– Я не брала твою карту, Дункан. Я бы никогда не предала тебя. Я тебя любила.

– Если ты не имеешь никакого отношения к заговору против меня, почему тогда так быстро вышла замуж?

В этом вопросе заключалась для нее главная опасность. Джинни попыталась успокоиться, но костяшки на сжатых на коленях кулаках побелели.

– Так захотел мой отец.

И это чистая правда. Та, которую она готова ему открыть.

Его губы искривились.

– Ну да, разумеется. Послушной дочери даже в голову не пришло спорить с ним.

Джинни услышала в его голосе неприкрытую иронию и изо всех сил попыталась взять себя в руки.

– Как ты смеешь?! – крикнула она. – Я готова была ослушаться своего отца! Собиралась бежать с тобой! Ради тебя я бы бросила все на свете! И не я нарушила клятву! Это ты меня оставил. Положим, я бы не вышла за Френсиса. Мне что, нужно было дожидаться десять лет, пока ты надумаешь вернуться?

– Нет, конечно, – пожал плечами Дункан. Эмоции в ее голосе ошеломили его.

Он никогда не смотрел на случившееся с ее точки зрения. Он лишил ее невинности, пообещал жениться на ней, а потом бросил. Да, он сделал ей очень больно, этого нельзя отрицать.

Он считал, что у него есть на то основания, а вдруг ошибался? Она говорит так горячо. Не стоило спрашивать ее о прошлом. Дункан заметил ее печаль и невольно задумался над тем, как проходила ее жизнь. Но мысль о том, что она была замужем за другим, разъедала внутренности, как кислотой. И эгоистичная часть его натуры требовала, чтобы Джинни испытала ту же горечь, что и он.

– Ты утверждаешь, что не брала карту, но при этом ни разу не спросила, виновен ли я. Почему?

Джинни подняла на него глаза.

– Может быть, я верила тебе больше, чем ты мне.

Она горячо и, кажется, вполне искренне доказывала свою невиновность в том, что с ним случилось. Но ведь все факты указывали на нее. С Джинни он теперь частенько терялся. Когда он думал, что Джинни его предала, он стыдился того, что попал в ловушку своих чувств. Он сознавал себя ответственным за поражение в битве и за смерть отца. Но не слишком ли он поспешил с осуждением возлюбленной, поддавшись гневу? Черт побери, где же правда?

Он схватил Джинни за руку и крепко прижал ее к груди. Сердце его отчаянно колотилось.

– Ты сказала, что любишь меня, и согласилась выйти за меня замуж. Значит, судьба твоя принадлежала мне, а не твоему отцу, но ты выбрала его. Ты знала, что он задумал предательство, но ничего мне не сообщила, позволила уехать, зная, что я могу не вернуться. – Его голос задрожал от эмоций, которые Дункан больше не мог сдерживать. – Мой отец погиб в этой битве, Джинни!

На ее глаза навернулись слезы и потекли по бледным щекам. Рука Дункана невольно поднялась, чтобы вытереть их, но он сдержался. Не станет он ее утешать, будь оно все проклято!

– Мне жаль. Я пыталась тебя предупредить, но что я могла сделать? Скажи, я тебе, и лишился бы жизни мой отец. Разве ты сохранил бы мою тайну, не рассказал обо всем кузену?

– Я бы не отдал твоего отца кузену на верную смерть. Я бы сам пошел к твоему отцу и сказал ему, что его предательство раскрыто. И дал бы возможность скрыться до того, как случилось непоправимое.

Глаза Джинни удивленно округлились, черные бархатные ресницы затрепетали, как вороново крыло.

– Я не подумала… – Она замолчала, не договорив. Но когда Джинни снова подняла на него глаза, Дункан увидел, что она ему не верит. – Сейчас легко говорить. Ноя помню, каким ты был тогда – молодым, честолюбивым воином, пытавшимся стереть историю со своего происхождения. Ты был воплощением рыцарства – честь и гордость, и никакой терпимости к обману или несправедливости. Отпустив моего отца, ты бы поссорился с кланом. Ты бы не предпринял ничего, что могло очернить твое имя.

