«Пошел он к чертям, этот доктор! — в душе рассердился Петр. — Не нужна мне протекция. Сам на Север просился. Сам…».
Утром на корабль пришел Голубев. На этот раз невеселый. Заглянул в радиорубку:
— Грачев, зачет принимаю в кают-компании, прошу поторопиться.
Голубев задавал каверзные вопросы, и на все Петр ответил безошибочно. Но вот флаг-связист спросил, как он, Грачев, будет входить в связь с неизвестной подводной лодкой, которая встретилась в морс. Петр стал объяснять, но Голубев поморщился.
— Что, не так? — насторожился Грачев.
— Не усвоили руководящих документов. — Голубев встал из-за стола. — Нет, не могу принять зачет. Изучите все как следует. Что вы так смотрите? Может, я придирчив? Ну что ж, в другой раз буду экзаменовать вас при товарище Серебрякове. А сейчас — за дело. Два дня хватит?
Грачев стыдливо прятал глаза:
— А если до понедельника?
«Собираешься в воскресенье к Ире, я знаю! — догадался Голубев. — Нет, посиди-ка на корабле».
— Вот что, лейтенант, давайте-ка в воскресенье.
Грачев разложил на столе карту Баренцева моря, которую еще вчера взял у штурмана, и начал прокладывать курс. В пятницу надо сдать зачеты по кораблевождению. «Тогда вас поставим дублером вахтенного офицера», — пообещал Грачеву старпом Скляров. И вот теперь, склонившись над картой, Петр чертил. Делом увлекся, а душевного спокойствия не чувствовал. Не сдал зачет… От Серебрякова достанется. Петр раздумывал: может, сходить к нему и все выложить начистоту? Голос флаг-связиста все еще звенел в ушах, и от него никак не уйти. «Ну что ж, в другой раз буду экзаменовать вас при Серебрякове…»
Грачев бросил на стол циркуль, зашагал по каюте. Впервые в нем вспыхнула злость на себя. «Не сдал зачет… Романтик. Нет, ты просто салажонок! Сорвался…» — с грустью подумал Петр. Он чертил долго, а когда положил линейку, почувствовал на себе чей-то взгляд. У двери стоял замполит Леденев. Смуглое полное лицо осветила лукавая улыбка:
— Кораблевождение — наука сложная. Тут глубина мысли требуется.
— Приходится корпеть, — смутился Петр и схватил с вешалки китель.
Присев, Леденев внимательно разглядывал карту. Грачев с ухмылкой наблюдал за ним. Ему было весело, потому что Леденев — это не старпом Скляров, который назубок знает штурманское дело. Тот и ночью безошибочно покажет тебе, где какие созвездия и как по ним определять место корабля в море.
— Интересно, очень интересно, — сказал замполит.
«Для вас там каракульки, черточки, а для меня — курс жизни», — хотелось сказать Грачеву, но он воздержался, чтобы не задеть самолюбие Леденева. Замполита Петр уважал. Веселый и добрый, он как-то сразу располагал к себе, и тогда уже ничего от него не утаишь, все выложишь. Так было и с Петром. В первой же беседе он все рассказал ему о себе: где родился, кто мать и отец… Вот только о Лене сказал лишь, что жена, и все.
Леденев пригласил лейтенанта поближе к столу и неожиданно сказал:
— Раскололся ваш корабль. Потонул.
— Что? — удивился Петр.
— Место нанесли неправильно. На пути корабля — подводная скала. Вот тут, — замполит ткнул карандашом в серый квадратик карты.
— Разве? Не может быть!
Петр рассчитал все точно, и поведет он свой корабль, обходя банки, минуя острова…
— Это теоретически, — перебил его замполит. — А в море… Дайте мне линейку.
Он быстро нашел ошибку: Грачев совсем не учел поправку на магнитное склонение, поэтому-то курс прошел близко к острову Зеленый, через рифы. Там весной судно распороло на камушках железное брюхо.
— Помните капитана Рубцова? Так это он. Пять лет отсидел…
Грачев грустно смотрел на карту. Снова ему придется ломать голову.
Леденев помолчал, закурил.
— Да, на бумаге курс легко исправить, а вот в службе… — Замполит проницательно посмотрел Грачеву в лицо: — Тяжело вам, Петр Васильевич?
— Служба — долг, а на долг не жалуются, — ответил Грачев.
