— Лайам?

— Я здесь.

Он будет скучать по ней, он это понял. По ее дерзким шуткам, по голосу, который в одну секунду прогонял все его заботы, по телу, сексуальному, как грех, по губам. Он хотел сказать ей это, но осекся. Это против правил. Нельзя говорить о будущем. Все, на что они имели право, — «здесь и теперь».

— Я позвоню тебе из Колорадо, если будет возможность. Если нет, позвоню, когда вернусь. Ты помнишь, что мы договорились на воскресенье?

— Да. Лайам, я… я буду скучать без тебя по ночам. Его сердце на секунду замерло.

— Я тоже.

— Повеселись там как следует.

— Я постараюсь.

Он постарается. Потому что друг и семья будут ждать от него этого. А он всегда делал то, чего ждала от него семья.

Признайся, ты просто не в состоянии провести двадцать четыре часа, не поговорив с Обри. Лайаму хотелось рассказать ей все, что он увидел на ранчо Трэвиса Клейтона. Никогда раньше он не бывал в таких местах. И чувствовал себя как маленький ребенок. Никак не мог привыкнуть ни к отсутствию смога, ни к тишине.

При первой же возможности Лайам сбежал от компании, собравшейся на ранчо «Сильвер мун» в большом двухэтажном бревенчатом доме, нашел уединенное место и набрал номер Обри. Она ответила после первого же гудка, и его сердце привычно замерло при звуке ее голоса.

— Ты просто не можешь себе представить, что это за место, — выпалил он без предисловий. — Здесь на целые мили не видно ни одного здания и потрясающие горы.

— И ты тоже здравствуй, — рассмеялась Обри в трубку. — Ты никогда не был на Западе?

— Если не считать пары деловых поездок в Лос-Анджелес и Даллас, нет. Я будто попал в вестерн. Дядя Шейн…

— Дядя Шейн? — переспросила Обри. Шейн, хотя и был всего несколькими годами старше Лай-ама, был его дядей и главным редактором «Базз». — Вы поехали всей семьей?

Семья. Семья, которой он не мог ее представить. Эта мысль разом испортила ему настроение.

— Не совсем. Скорее можно сказать, что мы поехали всей редакцией «Харизмы». Кроме Кейда и Джесси, здесь тетя Финола — родная мать Джесси, бабушка Мэв, моя кузина Скарлет и ее жених Джон Харлан.

— Джон Харлан из рекламного агентства «Сас-кинд, Энгль и Харлан?» — спросила Обри.

— Ты его знаешь?

— Да. Мы с ними работали.

Лайам ощутил знакомое покалывание в затылке.

Плохой знак. Но он прогнал дурные предчувствия — Джон не может ничего знать о них с Обри.

— Завтра помолвка. Трэвис, отец Джесси, говорит, что собираются приехать гости чуть ли не со всего штата. Горячий будет денек.

Она засмеялась.

— Береги себя. Я хочу, чтобы в воскресенье вечером ты был в форме, потому что я кое-что купила к твоему возвращению. Тебе понравится.

Он вспомнил ее последнюю покупку, демонстрация которой закончилась настолько бурно, что они оба опоздали на работу с обеденного перерыва.

— Не могу дождаться.

Это была правда. Как ей это удавалось? Как голос по телефону мог вызвать такое желание и тоску?

— Что на тебе надето?

— Немного пены. Я сижу в ванне. Кровь зашумела у него в ушах.

— Ты развратная девчонка. Она захихикала.

— Тебе это нравится. Я прямо-таки вижу твою довольную улыбку.

Как она смогла так хорошо изучить его за какие-нибудь три недели? Он пробовал стереть с лица счастливую гримасу, но ему не удалось.

— Разве мужчина может не улыбаться, когда ведет непристойные разговоры с обнаженной сексуальной женщиной?

Звук шагов заставил его обернуться. В нескольких шагах от него, освещенный только лунным светом, стоял Кейд.

— Я должен идти. Спокойной ночи. — Лайам дал отбой, даже не дождавшись ответа Обри.

— Я-то думаю, куда ты делся. А ты, оказывается, захотел полюбезничать со своей дамой.

Лайам не знал, что именно слышал Кейд, но отпираться было бессмысленно. Он быстро промотал в голове весь разговор, пытаясь вспомнить, называл ли он Обри по имени. Вроде бы нет.

