— Так понимаю, со мной ты познакомился уже заранее, — недовольно констатирую я, отодвигаясь от его лица. — Тони выдал моё имя? — высказываю первое предположение, что приходит на ум, хотя прекрасно помню, что в контракте присутствует пункт о сохранении конфиденциальности личной информации стриптизёрш от клиентов.

Но, видимо, у близких друзей начальства есть свои преимущества.

— Эрик, — спокойно отвечает он, устремляя короткий взгляд в почернелое небо и вновь на меня. — Думаю, нам стоит где-то укрыться.

— Я не собираюсь с тобой нигде укрываться! — резко возражаю, и, боясь даже подумать о том, чтобы вновь остаться с ним наедине, возвращаюсь к теме. — Это ты попросил Эрика не увольнять меня, даже несмотря на то, что я убежала?

По тому, как его губы еле заметно сжимаются, могу предположить, что мой вопрос пришёлся ему не по вкусу.

— Вообще-то я требовал сделать обратное, но этот подонок не мог не воспользоваться столь уникальным случаем насолить мне.

— Разве вы с Мэрроу не друзья? — растерянно интересуюсь.

— С Тони, а с его братом у нас ещё с детства ведётся холодная война, которая, по всей видимости, никогда не закончится. Эрик лишь в очередной раз забыл одну маленькую деталь.

— И какую же? — спрашиваю я с подозрением.

— Я всегда добиваюсь желаемого, — отвечает он уверенным голосом, свысока глядя на меня, отчего мне кажется, и так метровая дистанция между нами сокращается ещё сильнее.

— Это ещё как понимать? Ты не успокоишься, пока я не потеряю работу? — встряхиваю головой, избавляясь от навязчивого желания прикоснуться к его губам, всё ещё держа на коротком поводке сидящую внутри меня злостную силу.

— Ты сама уйдёшь из клуба.

— С чего это ты так решил? — Его самоуверенный ответ точно порция масла, брошенная в мой защитный огонь от его притяжения.

— Не знаю, — неопределённо пожимает плечами. — Просто интуиция подсказывает.

— Значит, в твоей интуиции произошёл сбой: я не собираюсь прекращать там работать, — возвращаю голосу воинственный оттенок, что на мужчину действует исключительно как повод для усмешки.

— Даже если я скажу, что у меня для тебя есть гораздо более выгодное предложение? — таинственно произносит он, прокладывая взглядом путь вдоль линии моих скул, по губам и подбородку.

Чёрт бы его побрал!

Ему даже не нужно прикасаться ко мне, чтобы разжигать низменный инстинкт, побуждающий меня бездумно действовать в направлении удовлетворения плотских желаний.

Но не в этот раз. Ни сегодня, ни когда-либо ещё!

— Меня не интересует твоё предложение.

— Ты его ещё даже не услышала, — его лицо заметно напрягается.

— И не собираюсь слушать. И вообще, Адам… или как там тебя, я думаю, нам незачем больше тратить время друг друга. Будет лучше, если мы разойдёмся в разные стороны уже сейчас. Давай забудем о наших встречах, словно их никогда и не было. Окей? — на последнем дыхании задаю вопрос, на который даже не хочу слышать ответа, и спешу наконец покинуть тесный переулок, в котором всё сильнее ощущается нехватка кислорода.

Но с моей стороны было глупо предполагать, что он так просто меня отпустит.

Мне удаётся сделать всего несколько торопливых шагов по прилежащей улице, когда он настигает меня и резко разворачивает. Я застываю на месте, вновь оказавшись в опасной близости от его лица, по-прежнему не выдававшего никаких эмоций. Лишь вспыхнувшая буря в тёмных глазах раскрывает мне занавес перед чем-то мощным и разрушительным, что он рьяно прячет внутри.

Каких-то несколько коротких секунд нашего столкновения взглядов кажутся мне длиною в вечность, в которой каждый миг моей жизни проходит в упорном сопротивлении.

— Ты опять меня трогаешь, — продолжая противостоять его пленительному мраку, приподнимаю руку, что он крепко сжимает.

— А ты опять убегаешь, — сдержанно произносит Адам, и я поражаюсь тому, как ни один мускул на его лице не подрагивает, в то время как мои внутренности завязываются тугими узлами.

