Аид устало вздохнул.

— Громохвастун хочет видеть ее мертвой. Мы ничего не можем поделать. Если мы вылечим ее, то он изольет на нее град всевозможных страданий. Самое милосердное, что ты можешь сделать, — позволить ей уйти.

— Нет! Спасите ее!

Но бог его не слушал. Аид сделал шаг назад и взглянул на М’Адока.

— Оставим их, чтобы они могли попрощаться.

Айдан заметил сочувствие в глазах М'Адока, прежде чем тот исчез. Аид последовал его примеру.

Оставшись в одиночестве, он вдохнул аромат волос Леты.

— Я жалею, что не родилась человеком, — выдохнула она ему в шею.

— Я бы ничего в тебе не менял.

Когда Лета сильнее сжала его волосы, Айдан почувствовал, что она улыбнулась Мгновением позже Лета вздохнула в последний раз и безжизненно обмякла в его руках.

Три удара… на три бесконечно медленных удара сердца Айдан застыл. Просто не мог пошевелиться. Именно такое мучительно долгое время потребовалось ему, чтобы осознать действительность.

Лета мертва. Она пожертвовала своей жизнью ради его спасения.

Айдан отказывался поверить в это. Он немного отодвинулся и окинул ее взглядом. Лицо Леты посерело, а под неплотно сомкнутыми веками видны глаза. Безжизненные. Залитые кровью.

— Проснись, — выдохнул он, зная, что это невозможно. — Не оставляй меня, Лета. Пожалуйста.

Но ни одна мольба в мире не в силах ничего изменить. Лета ушла, и он остался один.

Его сердце разбилось вдребезги. Айдан притянул к себе и обнял Лету, а потом сделал то, что не делал с той ночи, когда умерли его родители. Заплакал.

Айдан полагал, что Лета бессмертна и вечна. Укачивая ее безжизненное тело на своих руках, он зарыдал еще горше. Все, чего он хотел, — вернуться назад и изменить все это. Начать заново и вновь.

Сказать ей, что тоже ее любит.

— Я люблю тебя, Лета, — прошептал он ей на ухо, зная, что она не сможет его услышать.

Почему он не признался раньше?

Но тут Айдан понял. Он боялся озвучить свои чувства. Опасался, что она каким-либо образом использует его признание, чтобы причинить ему боль. Теперь Лета никогда не узнает, как много она для него значила. Это так несправедливо.

— Она знает.

Он поднял глаза и увидел стоящую над ним, высокую, красивую белокурую женщину.

— Кто Вы?

— Персефона. — Она опустилась на колени рядом с ним, глядя на него с сочувствием. — Соболезную Вашей утрате. Лета была замечательной женщиной. — Достав маленький, черный носовой платок, она вытерла его слезы. — Сейчас Вы должны вернуться домой. Я позабочусь о ней.

— Нет!

— Айдан, — спокойно обратилась она. — Вы не можете оставаться здесь. Поверьте мне, Вы на самом деле не захотите этого. Я прослежу, чтобы о Лете позаботились, но Вы должны уйти.

Душа Айдана кричала от боли, но он знал, что Персефона была права. Он прижался губами к холодному виску Леты, прежде чем позволил богине забрать из его рук тело любимой.

— Вы похороните ее рядом с ее семьей? Она не любила быть одна.

Когда Персефона кивнула, на ее глазах появились слезы.

— Вы любили ее, не так ли?

— Больше, чем жизнь. Боже, как бы я хотел, чтобы Лета позволила мне умереть вместо нее.

Персефона хмыкнула и забрала Лету из его рук.

— Деймос, — крикнула она, и вызванный ею бог появился перед ними. — Ты можешь вернуть его назад в его мир?

Деймос кивнул, затем он и Айдан исчезли.

Как только Айдан снова очутился дома, он повернулся к Деймосу:

— Зачем ты отвел меня туда?

— Хотел, чтобы ты знал, насколько ты был ей дорог.

— Зачем? Чтобы эта сцена преследовала меня всю оставшуюся жизнь? Не хочу никого обидеть, но, Деймос, из тебя получился никудышный Дух Рождества. Скруджу хотя бы дали шанс исправить свою жизнь. Я же не могу ничего сделать. Какого черта, ты показал мне это?

Деймос пожал плечами.

— Зевс собирался убить ее в любом случае. Как ты говорил Персефоне, Лета не любила быть одна. Я подумал, что ей было бы приятно, если бы ты, по крайней мере, был рядом, когда она умрет. Она нуждалась в тебе.

