В тот вечер Надя сияла. Она увлекла его в другую комнату (хозяйка, у которой она жила, как раз уехала в отпуск) и шепнула на ухо:
— Поцелуй меня…
Костя задыхался от волнения. Ему не верилось, что девушка так доверчива с ним. Но поцеловать так и не осмелился. Надя весело улыбнулась:
— Чудной… — И со вздохом добавила: — Берегись моря, оно всегда зыбкое.
Тяжело сложилась у нее жизнь. Отец, воевавший где-то на Севере, пропал без вести, когда ей исполнился годик. А вскоре во время операции умерла мать. Надю взяла к себе старшая сестра матери Фекла Терентьевна, хотя своих малышей было пятеро. Надя закончила десятилетку и пошла работать. Получила первую получку, принесла домой.
— Мама, вот тебе…
Фекла Терентьевна не в силах была сдержать слезы. Не надо ей денег, пусть лучше справит себе туфли, на платье шерсти красивой купит.
— Ты уже невеста, парни на тебя заглядываются.
Жили они на Кинбурнской косе, что на Херсонщине. Наде приглянулся там рыбак. Генка — так звали парня — был первым хлопцем на селе, хорошо играл на баяне. Он то и выпалил ей:
— Пойдешь за меня? Знаешь, я тебе в Лимане золотую рыбку поймаю. Вот как у Пушкина в сказке. Она счастье нам принесет. Пойдешь?..
Наутро Генка ушел на путину. А в ту пору над Лиманом поднялся небывалый ураган. Завертело лодку, опрокинуло. Генка в сетях запутался… Немало слез выплакала Надя, да горю не помогло. В то лето как раз на Лиман приехала отдыхать семья штурмана из Синеморска. Надя сидела у берега. Косы до самой земли распустила. Грустная такая. Бросает в воду камешки. Солнце низко повисло над Лиманом, подожгло камыш, и блестит он как бронза. От лучей волосы у девушки будто огненные. Штурман подошел к ней, поздоровался:
— Можно присесть, красавица?
— Садись, если не трусишь, — сказала она с усмешкой.
Это штурмана позабавило.
— А чего трусить?
— У жены отобью, бойся. — Помолчала, вздохнула. — Уехать вот мне надо из села. Взял бы на Север, а? Слыхала я, что рыбачки там нужны.
Взял ее штурман, помог устроиться в траловом флоте. Тут-то с пей и познакомился Костя. Когда Надя уезжала навестить больную тетку, Гончар провожал ее. Долго они молчали на перроне, и вовсе не потому, что Косте нечего было сказать. Хотелось сказать многое — и о том, что краше девушки для него нет на свете, и о том, что снится она ему по ночам то белогрудой чайкой, то лебедем. Костя рассказал о ней матери, а та прислала письмо, в котором спрашивает, когда он женится. «Сыночек, приезжай с девушкой сюда, и такую свадьбу сыграем, что на мою старость это самая большая радость будет…» Поезд гулко забасил. Надя ткнулась губами в его горячую щеку.
— Я скоро вернусь…
И вот эта телеграмма.
Все матросы давно позавтракали, а Гончар утюжил брюки.
— Костя, ты совсем отощаешь, садись-ка за стол! — крикнул ему бачковой.
Но Гончар, расчесывая перед зеркалом свой русый чуб, весело напевал: «Ну-ка, чайка, отвечай-ка, друг ты или нет…» Симаков покачал головой:
— Поешь, как Нечаев. Весело, значит, подругу встречать? А признайся, Костя, хорошая она?
Гончар улыбнулся. Чудной Федька. Чего тут спрашивать? Глянул бы на нее.
— Это ж такая девушка, такая… — он не находил слов и помогал себе жестами.
— Все ясно, пришвартовала она тебя, пропал парень! — усмехнулся Федор.
Одевшись, Костя вышел на палубу. Ему уже виделась Надя. Вот она выходит из вагона, и он берет ее за руку. Все-все скажет ей: и как тосковал, и как рад был ее письмам. А еще скажет, что любит ее. На всю жизнь.
Костя шагнул к трапу и столкнулся с Грачевым.
— Вы куда?
— В город, товарищ лейтенант.
— А кто уволил, мичман?
— Так точно! Девушку встретить.
— У вас есть взыскание, и я не могу отпустить на берег. Ясно?..
