– И ты думаешь, что все так просто? Что на этот раз Стюарт отпустит меня?

– Бенлерманы – влиятельное семейство, куда более влиятельное, чем Эган. Они могут восстановить против него здешнее общество, а у твоего супруга хватит ума понять это. Полагаю, у него не останется выбора.

– Не знаю… – усомнилась Присцилла. – Возможно, ты прав.

– Меня больше интересует не сам развод, а то, что будет после. – Брендон наклонился и поцеловал ее. – Примешь ли ты наконец мое предложение?

– Помнится, ты все еще не оправдан в глазах закона. – Присцилла улыбнулась.

– Я делаю для этого все – денно и даже нощно. Дай мне еще немного времени.

Несколько минут в комнате царила тишина: оба отдались чувству покоя и безопасности, доселе им недоступному.

– Пожалуй, нам лучше покинуть эту уютную гавань, – наконец неохотно проговорил Брендон, – хотя, видит Бог, я бы остался здесь с тобой и до следующего утра.

Он выбрался из постели и потянулся.

– Хм… тебе легко говорить, а у меня по твоей милости весь гардероб состоит из ночной сорочки.

– Может, нам повезет и кто-нибудь украдет ее, пока мы спим. – Он лениво усмехнулся. – Ха-ха-ха! Очень смешно!

– Ладно, так и быть. Пойду загляну к хозяевам, может, удастся разжиться парой платьев.

Он протянул Присцилле единственный предмет ее гардероба, помог надеть его и оделся сам. Рубашка, накануне насквозь промокшая и небрежно брошенная, сильно помялась, и Брендон порылся в платяном шкафу в поисках сменной. Уже направляясь к двери, он спросил:

– Ты не сбежишь? То есть не вернешься к Эгану и не станешь умолять его о прощении?

– Нет. – Присцилла залилась краской. – Теперь, после всего, что случилось этой ночью, это было бы совсем уж несправедливо по отношению к Стюарту.

– Тебе бы лучше беспокоиться о том, что справедливо по отношению к Присцилле, – резко заметил он, – а Эган уж как-нибудь не пропадет на этом свете.

После его ухода в комнате воцарилась полная тишина, поэтому Присцилла услышала, что Брендон возвращается, задолго до того, как он появился. Выглянув в окно, она увидела его в сопровождении нескольких слуг-негров, один из которых тащил большую медную лохань. В руках у других были дымящиеся паром ведра. Позади всех поспешала толстуха с корзинкой для шитья. Сам Брендон нес ворох женской одежды.

Когда дверь распахнулась, Присцилла юркнула под одеяло. Шествие проследовало в комнату.

– Что все это…

– Это все по настоянию хозяйки дома. – Брендон широко улыбнулся, сверкнув белыми зубами. – Отныне в моем флигеле будут и горничная, и дворецкий – все, что положено в солидном доме. Платья тебе не впору, слишком велики, но Джевел подгонит их по фигуре.

Он разложил платья на кровати.

– То есть я останусь здесь, у тебя? Это невозможно, Брендон! Что подумают люди?

– Бенлерманы знают о нашей с тобой истории. Раз они согласились принять тебя, значит, ханжество у них не в чести. Ну а слугам, которые имеют обыкновение сплетничать, сказано, что во время последней отлучки я женился.

Присцилла, ничего не ответив, посмотрела на аккуратный ряд платьев. Среди них было несколько легких муслиновых, симпатичное ситцевое, темно-зеленое шелковое, розовое муаровое, полосатое атласное и дорогой вечерний туалет глубокого изумрудного цвета.

– Но… но как же мне принять все это? Они ведь дорогие, правда? Даже найдя работу, я не смогу их оплатить…

– Присцилла! – Пронзительно-голубые глаза Брендона сверкнули. – Я же говорил тебе: я не нищий! Может, не так богат, как Эган, но у меня найдутся деньги не только на платья. Голодать и жить под открытым небом тебе не придется. И когда только ты поверишь в меня?

– Прости, – смутилась Присцилла и потупилась. – Когда мы познакомились, ты был всего-навсего нечесаным ковбоем, по крайней мере, внешне. И вдруг все эти перемены… словно фея взмахнула волшебной палочкой и – раз! – ковбой превратился в джентльмена.

– Оставляю на твое усмотрение, кем меня считать. Только помни: все, что имеет и что может джентльмен (или нечесаный ковбой, как тебе больше нравится), – все это твое. У нас впереди вся жизнь.

