружу.

— Никто не счел нужным объяснить ей правила?

Андрей пожал плечами:

— Ну… Наши с ней не очень часто общаются.

— Об установленных здесь законах можно было рассказать.

— После приказа Юли к ней даже боятся подходить. Единственный, кто с ней нормально разговаривает — Артур. Полина, вроде, пыталась подружиться. Но после того, что ей устроила твоя сестра, сидит смирно в лавке и не высовывается.

С каждым словом Андрея Давид чувствовал все больший прилив злости. Какого хрена здесь происходило?! Контролируя каждый вдох и выдох, он заставил себя медленно спросить:

— И что же приказала Юля? С самого начала.

Андрей чуть заметно вздрогнул и пригнул голову к плечу, обнажая шею. Должно быть, он почувствовал гнев и недовольство вожака. Очень осторожно попытался оправдаться:

— Я не в курсе всех событий…

Давид пригвоздил его взглядом к земле:

— Я хочу знать все, в мельчайших подробностях.

Андрей тяжело вздохнул:

— Кое-что мне известно только с рассказов Светы…

Давид тихо рыкнул, и Андрей продолжил:

— В общем, это она привезла Аню сюда. Об этом ты уже, наверное, знаешь. Я долго не мог выпытать у Светы, каким образом это произошло. После Аниного приезда она ходила сама не своя. Я не мог понять, что происходит. Сначала даже думал, что та ее обидела как-то. Света, конечно, молчала, но была вся на нервах. Вдруг с ребенком что-то случилось бы… Короче, она мне призналась, что едва не сбила Аню по дороге сюда. Та обещала не писать никаких заявлений, но взамен попросила подвезти до Крельска. Света, естественно, согласилась и привезла. А потом сразу побежала отчитываться перед Юлей. — Андрей недовольно скривился.

Давид его прекрасно понимал. Волчья часть его души могла убить за сестру. Но человек готов был свернуть ей шею за все выходки.

— Продолжай.

Андрей поморщился:

— Точно не знаю, но вроде бы в тот же день Юля ломанулась в амбулаторию и потащила Свету за собой. Они увидели Аню в «Лавке лесника». Точно не знаю, о чем был разговор, но Юля попыталась выставить Аню отсюда. А та ответила что-то вроде: «Иди и поплачь, если не рада мне». В общем, ушла Юля оттуда в бешенстве. Да еще Полинка всей деревне растрепала. Ну и Юля всем сказала, чтобы держались от Нейшиной подальше. И если она увидит, как с ней кто-то хотя бы здоровается, то выкинет из Крельска и из стаи. А ты еще и сделаешь так, чтобы нарушивший приказ остался изгоем до конца жизни.

Андрей замолчал. Похоже, он испытывал вину за то, что рассказал все Давиду. Давид же пытался осознать услышанное. Юля не просто переходила все мыслимые и немыслимые границы. Она прикрывалась его именем, чтобы делать, что вздумается.

— И ее послушались?

— Еще бы… Тебя же все боятся до чертиков — никто и не подумал ослушаться.

Давид сжал челюсти. Первой, кто покинет Крельск, будет не Нейшина. Но с сестрой он разберется позже. Сначала Марина.

— Ладно, продолжай искать. Заодно, проверь старый Крельск. А я поговорю с Эммой — расскажу, что случилось и узнаю, с кем Марина встречалась.

В глазах Андрея мелькнуло облегчение.

— Договорились.

Давид поднялся с земли и отряхнул брюки. Интересно, сегодняшний день когда-нибудь закончится? Почти бегом он добрался до машины и нырнул в аромат красок, винограда и мела. Удивительно, но запах Анны успокаивал. Он отгонял дурные мысли и нес мысли о… доме. Том самом доме, который принято называть крепостью. Не за толстые стены и неприступный ров, а за то, что есть человек, который поддержит и будет считать правым тебя, что бы ты ни сделал. У Давида такого дома не было никогда. Он упорно пытался его создать, но выходило лишь некое подобие. Он считал Крельск идеальным местом, где можно быть собой. Но проблема в том, что и здесь сам по себе он не был никому необходим. Стая нуждалась в сильном руководителе, в вожаке, который способен принимать решения и идти напролом. И он был таким вожаком. Когда на него смотрели, то видели деньги, силу и власть. От него все чего-то ждали. Защиты, помощи, готовности взять на себя ответственность. Одни боялись его, другие — завидовали. Третьи желали обладать тем, что имел он. Давид же хотел искренности. Честности. От сестры ее ждать не приходилось. Родители вообще признали его лишь после того, как он пролил чужую кровь. Получалось, что ничего не требовала от него только Нейшина. Она отказалась от денег, которые он ей предлагал. На его власть она вообще плевала. А вместо страха испытывала злость и раздражение. Но причудливая смесь винограда и мела завораживала и ставила в тупик. Вдыхая насыщенный запах акварели, бумаги и старых кисточек, Давид чувствовал, как становится… целым. Будто обретает давно потерянную часть самого себя. Он чувствовал в себе силы решить еще тысячи проблем. Разобраться с любыми неприятностями. Уничтожить всех врагов. Только бы продолжать вдыхать душистый воздух. А для этого он должен снова увидеться с Нейшиной. И предложить ей новую сделку. Она сможет оставаться в Крельске столько, сколько пожелает. Но в его доме и в его постели. Исполняя его прихоти, приказы и желания. Пока она ему не наскучит, он готов щедро ей платить. На стук никто не отвечал. Давид уже собирался снести дверь к чертям, но остановил себя и принюхался. Тонкий отпечаток запаха уходил прочь от дома. Эммы здесь не было. Достав телефон, он начал раздраженно листать список контактов. Долгое время никто не отвечал. Равнодушные гудки били по нервам. Неожиданно один из них оборвался, и раздалось тихое испуганное: «Алло». Единственное, что Давид мог сказать с уверенностью, что это была не Эмма. Искаженный динамиком голос казался смутно знакомым. Давид удивленно спросил:

— Аня?

Это был первый раз, когда он назвал ее по имени. На языке чувствовался вкус винограда.

— Да.

— Где Эмма?

— Она у меня.

Каким образом она умудряется влезать в те дела, которые ее совершенно не касаются? Давид скрипнул зубами.