Ярость хлестнула Дункана как хлыстом, сокрушив остатки самообладания. Благородное рыцарство? Господи, это смехотворно! Не с ней. Только не с ней.

Он наклонился над Джинни, касаясь ее груди. Кожа его пылала, огонь внутри разгорался все жарче.

– Пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, дай посмотреть их переписку. Помоги отыскать истину.

В ее сияющих зеленых глазах заметалось беспокойство. Она судорожно пыталась решить, что делать. Ее колебания расшатывали остатки самообладания Дункана.

Кровь кипела в жилах, а внизу живота все нарастало вожделение. Мужское естество напряглось и затвердело, а близость Джинни только усугубляла его терзания. Ни одна женщина в мире не могла так влезть ему в душу. Джинни всегда была сладким дьявольским искушением. Все его тело томилось по ней. Хотело ее.

Он знал, что она чувствует то же самое. Губы ее приоткрылись, глаза потемнели, дыхание прерывалось. Но она все еще пыталась сопротивляться.

– Дункан, я…

Его тело пылало, охваченное темным примитивным желанием мужчины, намеренного предъявить права на свою женщину. Кровь бурлила в жилах, и неутолимая страсть прочно держала его в своих железных объятиях. Он хотел погрузиться в теплую, сладкую глубину ее рта, заставить ее признать, что им движет большое чувство.

Это не просто страсть, пронзила его затуманенный мозг разумная мысль. Это больше, чем страсть. Что-то более глубокое и более значимое. И он хотел, чтобы Джинни это признала. Дункан заставил себя немного успокоиться и теперь ласкал ее губы нежными, уверенными движениями своих губ и языка.

О Господи, до чего она сладкая! У нее на языке мед… Он хотел погрузиться в нее, утонуть в теплой глубине, но, не давая воли порывистой страсти, ласкал ее с безграничной нежностью.

И она вознаградила его за терпеливость, застонав, приоткрыв губы и ответив на поцелуй. Она сдавалась. Их языки сплетались в медленном восхитительном танце, проникая все глубже и глубже друг в друга. Она обмякла, почти повисла на нем, ее тело словно плавилось. Дункан застонал, когда ее мягкие округлости прижались к нему, даря неслыханные ощущения.

Его стон вырвал Джинни из транса. Она вскрикнула и вырвалась, и этот рывок подействовал на Дункана как удар. Джинни, тяжело дыша, смотрела на него. Взгляд ее сделался почти чужим, но отпечаток недавней страсти еще не исчез с припухших губ и разгоревшихся щек.

– Не могу. Прости, я не могу тебе помочь. Дункан вздрогнул.

– Но почему?

Джинни покачала головой. Слезы застилали ее глаза.

– Просто не могу. Пожалуйста, не проси меня больше. Она снова повернулась к двери, и на этот раз Дункан ее не остановил. Тело его сжалось, ожесточенное сердце ныло. Ее отказ, после того как он поддался своей слабости (страсть до сих пор сотрясала его тело), показался Дункану двойным предательством.

Он стиснул зубы, пытаясь справиться с разочарованием. Ему казалось, что уж теперь, после стольких лет разлуки, ничто не помешает им насладиться друг другом.

О чем он вообще думал? Обезумел от одного поцелуя? Похоть одолела его. Он вернулся, чтобы восстановить свое честное имя, а не для того, чтобы воскресить призраки прошлого.

Она его хочет… Судя по всему, это так. Но существует какая-то причина, мешающая ей пойти до конца, дать волю своему чувству. И дело не только в преданности покойному мужу, тут кроется что-то еще. Джинни что-то скрывает, и Дункан твердо решил выяснить, что именно.