— Мамур видел только следы, а надо, чтобы он уви­дел самого тигра!— сказала Зелёная Чёлка.

— Но для этого, как минимум, нужен тигр.

Она долго сидела молча. Потом сказала:

— Он его увидит!

— Ты опять что-то задумала?

Зелёная Чёлка посмотрела на меня как-то странно, как будто хотела что-то сказать и не решалась.

— Никому не говори, что его нет. Он — есть!

— Хорошо!— сказал я.— Он — есть.

Это было днем. А вечером я узнал, что Зелёная Чёл­ка куда-то исчезла. Но если бы только это — вместе с нею исчезла пижама Зелёной Бороды. «Видать, Соска стащил — дня не пройдет, чтобы он кого-нибудь не раз­дел»,— ворчал Зелёная Борода.

Но олененок Соска на этот раз был не виноват. Я вспомнил слова Зелёной Чёлки: «Он его увидит!» и до­гадался, для чего понадобилась ей желто-полосатая де­дова пижама. Потерпев неудачу со следами, она реши­ла в открытую, один на один, выйти против злодея Ма­мура. Маленькая беззащитная Зелёная Чёлка в поло­сатой пижаме против вооруженного злодея! Но это же безумие! И чем искусней сыграет она свою роль (а ночью, в камышах, даже матрац можно принять за тиг­ра), тем меньше гарантии, что Мамур не выстрелит в нее!

Как же я не догадался о ее замысле, не прочел в ее глазах этого отчаянного решения и не остановил ее! Но, может, еще не поздно?

И я бросаюсь в ночную тьму леса, бреду тропинка­ми и без тропинок, продираюсь сквозь камыши и кричу: «Флора! Флора — Зелёная Чёлка! Я все знаю! Вернись немедленно! Оставь свою глупую затею! Ты меня слы­шишь?» Не знаю, слышит ли она меня — ответа нет. Тогда я кричу: «Мамур! Не стреляй в тигра! Ты слы­шишь меня, злодей Мамур? Даже если он бросится на тебя,— не стреляй! Я тебя прошу!» Но в ответ — толь­ко уханье сов да вой шакалов...

34

Легко быть тигром, когда ты в самом деле тигр. Но каково быть им, когда вся твоя сила в деревяшке с гвоздями вместо когтей, отвага в магнитофонной кас­сете, а ловкость в том, чтобы получше укрыться от глаз Мамура.

Одарён и бедный Равшан лежали в траве в несколь­ких шагах от клетки. Они залегли с вечера, наследив вокруг ловушки тигровой «лапой» и держа наготове магнитофон. Время тянулось невыносимо медленно. Ес­ли бы не их сердца, гулко стучавшие в землю, отсчиты­вая секунды, можно было бы предположить, что все в мире остановилось.

Но вот их чуткие уши, направленные на все четыре стороны света, уловили треск камыша. Они перегляну­лись и поняли — решающая минута настала: идет зло­дей Мамур.

Треск приближался. Они затаили дыхание. Вот он уже совсем рядом... Сейчас он выйдет из ка­мышей... Он выходит... Вышел!

И тут одно сердце на какое-то время остановилось совсем — это было сердце Одарёна, а другое — бедного Равшана, понеслось вскачь, словно перепуганный до смерти заяц. И было отчего — перед ними, четко выри­совываясь на фоне светлого камыша, стоял тигр!

Мы-то знаем, кто этот тигр, но вообразите себя на месте наших героев, которые были уверены, что единст­венные тигры — они, пусть ненастоящие, но уж какие есть,— и вдруг появляется натуральный тигр. Это была ужасная минута!

— Ты видишь?— тихо сказал Одарён.

— Вижу,— еще тише ответил бедный Равшан.

— Это же тигр.

— А может... может мы уснули, и он нам снится?

— Двоим — один и тот же сон? Ну-ка, ущипни меня.

Бедный Равшан ущипнул Одарёна.

— Ой!— вскрикнул Одарён,— А теперь я тебя.

— Ай!— закричал бедный Равшан.

Тигр повернулся и посмотрел в их сторону. Одарён вспомнил, как Мамур притворялся мертвым, и прошептал:

— Не шевелись! Тигры покойников не едят. Они уже приготовились закрыть глаза, но тут — о, ужас!— тигр встал на задние лапы, а передними под­дернул полосатые штаны и тихо произнес:

— Не прячьтесь, я вас вижу!

35

Так встретились три «тигра»— два еле живых от страха, а третий весь исцарапанный, в разорванной пи­жаме.

И поняли три «тигра»: надо наконец объединиться и действовать сообща. Один тигр — тигр, два тигра — пара, а три — это уже целая стая. Тут уж и настоящему тигру можно дать отпор!

— Вожаком стаи буду я, — сказал бедный Равшан. — Я в этой истории больше всех пострадал.