Грачев нетерпеливо ждал мичмана у себя в каюте, ему было не по себе. Что он себе позволяет? Этому Гончару надо долго сидеть на корабле, пока научится порядку. Ведь мусор бросал за борт, старпом возмущался. А Зубравин его на бережок отпускает.
«Я ему все скажу…» Старшина команды больно мягок к людям. Грачеву недавно пришлось краснеть перед флаг-связистом Голубевым, и хотя тот был резок в своих выражениях, ему не возразишь — прав. Вахтенный сигнальщик матрос Клочко напутал в семафоре. С маяка просили доставить баллоны с газом. Семафор адресовался командиру гидрографического судна «Нептун», стоявшего рядом с эсминцем, а Клочко вручил его Серебрякову. Тот прочел текст и недоуменно пожал плечами:
— Что за ребус, товарищ Грачев?
Петр и сам ничего не понимал. Запросили маяк, и тогда все стало ясно.
А вот и Зубравин. Раскрасневшийся, прядка волос упала на лоб. На мостике кабель укреплял. Грачев строго спросил, зачем он Гончара отпустил на берег.
— Вас не было, и я… — начал было Зубравин, но лейтенант перебил его.
— Я лишил матроса берега, он что, разве не доложил?
— Никак нет, — мичман неловко помялся, понимая, что поступил опрометчиво. Он стоял перед лейтенантом, покорно ссутулившись. — Девушка едет…
— Ничего, посидит на корабле, а девушка и сама дорогу найдет, — сказал Петр.
В каюте он смягчился. Не слишком ли жестко поступил? Нет, не жестко. Пусть знает Гончар, как нарушать порядок. А вот девушку надо встретить. Она не раз приходила на причал, и Петр видел, ее.
«Дел по горло, а тут девушки», — досадовал он.
Петр сразу узнал Надю, как только она вышла из пятого вагона. Поставила у ног чемодан и стала озираться по сторонам, видимо, надеясь увидеть Гончара. Петр стоял совсем близко и успел хорошо разглядеть ее. У Нади было курносое светлое лицо с черными дужками бровей. Глаза чуть задумчивы, словно в них навсегда поселилась грусть. Вот она остановила на нем свой взгляд. Мягко улыбнулась. Петр подошел к ней, поздоровался.
Узнали?
— Узнала, Петр Васильевич, так вас зовут? — она отбросила пальцами волосы, упавшие на лоб. — Кого-нибудь встречаете?
— Вас, Надя.
Она удивленно подняла брови.
— А Костя?
— Он на корабле. Очень занят по службе. Вы уж не сердитесь. Давайте ваш чемодан.
Они прошли по сопке совсем немного, и вдруг Надя остановилась.
— Извините, мне плохо…
Петр внимательно посмотрел на нее. Лицо девушки стало бледным.
— Что с вами?
— Так… Ничего… — Она отошла в сторонку к дереву, уперлась в него рукой.
«Укачалась в поезде», — решил Петр и в душе усмехнулся. До чего же слабые существа женщины! Но каково было его удивление, когда она сказала:
— А мы с Костей еще не повенчаны… Заругают нас?
«Она ждет ребенка!» — догадался Петр, и так ему стало жаль ее, что он ласково взял девушку под руку и осторожно повел по склону сопки. Дом уже виднелся на невысокой горке, откуда хорошо проглядывалось море.
— Костя знает? — спросил Петр.
Она не стесняясь ответила:
— Откуда ему знать? Сама только на днях почувствовала…
Петр подумал, как, должно быть, любит она Гончара, если на такое решилась. Ведь еще. и не поженились. А вот Лена не захотела иметь детей.
— Только вы Косте — ни слова, я сама скажу, — нарушила Надя его мысли.
Вернувшись на корабль, Петр не хотел видеться с Гончаром — он боялся, что проговорится. И смешно и досадно. Но Грачев был человеком слова. Как-то все по-глупому получилось, зря он утром не отпустил матроса. Но кто знал, что вот так все обернется?.. После обеда Петр не лег отдыхать, а мучительно думал, как поступить с матросом? Ведь Надя с дороги и в таком положении… Наконец он дотянулся до кнопки звонка и через рассыльного вызвал Гончара к себе. Петр вспомнил, что недавно матрос просился сходить в фотоателье за карточками.
— Их никто еще вам не принес из города?
— Никак нет.
— Ну вот что, — Петр протянул матросу увольнительную. — И, пожалуйста, сходите к Наде, я прошу вас…
ГЛАВА ВТОРАЯ