Ему казалось, что он нашел для ответа подходящие слова, но, когда глянул на замполита, на его немолодом худощавом лице уловил какую-то сдержанность. С минуту Леденев молчал, словно обдумывал, с чего начать разговор, потом сказал, что долг можно выполнять по-разному. Иные романтики в первом же шторме клянут море и тех, кто их послал сюда. Таких на корабле не удержишь, как ни старайся. А ведь курс моряка всегда пересекают опасности, тут уж жаловаться грешно.
— Я и не жалуюсь, — покраснел Петр.
Леденев постучал пальцами по столу:
— Романтики не перевелись, что и говорить. Кое-кто полагает, что паек мужества выдается на службе. Абсурд! Надо его иметь при себе.
Петр понял намек, но не промолчал, как прежде с ним бывало, а откровенно сознался, что море ему в тягость. Верно и то, что у него есть промахи по службе, но к ним можно отнестись по-разному. Один подскажет истину тихо, без крика, и сразу почувствуешь, что его слова идут от сердца. А другому только бы уколоть тебя. Вот хотя бы Голубев…
Леденев возразил:
— Разве он виноват, что вы не сдали зачет?
«Уже знает!» — Петр горько вздохнул.
— Он вам доложил?
Леденев пошутил:
— А что, на дуэль вызовешь?
Петр смутился. А Леденев неожиданно спросил о Крылове: правда ли, что Грачев объявил ему три наряда вне очереди? Петр подтвердил. Он не мог поступить иначе, потому что матрос дерзил.
— Ну, ну… — Леденев докурил папиросу, смял окурок в стеклянной пепельнице. — Он что, в городе был?
— Так точно. К рыбачке ходил. Таней зовут. У нее ребенок, мужа бросила… И что он в ней нашел, не пойму. Разве девушек мало? Еще тот тин, этот Крылов.
Леденев поднял глаза, серьезно и прямо сказал ему:
— Уж больно скоры вы на приговор, Петр Васильевич. Учитесь людей понимать. Поговорили бы с ним по душам. М-да…
— Я командир, а не нянька, чего мне уговорами заниматься? — возразил Грачев.
— По-вашему, офицеры корабля только и делают, что уговаривают своих подчиненных? — Леденев встал, заходил по каюте. — У нас БЧ-3 отличная. Не уговорами же старший лейтенант Кесарев достиг этого? Разумеется, нет. Он молод, как и вы, но есть у него подход к матросам, словами не бросаются. Знает, где нужна строгость, а где человеческое участие.
Грачев промолчал. «Вот вы советуете учиться души людские читать, — мысленно обращался он к Леденеву. — А что у меня, Петра Грачева, на душе? Не знаете! Кипит все. Но я не лью крокодиловы слезы, не жалуюсь».
Леденев встал, шагнул к дверям:
— Ты, Петр Васильевич, не хуже других офицеров, — сказал замполит, — только соизмеряй, что к чему. Без придирки к людям. Советуйся с ними, и дело пойдет на лад. Не святые горшки обжигают. Ну, а насчет, зачетов — подтянись. Негоже командиру в хвосте плестись…
Свернув кальку, Петр откинулся на спинку стула и закрыл лицо руками. Ему хотелось разобраться, в чем он прав, а в чем, возможно, его самолюбие взяло верх над истиной. Будьте ближе к людям, советуйтесь с ними… С кем ему советоваться? С Крыловым? Нет уж, только не с ним. Разве что с Зубравиным. Петр понимал, что без помощи мичмана ему придется туго. Ведь у Зубравина за плечами годы корабельной службы. Командир хвалил его.
Ну ладно, пора спать. Петр хотел было раздеваться, но в дверь постучали. Рассыльный доложил, что к нему пришла женщина. Ждет на КПП.
— Что там за поздняя гостья?..
Она стояла у забора. В тусклом свете фонаря ее лицо казалось бледным, встревоженным. Одета просто: в сером пиджаке, в косынке, бантиком завязанной у подбородка. Туфли на грубой черной коже, с каблуками.
«Она чем-то опечалена», — подумал Петр.
Он поздоровался с ней:
— Я Грачев, командир Крылова. А вы и есть Таня?
Она подала ему руку, тихо сказала:
— Да, я… — Таня достала из кармана пиджака платок, приложила его к глазам.
«Плачет, что ли?» — подумал Петр, но гостья, видно, сумела сдержать свое волнение, потому что мягко улыбнулась.
— Вы уж, товарищ лейтенант, не смейтесь… Вся я в рыбьей чешуе. Прямо с работы пришла…