— Я что-то пропустил?

— Трэвис собрался откупоривать шампанское, которое ты привез. Все еще не хочешь мне сказать, кто она?

— Зачем тебе? Ты все равно ее не знаешь. — Лайам развернулся и пошел к дому.

Вот и все. Все бумаги по «Издательскому Холдингу Эллиот» уничтожены, электронная версия стерта. Обри выключила компьютер. Пусть Мэтью Холт ищет кого-то другого для этой грязной работы.

— Что ты делаешь в офисе в уикенд?

Обри подняла голову и увидела отца, стоявшего в дверях. У нее внезапно пересохло во рту.

— Ничего особенного. Я часто работаю по выходным.

— Ты каждый день убегаешь ровно в пять, так что я думал, тебе есть чем заняться.

Обри вздрогнула. Очевидно, ей не удавалось исчезать и возвращаться так незаметно, как она надеялась.

— Я решила добавить к своему расписанию вечернюю разминку.

Как легко ложь слетела с ее языка. Слишком легко для человека, который никогда прежде никого не обманывал. Хотя это правда — у нее теперь действительно была ежевечерняя разминка. С Лайамом.

Она приложила все усилия, чтобы дышать ровно и не покраснеть.

— Ты каждый день выходила на ланч. С кем встречалась?

Теперь она наверняка покраснела. От гнева. Какое он имел право контролировать ее личное время?

— С подругами. Я так много работала в последнее время, что совсем потеряла связь с моими друзьями из колледжа.

Еще одна ложь…

— Позаботься, чтобы твое воссоединение с друзьями детства не отражалось на работе.

— Да, сэр. Обещаю. — Она едва удержалась, чтобы не вскочить и не вытянуться в струнку.

Он вышел так же неожиданно, как и появился, даже не снизойдя до банального «до свидания». Обри вздохнула. Некоторые вещи никогда не изменятся.

Мэтью Холт никогда не здоровался.

Никогда не прощался.

Никогда не говорил, что любит ее.

Она готова отказаться от первого и от второго, но ей хотелось бы хоть однажды услышать от своего отца, что он любит ее.

— Прекрасная вечеринка, Трэвис, — сказал Лайам, принимая большой бокал пива из рук отца Джесси. Трэвис был огромным грубоватым человеком, безумно любящим свою единственную дочь.

— Рад, что тебе нравится.

— Очень нравится.

Лайам окинул взглядом двор ранчо. Несколько костров защищали гостей от октябрьского холода. Его бабка, Кейд и Джесси собрались с несколькими гостями у одного из них. Тетя Фин разговаривала с кем-то из местных, внимательно наблюдая за Трэвисом, приемным отцом своей дочери. Теперь, когда Лайам знал что к чему, он удивлялся, как раньше не замечал удивительного сходства Джесси с ее матерью.

Лайам нашел глазами Шейна. Тот болтал с хорошенькой блондинкой. Лайам улыбнулся. Как это похоже на Шейна! Ему на глаза попался Джон Харлан, пристроившийся в конце очереди у «быка», бочонка, болтающегося на веревках между двумя деревьями.

— Попробуешь на «быке»? — спросил у Лайама Трэвис.

— Почему бы и нет? Единственное, чем я могу отблагодарить вас за отменное гостеприимство, это как следует посмешить вас.

— Обещаю не смеяться слишком громко, когда ты свалишься, — сказал Трэвис рассеянно, не отрывая взгляда от Финолы. Кажется, Трэвис и тетя Фин неравнодушны друг к другу.

Лайам пересек двор и присоединился к немногочисленной группе людей, желающих поизображать ковбоев. Он поставил свое пиво на стол, вынул из карманов деньги и сотовый телефон и положил рядом с вещами остальных гостей. Его семья разом собралась у аттракциона.

— Будь осторожен, хорошо? — сказала бабка с мягким ирландским акцентом, от которого так и не избавилась за полвека жизни в Америке. Она повернулась к подошедшей Финоле. — Почему мальчики все время должны доказывать всем свою мужественность?

— Хороший вопрос, мама, — ответила Финола. Лайам опять перехватил заинтересованный взгляд, который она кинула на хозяина ранчо. Интересно.

Джон наконец свалился с «быка» в кучу опилок, насыпанных поддеревьями, и Трэвие хлопнул Лайама по плечу.