— Выйди! — Ее голос хрипел, посылая по его телу мучительные импульсы.

Он может кончить, лишь слушая ее.

— Это мой офис, и я могу находиться везде, где захочу.

— Здесь ты находиться не можешь.

— Именно здесь могу, хочу и буду. — Он не смог сдержать улыбку.

Судя по испуганному выражению на лице Ани, улыбка вышла жуткой. Да и похер!

— Немедленно выйди. Я… буду кричать.

Боже, она хоть сама понимает, насколько глупо это звучит? Давид усмехнулся. Да, кажется, понимает. Потому что пытается незаметно отодвинуться от него, потому что бросает испуганные взгляды на дверь.

— Кричи. И погромче. Чтобы все знали, что я тебя здесь трахаю.

На ее щеках появился алый румянец, расползаясь по шее и груди. И сердце, — он слышал — застучало быстрее. С паром смешался едва уловимый аромат винограда. Теперь он знал, что это значит.

— Ты чокнутый!

— Возможно. Но я чувствую твой запах. Тебе этого не скрыть. Уже течешь?

Аня сглотнула, и он проследил за этим движением, чувствуя, как сжимаются яйца от желания кончить. Она сведет его с ума. И так довела до помешательства. Отступив еще на шаг, резко бросила:

— Нет!

Давид снова улыбнулся:

— Тогда скоро будешь.

Он рванулся к ней, преодолевая разделяющие их метры с нечеловеческой скоростью. Подхватив Аню за талию, усадил на столешницу и выдернул из стиснутых кулаков полотенце. Бл*дь! Теперь он точно кончит в штаны. От вида нежной кожи во рту выделяется слюна. Хочется пометить ее своими пальцами, губами, зубами. Он начнет с груди. Давид хотел видеть, как она подпрыгивает, пока Аня сама будет себя трахать на его члене. И ей, черт возьми, это понравится! Он развел в стороны ее бедра, устраиваясь между стройных ног, нагнулся и вобрал в рот сосок. Господи, ее вкус… В голове не осталось ни одной здравой мысли. Он и впрямь ощутил себя диким животным, одержимым лишь одним инстинктом. Наконец он нашел свою самку, и теперь не выпустит из рук, пока не пометит зубами и членом. Она будет пахнуть, как он, пахнуть им. Он кончит в ее узкое влагалище, в ее попку, в ее рот, ей на грудь и на живот. Она будет покрыта его спермой — его запахом, его укусами. Только его и ничья больше. Давид втягивал в рот мягкий сосок, пока тот не стал тверже. Анины пальцы опустились на его плечи, опаляя долгожданным прикосновением, потом скользнули по шее, вцепились в волосы. Да, вот так, пусть держится за него. Давид выпустил изо рта сосок и сжал влажную вершинку, сдавливая и оттягивая пальцами. Пока он не набух и не покраснел. Царапая зубами ее шею, с трудом соображая, спросил:

— Так? Или сильнее?

Он хотел довести ее до того же помешательства, от которого страдал сам. И угодить ей… Проклятье! Он хотел быть лучшим из тех, кого она к себе подпускала. Чтобы ни с кем так, как с ним. До безумия. До синяков. До боли. И она наконец ответила:

— Сильнее… Еще чуть-чуть…

Давид посмотрел ей в глаза и сильнее сдавил тугой сосок, покрутил из стороны в сторону, с трудом себя сдерживая, чтобы не наброситься на Аню. Ее взгляд затягивал, как зыбучий песок. Давиду хотелось раствориться в ней, стать неотделимой ее частью. Вбиваться в горячую глубину до синяков на их бедрах. Он прижался к Аниному рту, остервенело кусая ее губы и тут же зализывая ранки. Он уже не мог контролировать волчье рычание, рвущееся наружу. Аня ответила ему тихими протяжными стонами, прижимаясь грудью к его груди. Давид с трудом выпустил ее из рук и принялся срывать с себя рубашку, одержимый жаждой ощутить ее тело голой кожей. Аня снова застонала, когда он оторвался от ее губ.

— Куда ты?

Боже, ее голос…

— Разденусь.

