Из кухни вышел Крис Плавт, босиком, в красном халате и солнечных очках. Плавт посмотрел сквозь них, показывая, что готов начать.

– Марм, Кэт, Брюс, Саймон и я, Христиан, – заговорил он. – Всего пятеро. Итак, мы отправляемся в путешествие по непознанным мирам с помощью продукта, доставленного из Тампико контрабандой, на корабле с бананами.

Он вытянул вперед раскрытую ладонь.

– По одной на каждого. Вернемся ли – кто знает?

– Давай свою дурь и приступим, – оборвала его Кэт Арома.

Она ловко выхватила одну из предложенных капсул.

– Поехали. Я без воды.

Марм Хастингс произнес аккуратным голосом, подражая корректной речи англичанина:

– Полагаю, с водой или без – не имеет разницы?

И, не моргнув глазом, отправил капсулу в рот следом за Кэт, словно только и дожидался этого момента. Химмель ощутил тревогу: судя по тому, что рассказывал Плавт, не была ли эта адская штука изобретена специально, чтобы отделить дух от тела? Иначе с чего на нее позарился такой человек, как Мармедюк Хастингс?

– Никакой разницы, с водой или без, – заверила его Кэт. – Всегда одно и то же прохождение через объективную реальность. Одно широкое размытое облако. Картина всегда одинаковая.

Она поперхнулась и закашлялась, когда капсула прошла в ее прекрасное тело.

Пришел черед Химмеля. За ним свою долю приняли Саймон Илд и Христиан Плавт.

– Если полиция Мола поймает нас с этим, нам дадут автоматы и пошлют на далекую планету биться с ригами, – сказал Саймон, не обращаясь ни к кому в особенности.

– Или в рабочие лагеря – вкалывать на Звездную Лилию под лозунгом «Все для фронта, все для победы», – добавил Химмель.

Все ждали, пока подействует наркотик. Чувствовалось некоторое напряжение. Так обычно бывало в те короткие секунды, когда препарат растворялся в желудке и попадал в кровь.

– Мисс, – совершенно невозмутимым голосом обратился Марм Хастингс к единственной женщине в компании. – Сдается, мы с вами где-то встречались. Есть в вас что-то неуловимо знакомое. Вы случайно не бывали у меня в студии?

– Нет, – огорченно покачала головой Кэт. – Мой супруг такая сволочь, не пускает меня туда. Вообще я сама себя обеспечиваю и от него независима, но он просто изводит меня нытьем. Мне всегда хотелось чего-то оригинального в жизни, – вздохнула она. Помолчав, она добавила: – Вообще-то я эксперт-консультант по закупке антиквариата, но старинные вещи порой так надоедают. Хочется чего-то современного, свежего...

– Плавт, откуда, вы говорили, этот JJ-180? – обратился Хастингс к хозяину квартиры. – Из Германии? Дело в том, что у меня там масса связей в институтах и частных клиниках, ведущих разработки в области фармакологии, но я ни разу не слышал о существовании препарата с таким названием.

Он проницательно усмехнулся, ожидая ответа.

Крис пожал плечами.

– Какая вам разница, откуда он ко мне попал. Не хотите – не пробуйте.

Вид у него был совершенно невозмутимый. Крис прекрасно понимал, что никто, в том числе и Хастингс, не станет требовать денег обратно.

– Значит, не Германия, – уверенно кивнул Хастингс. – В таком случае, все наводит на мысль, что этот JJ-180, он же фрогедадрин, имеет... неземное происхождение?

После минуты молчания Крис ответил:

– Хотите честно? Я не знаю, Хастингс. Понятия не имею.

Тогда Хастингс обратился к остальным с уверенными интонациями лектора.

– Как известно, бывали случаи контрабанды наркотиков из иных звездных систем. Но пока ни один из препаратов ничем не отличился от земных наркотиков. Типичные картины воздействия, имеются разные земные аналоги. Обычно это препараты из марсианской флоры либо из лишайника, растущего на Ганимеде. Полагаю, вы о них уже слышали, поскольку вы люди хорошо информированные в этой области. Во всяком случае... – улыбка стала шире, но за стеклами очков без оправы оставался все тот же пустой рыбий взгляд. – Но вас, я вижу, устраивает этот собачий корм, за который вы отдали пятьдесят долларов.