Кожа теперь уже не просто немеет, а плавится в местах прикосновений его пальцев, и от этого контраста с нарастающей непогодой меня зябко передёргивает, когда новый порыв ветра приносит за собой первые капли дождя.

Он спускает свой цепкий взгляд на мои оголённые плечи с руками, что стремительно покрываются мелкой россыпью мурашек.

— Что ты делаешь? — сжимаюсь ещё больше, когда он отпускает меня и начинает стягивать с себя пиджак.

— Ты вся дрожишь и вновь вовсе не из-за моего «очарования», — голос не выдаёт и капли раздражения, но теперь я физически чувствую, как оно его переполняет.

Очарование?

Это так он называет то, что заставляет меня погружаться в состояние возбуждённого опьянения?

Адам ловко укрывает меня своим пиджаком, пропитанным терпким мужским одеколоном и запахом его кожи, что действует на меня как афродизиак.

Я непременно пожалею о своей слабости, но никак не могу справиться с порывом и, блаженно прикрывая веки, утыкаюсь носом в гладкую материю его одежды.

Что за дьявол? Как он это делает?

Одна лишь ткань, сохраняющая его сексуальную энергию, доводит меня до лихорадочного исступления.

— Я же вижу, что тебе это нравится.

Его слова вырывают меня из нирваны.

— Что нравится? — Как дура, делаю вид, что не понимаю, о чём он говорит.

— То, что ты чувствуешь.

— Мне это не нравится, — пытаюсь звучать убедительно.

— Нравится.

— Нет!

— Ты всегда любишь спорить?

— Только когда знаю, что права.

— И снова врёшь!

Уверенность его голоса обескураживает.

— Не вру. Мне не нравится то, что ты делаешь со мной. Я не понимаю, как такое возможно? Это ненормально и, знаешь ли, ощущается крайне стрёмно. — Мне приходится чуть ли не задерживать дыхание, чтобы не ощущать аромат пиджака, застилающий моё сознание томной поволокой.

— Стрёмно, — мрачно усмехается он, покачивая головой. — Так ещё никто не определял эти ощущения. Ты уверена, что подобрала правильное слово? Там должно быть нечто большее. — Пытливо смотрит на меня.

— Оо, да там целый букет из серьёзных нарушений функций организма, — натянуто улыбаюсь.

— Опиши это.

— Описать?

— Да, расскажи, что сейчас чувствуешь?

— Ты что, сам не знаешь, что делаешь? — недоумённо хмурюсь.

— Обычно знаю.

— Так, значит, это для тебя вполне обычная хрень?

— Я бы не называл это хренью. Женщины всегда остаются в экстазе, — без капли стеснения заявляет он.

— Женщины? Ты на всех так влияешь?

— Да.

— Что, прям-таки на всех? — от изумления повышаю тон, ещё больше привлекая к нам внимание прохожих, что и так приглядываются к безукоризненному облику мужчины.

— На всех.

— И им это нравится?

— Сходят с ума от удовольствия, — самоуверенно отвечает Адам.

Он явно не в курсе, что такое скромность.

— Как такое возможно? — искренне поражаюсь.

— Ты о моём магнетизме?

— Не только. Как им может это нравиться? — Он хмурится, будто совсем не понимает смысла моего вопроса. — Я имею в виду, как может нравиться то, когда тебя лишают контроля и ясности мыслей?

Задумавшись на короткий промежуток времени, он начинает неспешно мерять шагами пешеходный тротуар, хрустя ботинками по камням раздробленного асфальта.

— Немногие смотрят на это как на потерю контроля, Николина. Скорее наоборот — на пробуждение тех физических желаний, о которых могли даже не догадываться. — Адам пропускает пару мимо проходящих женщин преклонных лет, что крупной дрожью тел и поплывшим взглядом моментально выдают свой интерес к нему.

Потеряв дар речи, я стою, разинув рот, и наблюдаю, как бабушки чуть ли не сворачивают себе шеи, пока оглядываются назад на мужчину и строят ему глазки.

Боже мой! Это ненормально!

Это же бабушки! Разве в таком возрасте ещё возможно так реагировать?

На моё явно глупое ошарашенное выражение лица Адама реагирует слабой усмешкой и продолжает говорить своим проникновенным голосом: