— Не связывайся с ним, Чирка, — услышал он жа­лобный голос Бойчечак.— Лети за подмогой, я повишу, уже немножко привыкла.

— Много чести для этого колченогого, сам управ­люсь!

Взлетев под потолок, он сложил крылья и камнем упал на паука, но тот отпрыгнул, одновременно сделав выпад шпагой. Серый хвост повторил заход. Теперь он решил нанести удар крылом, но паук пригнул голову, а когда он выходил из крутого пике, успел дать ему хо­рошего пинка под хвост. Чирка отлетел и растянулся на полу. Удар шпагой был молниеносным, но не точ­ным — шпага воткнулась в землю и сломалась.

— Клюй его! — крикнула Бойчечак.

Но пока Чирка набирал высоту, тартанак успел нырнуть в свой сейф и выскочил оттуда с саблей наго­ло. Будь Чирка порасторопней, он мог бы захлопнуть его там.

Саблей паук владел намного лучше, чем шпагой. Да и Чирка сплоховал: сделав ложный выпад, не успел увернуться, и удар достиг цели — из клюва хлынула кровь. Он взлетел на аквариум, макнул нос разок-дру­гой в воду и снова пошел в атаку. Наконец, его прямой в лоб опрокинул паука навзничь. Чирка уже хотел бро­ситься врукопашную, но паук опустил перед собой за­градительную сеть, и пока Серый хвост искал подступы к нему, незаметно прокрался и оказался у него в тылу.

Бойчечак билась в сетях, пытаясь разорвать паутину, но это ей не удавалось, и она вынуждена была наблю­дать за поединком со стороны, не в силах помочь бед­ному Чирке.

А тот устал летать вверх-вниз, и постепенно паук за­владел инициативой в воздухе. Он ловко взбегал по своим невидимым воздушным лестницам под самый по­толок и с криком, как самурай, бросался оттуда на Чирку.

Клетка с канарейками уже валялась на полу, конфеты были разбросаны. Лишь телевизор как ни в чём ни бывало продолжал показывать какую-то передачу из жизни морских звезд, и тартанак несколько раз ис­пуганно шарахался от него. «Он боится воды! — дога­дался; Чирка. — Так я тебе устрою потоп».

Он стал бегать вокруг аквариума, дразня паука, строя ему через толщу воды рожи, выпучивая глаза, как у него, и раздирая лапами рот. Паук страшно разозлился. Он кинулся за Чиркой, а тот взлетел на край аква­риума, чирикнул: «Перемирие, напиться надо!» и стал невозмутимо пить.

— Вот тебе перемирие! — крикнул паук и, схватив саблю двумя руками, рубанул ею изо всех сил. Чирке только того и надо было. Он отскочил, удар пришелся по аквариуму, стекло со звоном разлетелось, и вода хлынула на паука. Спасаясь от волны, он бросил саб­лю и запрыгнул на телевизор, весь в водорослях и ра­кушках. Чирка из последних сил поднялся в воздух и пошел на таран. Сбитый с телевизора, паук покатился по полу... Тюбетейка слетела у него с головы, и в тот же миг молодой тартанак прямо на глазах превратил­ся в Пузур-Самукана, старого и немощного.

— Тюбетейка! — ахнула Бойчечак.

Она рванулась, намокшая паутина лопнула, и она успела схватить тюбетейку раньше, чем Пузур-Самукан дотянулся до нее.

ГЛАВА 20

„Но он же не принц!"

Подняли веревку в первый раз — вместо Чирки и Бойчечак вытащили клетку с канарейками.

— Пузур-Самукан заколдовал их! — ахнули при­дворные.

Снова опустили веревку—вместо Чирки и принцес­сы вытащили золотых рыбок в целлофановом пакете.

— Он превратил их в рыбок!

В третий раз опустили веревку — и подняли нако­нец. Бойчечак с Чиркой.

Царь Навруз бросился к дочери, расцеловал её, а Чирку даже не знал, как благодарить за верную служ­бу. Но для того дороже всех наград была весть о том что могучий Петькин организм победил, и хоть он пока' лежачий, завтра его можно будет уже навестить.

— Вот твоя тюбетейка, отец! — сказала Бойчечак.— Хотела я вручить ее тебе вместе с головой твоего вер­ного слуги, да Чирка, добрая душа, пожалел его.

— Он пожалел, зато я не пожалею! — вскричал царь Навруз.