Деймос был прав, но это никоим образом не облегчало боль Айдана.

— Спасибо, Демон. За все.

Он заметил сочувствие на лице бога, прежде чем тот оставил его.

Один-одинёшенек, Айдан стоял посреди гостиной, чувствуя себя опустошенным. Закрыв глаза, он мог ощутить здесь присутствие Леты. Услышать ее смех. Ее куртка все еще висела на дереве, где она ее и оставила.

Ощущая потребность быть ближе к Лете, он приблизился к дереву и прикоснулся к мягкой ткани куртки.

— Как бы я хотел вернуть тебя назад, Лета. Если бы мое желание сбылось, то я бы позаботился о тебе лучше, чем кто-либо другой.

А если бы желания были лошадьми, то даже нищие ездили бы верхом. [44]

Айдан вытащил из кармана куртки шапочку и поднес ее к носу. Она еще хранила запах Леты, и это вызвало еще один поток горьких слез, от которых стеснило грудь. Айдан подошел к каминной полке, на которой в рамках стояли фотографии Донни, Хизер и Рональда. Одну за другой Айдан собрал их и бросил в огонь, где стекло нагрелось и расплавилось, а снимки обратились в пепел.

Единственная фотография, которую он оставил, — с изображением его родителей. Рядом Айдан положил вязаную шапочку Леты и отступил. Да. Это — его семья, и только они заслужили честь находиться на этой полке.

Айдан услышал стук в дверь. Он посмотрел на часы… едва перевалило за полдень. И тут Айдан вспомнил, что сегодня Сочельник.

— Лета? — выдохнул он, откидывая одеяло и бросаясь к парадной двери. Из одежды на нем были только свободные зеленые боксеры. Когда Айдан открыл дверь, то на пороге его встретили Мори и его жена с небольшим чемоданом.

Ширли обвела его тело голодным и изумлённым взглядом.

— Я знаю, что для тебя, Мор, это ничего не значит, но это зрелище стоило того, чтобы сесть в самолет и притащиться в это богом забытое место. Спасибо!

Мори закатил глаза, затем протиснулся мимо жены и вошел в дом.

— Счастливого Рождества, Айдан.

Он отступил и позволил Ширли войти следом за мужем, а затем закрыл дверь.

— Что вы здесь делаете?

Только он закрыл дверь, как снова раздался стук. Нахмурившись, Айдан увидел на крыльце Терезу и Роберта, держащих небольшую елочку.

Он нанял Роберта на должность своего менеджера за две недели до того, как Донни начал его шантажировать. Тереза — миниатюрная и невысокая шатенка с яркими голубыми глазами — была его агентом по рекламе.

— Я повторюсь, но, без обид, что вы здесь делаете?

— Мы не могли допустить, чтобы ты провел еще одно Рождество в одиночестве, — ответил Роберт. — Мори позвонил и спросил, сможем ли мы приехать в Сочельник и накормить тебя приличной едой, и мы согласились. Это — время, когда понимаешь, что в этом мире есть люди, которые действительно тебя любят, Айдан.

До того как Лета вошла в его жизнь, он выставил бы их из своего дома и захлопнул за ними дверь.

Сегодня же они были желанными гостями.

— Проходите. Позвольте мне отлучиться и надеть что-нибудь.

— Не знаю, нужно ли, — произнесла Тереза со смехом. — Мне нравится твой рождественский костюм.

Ширли засмеялась:

— Ты хочешь сказать костюм Адама, не так ли?

Тереза поставила елку в углу около камина.

— Я бы предпочла это, но он одетв праздничный зеленый. Так что Рождественский костюм.

Айдан улыбнулся, прежде чем уйти в свою спальню и надеть джинсы и свитер. Когда он вернулся, Ширли разливала всем эгног, [45]в то время как Роберт и Мори украшали елку мишурой, а Тереза на кухне разворачивала ветчину «HoneyBaked».

Он был поражен их действиями.

— Слушайте, вам не обязательно делать все это. Я знаю, что у каждого из вас есть семьи, с которыми бы вы охотнее провели время.

Роберт усмехнулся.

вернуться

[44]Английский вариант русской пословицы: Если бы не мороз, то овес бы до неба дорос.

вернуться

[45]Эгног (eggnog) — традиционный рождественский напиток из взбитых яиц с сахаром, молоком, ромом или вином.