– Лично я доволен, – как всегда, в самый неподходящий момент подал голос Саймон. – В любом случае, уже поздно, надо ловить кайф. Мы же заплатили бобы и приняли капсулы.

– Верно, – рассудительно согласился Хастингс. И уселся в одно из разваливающихся кресел Криса. – Ну, кого уже «торкнуло»? Пожалуйста, держите меня в курсе дела, я собираю материал для новой книги.

Он повернулся к Кэтрин Арома.

– Слушайте, ваша грудь в самом деле смотрит на меня или это только галлюцинация? В любом случае, мне что-то не по себе. Зрелище не для слабонервных.

– Моя грудь ни на кого не смотрит, – надула губки Кэт.

– Вообще-то я кое-что чувствую, – натянуто произнес Крис Плавт. – Хотите верьте, хотите нет, мистер Хастинг, я чувствую, – он взволнованно облизнул губы. – Простите. Вы знаете, кажется, я здесь совершенно один. В этой комнате больше никого нет.

Марм Хастинг уставился на него долгим изучающим взором.

– Нетипичная галлюцинация. Посмотрим, что будет дальше.

– Никого, – продолжал Крис. – Ни души. Вас нет, только вещи. Тогда с кем же я разговариваю?

Он стал оглядываться, обводя всех пустым невидящим взором, словно смотрел сквозь них.

– Кстати, мои соски вовсе не смотрят в вашу сторону и ни на кого другого, – обидчиво сказала Кэт.

– А теперь я вас и не слышу, – заговорил Крис, впадая в панику. – Ответьте мне!

– Да мы здесь! – крикнул Саймон Илд и захихикал.

– Пожалуйста, – в голосе хозяина квартиры появились умоляющие нотки. – Скажите мне что-нибудь! Ведь вокруг – только тени. Все безжизненно. Ничего, кроме мертвых вещей. И я чувствую, что это только начало. Представляю, что будет дальше!

Марм Хастингс встал и положил руку Крису на плечо.

Рука прошла сквозь Плавта.

– Похоже, это стоит полтинника, – заметила Кэт, близкая к испугу. Она тоже поднялась с дивана и стала приближаться к Крису, чтобы попробовать самой.

– Не стоит, – предупредил Хастингс.

– Нет уж, – сказала она и...

... прошла сквозь Криса Плавта.

Однако она не вышла с другой стороны и вообще не попала в эту комнату. Она исчезла для всех. Остался один Плавт; он продолжал взывать к остальным и шарить руками в воздухе, пытаясь найти тех, кто стал бесконечно далек для его ощущений.

«Изоляция, – понял Брюс Химмель. – Тотальная изоляция. Теперь каждый из нас отрезан от остальных. Жуть. Но когда-нибудь это кончится? Или нет?» – с испугом подумал он.

Этого он знать не мог, поскольку для него еще ничего не начиналось.

– Колики усиливаются к вечеру, – рассказывал Джино Молинари доктору.

Генеральный Секретарь ООН, тяжело дыша, лежал на большой резной кушетке образца тридцать пятого года в одной из комнат жилого дома Вергилия Аккермана. Он зажмурился; крупное мясистое лицо подергивалось, словно от нервного тика; казалось, он скрежещет зубами от невыносимой боли. – Меня регулярно обследует доктор Тигарден, мой личный врач. Бесконечные анализы... Упор на злокачественную опухоль.

«Он как будто пересказывает намертво заученную информацию, – размышлял Эрик. – Так может говорить только медик-профессионал». Похоже, Молинари совершал некий ритуал, тысячи раз рассказывая тысячам докторов ими же поставленные диагнозы.

– Там нет никакой злокачественной опухоли, – продолжал Молинари. – Все медики, обследовавшие меня, подтвердили это. – Далее он понес такое, что показалось Эрику откровенной сатирой на речи врачей-демагогов, пародией на речи, которые могли произносить перед Джино самоуверенные медицинские светила. Наверное, у Мола был зуб на докторов, которые ничем не могли помочь, только упражнялись в красноречии.

Наконец генеральный секретарь успокоился, и беседа пошла ровнее.

– В основном ставят острый гастрит. Или пилороспазмы. Иногда говорят, истерические боли, вызванные тем, что моя жена страдала три года назад от родовых схваток, – и добавил в сторону: – Как раз незадолго до ее смерти.