— Проголосуем,— предложил Одарён. Он не имел ничего против, но считал, что и среди тигров должно быть равноправие.

— Темно голосовать,— возразил бедный Равшан.— Да у них это и не принято. Кто первый сказал, тот и во­жак.

— Тогда тебе придется быть самым храбрым,— пре­дупредила Зелёная Чёлка.

— Ты молчи!— рыкнул на нее бедный Равшан.— На­рядиться тигром и бегать по всему лесу искать Мамура — это, по-твоему, храбрость? А если бы он пальнул в тебя?

— Ну и пусть!

Бедный Равшан повертел пальцем возле виска.

— Вот что такое твоя храбрость... А теперь слушай­те. Нас трое. Спрячемся в разных местах. Один оста­нется здесь, второй укроется в камышах, третий зале­зет вон в тот куст. Действовать по моему сигналу. Ка­кой же придумать сигнал?

— Ты закричишь фазаном,— подсказал Одарён.

— Если б я умел!

— Ну тогда зальешься соловьем,— предложила Зелёная Чёлка.

— Нет, лучше я зальюсь... лягушкой,— сказал бед­ный Равшан.

На том и сошлись. Слово вожака — закон, неважно пропоет он его или проквакает.

36

Тем временем Мамур уже подходил к ловушке, на­певая свою злодейскую песенку «Рыжий тигр и рыжий я, значит, мы одна семья». Он убил зайца, и настроение у него было чудесное. У злодеев ведь все наоборот: убил — радость, не убил — горе.

Издалека почуял он запах окорока и облизнулся. Но прежде, чем выйти из камышей, постоял послушал — не грозит ли откуда опасность, что-то подозрительно ти­хо вокруг. «Да кого мне бояться! — успокоил он себя. Тигра нет, Зелёная Борода без ружья, а раз появилась свежая наживка, значит, и Одарён про меня — молчок».

Следы тигра возле ловушки насторожили его.

— Как же так,— прошептал он,— тигра-то нет... А вдруг этот Одарён нарочно сказал — нет, чтобы он меня врасплох застал? Совсем он мне голову заморочил: то есть, то нет, то есть, то нет... А-а-а,— засмеялся Мамур. — Так это же он их для КОМПОТА отпечатал: давай, мол, лови, меняй почаще наживку. Ай да молодец! На­до будет ему дудку из камыша сделать.

Тут ему почудилось, будто ближний куст шевельнул­ся и листочки на нем затрепетали (это Одарён задро­жал от возмущения). Мамур замер и целую минуту смотрел на этот странный куст.

— Померещилось,— решил он.— Эта нервотрепка с тигром здорово меня подкосила... А вдруг все-таки есть? — снова заколебался он.— Нет уж, как говорится, своя шкура ближе к телу, надену-ка я на всякий случай когти.

Он снял ружье, бросил на землю зайца и, отцепив от пояса свои монтерские когти, приладил их к сапо­гам. Потом осторожно обошел вокруг тигроловки.

«Вот если бы он полез в клетку! Ну полезай, поле­зай!»— гипнотизировал его бедный Равшан.

Но, видно, на злодеев гипноз не действует. Засучив рукав, он приник к прутьям и запустил руку внутрь клетки.

И тогда бедный Равшан вспомнил, кто он. Не просто тигр, а вожак. Ему представилось, что все тигры, ос­тавшиеся еще на земле, смотрят сейчас на него и гово­рят: «Ты должен быть самым храбрым. Храбрее само­го храброго из нас!»

И он пополз. Даже не пополз — это было бы слиш­ком долго. Как краб, на четвереньках, боком, выбежал он на полянку, схватил ружье и тем же манером, толь­ко еще быстрее, отскакал назад.

Увидев этот отчаянный бросок, Зелёная Чёлка ах­нула от восторга, а Одарён вздохнул от зависти. Толь­ко Мамур ничего не видел и не слышал, увлеченный окороком, который никак не протаскивался через прутья.

— Куа-ке-ке-ке-ке! — торжествующе проквакал бед­ный Равшан.

И в ту же секунду из кустов грянул негодующий рев тигра. Он прозвучал так правдоподобно и так грозно, что даже у самих «тигров» головы втянулись в плечи.

А Мамур? Он рухнул, словно пораженный громом, потом вскочил, потом снова упал и принялся лихорадоч­но шарить по траве, нащупывая ружье. Тигр снова рявк­нул, и Мамур в панике заметался по поляне. Бежать было некуда — со всех сторон что-то трещало и шеве­лилось. Он кинулся было к дереву, но наперерез ему метнулась полосатая тень. И тогда он устремился к клет­ке. Только там он мог найти спасение от распоясавшего­ся хищника. Как хоккейный вратарь в броске за шай­бой влетает в сетку ворот, так Мамур влетел в клетку, и она с треском за ним захлопнулась.