И летчик — на глазах у Лиары и Алексея — медленно-медленно, но всё-таки заметно — начал превращаться в Алексея… Спустя 40 секунд — на голове "Гета-Алексея" появилась курчавая шевелюра (у настоящего Лёши волосы были прямые), у лётчика выросли усы, а ещё спустя десяток секунд — Зигфрид Кох мысленно произнёс:

"Ну, вот. Вроде бы всё. Цвет глаз — я зелёным сделаю. У вас, Алекс — голубые глаза. А у меня — пусть зелёные будут, ага? И хотя это и не человеческое тело в полном смысле слова, но так — у ваших сограждан, а особенно у вахтёрши вашей — бабушки Светланы — больше поводов будет меня к Лиаре Николаевне в комнату пропустить… Так же? Проекция визуальная эта — она полчаса держится. Поэтому — наверное, надо нам поспешить. Я — утомлён очень. А посему — минут 10 она будет работать, не больше, увы. А затем — я снова в гета превращусь. Катю это не шокирует, я надеюсь. А вот бабушку-вахтёршу — вполне способно удивить моё перевоплощение. А значит — давайте поторопимся… Незачем бабусям такие вот штуки видеть. Они от этого — я предполагаю — плохо спать могут… Думаю, что резонно будет сообщить пожилой вахтёрше, что я — ваш двоюродный брат. Ну, или родной. Как решите…"

Всё время пока Кох изъяснялся — парень с девушкой внимательно анализировали подсознание лётчика. Не найдя никаких "подводных камней" — Александра и Лёша взглянули друг на друга и улыбнулись…

Когда немецкий ас закончил говорить, Лиара сказала:

"Что же, я не вижу поводов не доверять молодому человеку…" — её мысленный вердикт услышали оба мужчины…

Алексей кивнул:

"Тогда — едем домой, ребятки…".

Спустя 7 минут — все трое пересекли порог комнаты Лиары. На вахте — в вестибюле здания детского дома — всё прошло без эксцессов.

Катя и Лариса — всё еще пили какао. Девочка — увидев Зигфрида Коха — после нескольких секунд пристального взгляда на лётчика, сказала:

— Здравствуй, Зигфрид. Проходи. Впервые в жизни вижу кучерявого немца. А усы у тебя… Ну, то есть у вас… Прямо как у Сталина.

— Бабушке Светлане, вашему вахтёру — понравились мои усы. Она даже сказала: "Теперь я буду думать, что Иосиф Виссарионович — родственник Пушкина…"

Катя — еще раз внимательно посмотрела на Коха. И спросила:

— А когда вы вернёте моих дедушку с бабушкой, герр Зигфрид? Я их — никогда не видела. Это много времени занимает? Я имею в виду — возвращение?

— Я верну их. Скоро. Ты же понимаешь, что я — не лжец. Но пока — пока — нужно будет всё обдумать. Крепко и как следует. Вот. Но — всё будет хорошо. Всех — кого я на войне лишил жизни, я возвращу. И притом — по домам. Честное слово. Слово офицера. Пока — только слово. Но это — пока. Когда у меня дойдут руки до дела — ты поймёшь — окончательно — что я — не обманщик.

Катя понимала, что лётчик не врёт. Ей — безошибочно подсказывало это её чутьё константа.

Алексей тем временем наполнил 3 керамические чашки водой, разогрел жидкость в них — щелкнув вблизи каждой чашки пальцами — и засыпав чаю и сахара — поставил чашки на стол и сказал:

— Давайте чай пить. Или, может быть… (Алексея вдруг осенило). Фу ты, чёрт… Геты ведь не могут пить… Вот-те на, а… Я — уже и не воспринимаю вас как робота, герр Зиг… Этот прыжок… Устал я, вероятно. Простите.

Лётчик кивнул:

— Да, я тоже устаю от прыжка. Мой кремниевый майнд-профиль… Ну, то есть… Мозг мой нынешний… Греется. Жаль, что компанию я составить вам не могу в качестве активного участника чаепития. Но я — лучше рассказом займусь. И Кате слова мои: сейчас — через минуту — я снова гетом стану. Как в твоём сне. Закройте дверь на ключ. Чтобы никто случайно не вошел.