Она вспыхнула. Присцилле очень хотелось разделять уверенность Брендона, но сомнения не покидали ее. Слишком много проблем предстояло решить, слишком со многим разобраться.

– Как по-твоему, можем мы уже сегодня посетить мистера Стивенса? – спросила она, стараясь скрыть нерешительность за этим вопросом.

– Чем скорее, тем лучше.

Они по очереди приняли ванну, а потом Присцилла провела некоторое время с Джевел, превосходной портнихой, и та в два счета подогнала ей по фигуре взятые напрокат платья. Наконец пришло время познакомиться с хозяевами.

– Бог знает, что они обо мне подумают, – пробормотала Присцилла, когда Брендон повел ее к задней двери особняка.

– Я тоже это знаю. Они подумают, что ты красивая и милая. И еще, что мы безумно влюблены друг в друга. А ты скорее всего решишь, что это чудесная семья, и не ошибешься.

Вот в этом он оказался совершенно прав. Сьюзен Элис, предпочитавшая короткое имя Сью, оказалась чуть полноватой блондинкой, с ангельским личиком и улыбающимся красивым ртом. Она держалась так тепло, что Присцилла забыла все свои опасения, следя за грациозными, изящными движениями молодой женщины, разливающей чай.

– Брендон нам все уши прожужжал насчет вас, – сказала та, по обыкновению южан, лениво растягивая слова. – Я убеждена, что все у вас образуется.

– Спасибо на добром слове, миссис Бенлерман.

– Нет-нет, зовите меня Сью Элис, Надеюсь, мы подружимся, так что давайте уж сразу перейдем на ТЫ.

Она опустилась на диван и расправила пышный подол прелестного утреннего платья. Чаепитие происходило у камина, отделанного мрамором, за столиком времен королевы Анны, украшенным роскошным букетом желтых роз. Обстановка здесь была куда более элегантной и строгой, чем в доме Эгана, а хозяева сразу расположили к себе Присциллу.

– Немного бренди, Брен? – скаламбурил Крис. – Пусть наши милые дамы вволю наговорятся.

Увечье, казалось, нимало не беспокоило его, и это удивило Присциллу. Он только что явился с плантации усталым и запыленным, видимо, отдавал ей много сил и времени.

– От бренди никогда не откажусь.

Брендон подмигнул Присцилле и последовал за хозяином дома к дверям гостиной. Но вволю наговориться дамам не удалось. Казалось, маленький смерч ворвался в помещение минуту спустя: это трое детей Бенлерманом примчались поглазеть на гостью.

– Дети, дети, как вы себя ведете! – благодушно укоряла их Сью Элис. – Что подумает наша гостья?

Детей – мальчика восьми-девяти лет и девочек-близнецов помоложе, похожих как две капли воды, – ничуть не смутил такой прием.

– Мэтью не разрешает мне поиграть со своей лошадкой-качалкой, – пожаловалась одна из девочек. – Почему? Ведь он разрешил Чарити, значит, должен позволить и мне.

– Мэтью, сколько раз я тебе говорила, чтобы ты так не делал? Ты – единственный мальчик в семье, но это не значит, что ты можешь вести себя как капризный маленький принц.

Молодая женщина начала давать урок хорошего тона сердито, но не выдержала и улыбнулась. Мальчик сразу потянулся к ней, и она тут же наклонилась, позволяя сыну обнять ее за шею, хотя его руки были изрядно запачканы.

– Ну-ка, дети, познакомьтесь с мисс Уиллз, – сказала она нараспев – Уи-и-иллз. – Мистер Траск с ней очень дружен, поэтому и мы все полюбим ее.

Присциллу восхитило то, как Сью Элис справилась с ситуацией.

– А это Мэтью, Пейшенс и Чарити («терпение» и «милосердие»). Мэтью уже восемь, а девочкам по шесть.

– Надо же, а выглядят они все гораздо старше! Увидев радостные улыбки детей, Присцилла присела на корточки и с преувеличенным вниманием всмотрелась по очереди в каждое личико.

– Нет-нет, Сью Элис, ты, должно быть, ошиблась. Совершенно взрослые дети.

Мэт и впрямь был довольно высок для своих лет, худенький, но не тощий, с живыми синими глазами и поразительно смышленым лицом. Девочки обещали стать красавицами. Они уже и теперь поражали персиковой нежностью кожи, большими изумрудно-зелеными глазами и прелестными, как у матери, очертаниями еще детских губ. В груди Присциллы проснулся материнский инстинкт.