По его команде садовник открыл шлюз, и вода хлы­нула в паучью нору. Тут же из всех щелей и трещин полезли пауки, фаланги, скорпионы и сороконожки, уди­рая без оглядки. Потом рассказывали, будто кто-то ви­дел и самого Пузур-Самукана, переодетого в какой-то балахон, чтобы его не узнали. Он выбрался через вен­тиляционный люк и по сточной канаве уплыл к Зу-зу. Что было с ними дальше, никто не знает, но в Хлопко­вом царстве их больше никогда не видели.

— Ваше величество, скорее наденьте волшебную тюбетейку! — сгорая от нетерпения, закричали придвор­ные.

Царь Навруз расправил тюбетейку, стряхнул с нее пыль и паутину, надел, повернул задом наперед и превратился в стройного безусого юношу с копной курча­вых волос и черными веселыми глазами, из которых струился свет. И в тот же миг вместе с ним помолодело и обновилось все Хлопковое царство. Улыбнулись ма­стерицы, расцвели узоры на их платьях, мгновенно от­росли обрезанные косы.

Придворные не узнавали друг друга — куда дева­лись их лысины и животы, морщины и седые волосы! Дамы-бочки превратились в стройных стрекозок, даже Шу-шу, помолодев, оказалась не такой уж мымрой. К ней вернулись слух, нюх, зрение, и она тут же выбро­сила подслушивательный аппарат и подсматривательные очки.

Да что придворные! В горах зацвел миндаль, зашу­мели молодой листвой деревья в садах, окрестные хол­мы покрылись живыми коврами из тюльпанов, маков, анемонов и синих, как горный лазурит, колокольчиков.

С полей и пастбищ доносились звуки дойр и карнаев — начинался всенародный праздник Весны.

Помолодевший садовник открыл клетку и выпустил на волю канареек, которые тут же запели, а выпущен­ные в прозрачный ручей золотые рыбки принялись рез­виться и выпрыгивать из воды.

А уж о принцессе Бойчечак и говорить нечего. Си­няки, ссадины и кровоподтеки исчезли, бледные щеки вспыхнули лепестками мака, волосы сами завились в локоны, а локоны уложились в пышную, как куст жас­мина, прическу, и вся она расцвела, словно диковин­ный цветок.

Чирке, серенькому, невзрачному, сидевшему у нее на плече, стало даже неловко рядом с нею, и он хотел потихоньку улизнуть, но она поймала его за хвост.

— Дочь! — сказал царь Навруз. — Волшебную тю­бетейку вернула мне ты. Тебе самой и выбирать, кого из принцев взять себе в мужья.

Царевичи и королевичи снова приободрились и по­лезли один вперед другого. Ведь принцесса не видела, какие они все трусы, счастье могло улыбнуться любому из них. Особенно рвался вперед принц Анзур, у которо­го бак мотоцикла был теперь залит до отказа и он мог увезти принцессу хоть на край света.

— Нет, отец, — ответила Бойчечак, — тюбетейку и меня вместе с нею отбил у Пузур-Самукана храбрый во­робей Чирка. И я остаюсь верна своему слову. — Она подняла его высоко над головой и объявила: — Смот­рите все, вот мой избранник!

Советники и министры остолбенели. Их жены поте­ряли дар речи. Принцы тут же повернулись и ушли ос­корбленные в своих лучших чувствах.

С минуту царило полное замешательство.

— Какой пассаж! Какой неслыханный скандал! — раздался наконец восторженный шепот Шу-шу.

— Но ведь он не принц! — зашумели вельможи.

— Даже ничей из нас не сын и не племянник! — подхватили советники и министры.

— И вообще — слыханное ли дело — отдавать цар­скую дочь за воробья! — возмутились дамы. — Да от нас все соседние королевства отвернутся, никто к нам на балы не станет ездить, всякая светская жизнь угас­нет!

— А я жалую ему звание Хлопкового принца! — крикнул царь Навруз.

— Звание! Одно название! — засмеялся молодым сочным смехом стройный, как бамбук, Апиль-син. — От этого он ведь не перестанет быть воробьем!

И тут из высокой каменной башни с телескопом вы­глянул звездочет.

— Между прочим, — сказал он, — сегодня — ночь Летящей звезды, Лайлатулкадр. Так что все желания исполнимы!

ГЛАВА 21

Ночь Лайлатулкадр

Ночь Летящей звезды, таинственная и светлая, опу­скается на Хлопковое царство.

— А что надо делать? — волнуясь, спрашивает Чир­ка.