Лиара подошла к двери и три раза повернула ручку колесика замка по часовой стрелке. Затем — села возле Кати на стул. Алексей принес еще два стула из дальней части комнаты. И двое мужчин — тоже сели к столу.

Спустя несколько секунд — Зигфрид Кох изменился. Человеческие черты — начав "растворяться", будто бы были "дымом и мыльной пеной", сквозь которую проступали очертания роботизированного тела — к концу минуты иссякли полностью. Взору присутствующих предстало прямоходящее (а в данный момент — сидящее) существо, ростом примерно метр и восемьдесят пять сантиметров, из металла с белым молочным отливом, чем-то — напоминающее человеческий скелет, не лишенный мышц. "Мышцы" тоже были металлическими, однако не имели поперечно-полосатой исчерченности там, где проступали. В значительной степени они — были укрыты альфа-вольфрамовыми пластинами. Много позднее, Когда Катя нарисовала лётчика в своём альбоме — робот, наделённый человеческим сознанием — выглядел вот так:

В целом — это отражало картину того, как лётчика — тогда в комнате — увидели персонажи повествования.

Ко времени выполнения рисунка Зигфрид Кох давно обрёл своё собственное тело: данное ему матерью и отцом при рождении и возвращённое ему снова с помощью науки. Но Катя попросила у лётчика разрешения изобразить его "прежним". И мужчина — улыбаясь, не стал возражать. Девочка пририсовала в руку космонавту ещё и внушительных размеров бластер. А герр Зиг — пошутил: "Надо было вдобавок на танк посадить меня, Катька… Или — поставить. Чтобы я — стоя на танке этом ездил… А на голову — винт от боевого вертолёта пририсовать. Двухосный. Для внушительности…"

Она открыла глаза. Сон еще не успел полностью покинуть её.

Константа понимала, что пребывание в мире грёз не продлится сколь-нибудь долго и вот-вот остатки сновидения рассеются. Но что-то определенно было не совсем привычным для неё в это утро. Сон — кажется — попросту никуда и не спешил улетучиваться.

"Странно как-то. Вот уж ей-богу-то, а… ЧТО со мной происходит?" — невольно вопрос в сознании девушки зародился сам собой: и мозг тут же озвучил мысль эту.

При рождении Константу Агрилат назвали другим именем. Но по прошествии десяти лет жизни с момента появления на свет — ребёнок по определенным, не вполне зависящим от него причинам — имя это сменил. С той поры АЗАРИЮ Д'АЗАРИ звать стали именем Константа с интеллектуальной принадлежностью Агрилат… "Яростная Латинянка". Что же…

С 11 лет от роду ярости в девушке более никогда не наблюдалось. Вот и в это утро — 18-летняя АЗАРИЯ не испытывала гнева. Ей лишь не очень нравилось, что сон не желает покидать её столь стремительно, сколь положено ему.

"Плохо высыпаюсь. Надо налегать на землянику" — подумалось ей.

Впрочем, сон — всё же полностью уступил свои права окружающему девушку пространству. Константа Агрилат проснулась.

— Эй, ты где там? Выспался, я надеюсь, а? — Азария уже стояла на ногах и оглядывалась. — Валентин!!

Валентин Степанович — а это был именно он — коснулся плеча Константы: подкравшись сзади абсолютно бесшумно, "20-летний троглодит", как прозвала его Азария Д'Азари, казалось, улыбается.

Константа не стала удивляться. А вместо этого — не поворачивая головы — весело и не открывая рта — телепатически — поинтересовалась:

"Ну, что? Напился-таки крови "Микки-Мауса", да? Теперь — засранец — будешь знать, как моих соседок беспокоить! Ты напугал мою племянницу! Сволочь ты, Валя, вот ты кто. И за это — тебе бы надо выговор сделать. Потом — я подумаю каков будет текст замечания. Кстати, как тебе в нашей части Вселенной? Всё нравится? Или есть какие-то претензии? Наверное, удивлён чуть, ага?"…

Валентин — одним движением оказался напротив Константы. Он отвечал:

"Ну, как сказать… Удивлён, да, есть такое: немножко. Но боюсь, что мои претензии — а они у меня тоже есть — не возымеют должного эффекта. Или мне кажется?"

"Чтобы проверить, кажется тебе или нет — советую с надписей на заборах начать. Там — на заборах — можешь подробно изложить свои надежды, чаяния, мечты, да и претензии — тоже…"