Давид дернул в стороны полы рубашки, не найдя терпения расстегивать десяток пуговиц. Он не успел стащить ее с плеч, когда Аня притянула к себе, проводя языком по его губам. Это стало последней каплей. Больше он не выдержит. Давид сильнее развел в стороны ее бедра, устраиваясь между Аниных ног. Он еще раз ущипнул ее за сосок, оставив верхушку болезненно покрасневшей и твердой. До сумасшествия возбуждающее зрелище. Давид упал на колени, заставляя Аню согнуть ноги и упереться одной о столешницу, а вторую поставить ему на плечо. Аромат винограда и ее возбуждения окончательно поработил. Теперь он не сможет без этого. Закрыв глаза, Давид вдыхал, запоминая ее запах, чтобы найти Аню среди тысяч. Но ему нужно было еще кое-что. Он открыл глаза. Бл*дь! Член начал болезненно пульсировать от желания вбиться в нее по самые яйца. Ему это необходимо. Ее нежные складки набухли и немного блестели от смазки. Но этого было слишком мало. Давид хотел, чтобы Аня текла, чтобы столешница под ней была покрыта теплой влагой, которую он потом слижет. Темно-рыжий треугольник волос стал еще одним искушением. Давид понял, что одержим новой навязчивой идеей: кончить именно на него, чтобы сперма покрывала мягкие волоски. Но сначала он возьмет то, чего Аня его так долго лишала. Разведя в стороны внутренние складки, Давид наклонился и лизнул нежную плоть. Черт! Без ежедневной дозы ее потрясающего вкуса он просто сдохнет. Сорвавшись, он прижался ртом к горячему лону, обхватывая губами складки, посасывая их и оттягивая. Больше! Языком углубился в тесное отверстие, слушая Анины стоны, которые становились все громче. Она будет кричать, кончая у его рта. Раскрыв ее еще шире, Давид прижался языком к набухшему клитору. Аня всхлипнула и несмело потерлась о его губы. Вот так, да… Оторвавшись от нее лишь на секунду, Давид прорычал:

— Как?

Глаза Ани были прикрыта, на щеках — лихорадочный румянец, а на коже — капельки испарины. Он слижет каждую. Она откинула с его лба волосы, посылая электрический разряд по позвоночнику.

— Что? — Хриплый голос был лучшим, что он когда-либо слышал.

Теряя терпение, Давид снова спросил:

— Как ты любишь? Быстрее? Медленнее?

— Я не знаю… — Она откинула назад голову, обнажая горло, безотчетно подчиняясь ему. — Просто продолжай. Не останавливайся…

Только это и надо было услышать. Не зная, сколько еще сможет продержаться и не кончить, Давид снова наклонился. Раскрыв скользкие горячие малые губы, опять коснулся языком клитора, обводя набухший узелок по кругу, а потом надавливая. То сильнее, то едва касаясь. В какой-то момент Аня начала тереться о его губы, и Давид почувствовал, как давление скапливается в основании члена, устремляется вверх, почти разрывая головку. Он весь уже покрылся потом от попыток содержаться. Но Анины стоны и движения только сильнее толкали за черту. Давид вошел в узкое отверстие двумя пальцами, продолжая языком ласкать клитор и втягивать в рот малые губы. Аня тихо вскрикнула. Вот, что ей было нужно. Он начал быстрее двигать пальцами, растягивая тугие влажные стенки изнутри. Она была чертовски тесной. Идеальной. Давид уже знал, что войти в нее будет трудно и больно. Почти адски мучительно. Так, как ему всегда хотелось. Как было нужно. Он потирал языком тугой скользкий клитор, все быстрее двигая пальцами. На каждое движение Аня отвечала протяжными хриплыми стонами. Задевая губами ее складки, Давид прорычал:

— Потрахай себя на моей руке. Давай…

Аня подчинилась. Боже, как к этому легко привыкнуть — к ее послушному выполнению любого его приказа. Она начала двигаться. Плавно и неспешно. Подаваясь ему навстречу, она стала насаживаться на его пальцы, отпустила его волосы и сжала ладонью свою грудь. Давид почувствовал, как из члена потекла смазка. Черт, он не успеет.

— Быстрее!

Аня снова подчинилась. Она увеличила скорость, безошибочной подстраиваясь под темп его руки, а Давид с ожесточением начал вбивать пальцы в ее тугое влагалище. На каждое движение Аня вскрикивала все громче. Слизывая уже безостановочно текущую из ее лона смазку, Давид почувствовал, как Анины мышцы сжимают его пальцы. С такой силой, что он с трудом вошел в нее еще раз. Что же будет, когда он трахнет ее членом?! Аня задрожала, продолжая рвано двигаться на его пальцах. Давид отодвинулся, слизывая с губ горячую влагу, другой рукой пытаясь расстегнуть ремень брюк. Их взгляды встретились. Аня закусила губу и тяжело прошептала: