– Вы могли позвонить.

– Мне нужен был предлог, чтобы убраться оттуда.

– Зачем?

– Я пытался дозвониться до Телмы. Один раз мне это удалось, но она сразу же повесила трубку. Еще несколько раз пробовал, зуммер гудел подолгу. Но никто не подходил. Теперь я знаю почему.

Он говорил таким странным тоном, что Эстер повернулась и посмотрела на него.

– Что с вами, Гарри?

– Она оставила меня, – ответил Гарри и вдруг беззвучно заплакал. Он прикрыл лицо ладонями, но слезы просачивались сквозь пальцы и с кистей падали на обшлага рубашки.

Эстер никогда в жизни не видела, чтобы взрослый мужчина плакал, от изумления на какое-то время она застыла. Не могла сказать ни слова, а первая ее мысль была о том, что Гарри нужен носовой платок, просто необходимо, чтобы кто-нибудь дал бедному Гарри носовой платок, не то он замочит слезами всю рубашку.

Когда Эстер обрела, наконец, дар речи, ее тон, тихий и напряженный, как нельзя лучше подходил к ее состоянию:

– Гарри, я налью вам выпить, а, Гарри?

– Нет. Я сейчас... совладаю с собой. Одну минуту.

Эстер снова отвернулась к окну. Тысячу раз она смотрела в окно, и всегда у нее создавалось впечатление, будто где-то за извилистой подъездной дорожкой, за высокими заборами и железными воротами жизнь протекает без нее, ибо она не попала в число приглашенных. Иногда ей казалось, что издалека из-за высоких заборов, доносятся звуки музыки, а сквозь железные решетки можно разглядеть танцующие пары.

– Я поехал домой, – продолжал Гарри. – Ее дома не было. А на кухонном столе лежала записка, в которой Телма сообщала, что ушла от меня.

– Она объяснила причину?

– Нет, во всяком случае, я ее не понял. Она писала, что ей надо все обдумать. Это я могу понять. Ведь мы были так счастливы. – На последнем слоге дыхание его прервалось, но он тотчас совладал с собой. – Все знают, как мы были счастливы. И я ничего не могу понять. Что же такое ей надо обдумать?

– Возможно многое.

– Но что именно?

– Забавное совпадение, не правда ли? Теперь они оба исчезли: и Рон, и Тёлма.

– Вы намекаете, что они уехали вместе?

– Может быть, мы с вами были слишком глупы во всем этом деле.

– Они не вместе, – резко сказал Гарри. – Я знаю, где Телма. В записке она уведомила меня, что на время остановится у двоюродной сестры на Эглингтон-авеню. Сказала, чтобы я не пробовал связаться с ней. Я все же попробовал. Позвонил Мариан, ее двоюродной сестре, и та сказала, что с Телмой все в порядке, поговорить со мной она пока что не хочет.

– Случается, – сухо сказала Эстер, – что двоюродные сестры лгут.

– Мариан не такая. Прежде всего, они с Тел мой не очень дружны.

– Я никогда не слышала от Телмы, что у нее в городе есть двоюродная сестра.

– Так и я говорю, они не очень дружны. Ну, раза два в год встретятся за ленчем в каком-нибудь кафе – и все. А в нашем доме Мариан вообще никогда не бывала.

– Тогда зачем Телме останавливаться у нее?

– По-моему, ей больше деваться некуда. – Казалось, Гарри вот-вот снова заплачет, но он сдержался. Несколько раз сглотнул всухую и продолжал: – Как видно, Телма была в отчаянии, раз уж обратилась к Мариан, которую не любит. Наверняка была в отчаянии. Бедная Телма!

Эстер резко обернулась и подбоченилась:

– "Бедная Телма"! Да сыта я по горло "бедным Роном", и "бедной Телмой"! Хотелось бы услышать побольше о "бедном Гарри" и "бедной Эстер"!

– Не надо, Эстер. Не будьте грубой.

– Самое время быть грубой.

– Если любишь, такого времени не бывает. Я не знаю, какую проблему решает Телма. Знаю только, что она в беде и что я хочу помочь ей.

– А если вы не можете?

– Я обязан, – спокойно и решительно заявил Гарри. – Она моя жена. И она нуждается во мне. Я сделаю все на свете, чтобы помочь ей.

Эстер знала, что это правда. Она неподвижно стояла, бледная, как воск, и думала, что, если бы Рон сказал о ней то же самое, она была бы самой счастливой женщиной в Канаде. Тогда и только тогда она почувствовала бы себя приглашенной на праздник жизни и танцевала бы с Роном под звуки музыки.

– Ах, если бы у меня была такая же вера, как у вас, Гарри сказала она наконец.

– Вера у меня не от рожденья. Я строил ее по кирпичику, пока она не стала такой высокой, что за ней я не вижу ничего.

– Может, не хотите видеть?

– Телма не совершила ничего предосудительного, – заявил Гарри. – Поверьте, ваши подозрения насчет ее и Рона беспочвенны.

– Хотелось бы верить.

– Прочтите письмо.

Он вынул письмо из кармана пиджака и протянул Эстер, но она откинулась назад:

– Не хочу читать. Там ваши интимные дела.

– Телма не стала бы возражать.

– Не хочу, – повторила Эстер, но пока она произносила эти слова, глаза ее пробегали строчки, написанные красивым почерком с наклоном назад. Красоту портили некоторые ошибки в правописании и размытые места, на которые, видимо, падали слезы.

"Дорогой Гарри! Я на время остановилась у Мариан. Так трудно все объяснить тебе, и я так запуталась, что решила уйти и подумать, так будет лучше для нас всех, в том числе и для тебя. Никак мне не найти правильные ответы на все вопросы, пока я так взволнована. Пока что я не могу говорить с тобой, поэтому не звони и не пытайся связаться со мной. Пожалуйста, Гарри, я пишу это всерьез. Если миссис Мэлверсон или кто еще из соседей спросит, куда я подевалась, скажи, что поехала навестить двоюродную сестру, это вполне соответствует действительности.

Я знаю, ты будешь гадать, что же такое со мной приключилось, не рехнулась ли я или что-нибудь в том же духе. Я-то думаю, что нет, но пока мне нужно уйти от тебя и подумать обо всем, не задаваясь вопросом, что будет с другими, и не жалея их. В прошлом все было хорошо, но сейчас я думаю только о будущем, в котором мне предстоит жить. Я должна правильно определить свой курс и придерживаться его до конца.

Будь со мной терпелив, Гарри. Я сама свяжусь с тобой, как только почувствую, что смогу говорить разумно, а не бессвязно. Кстати, Мариан ничего не знает, так что не пытайся что-нибудь выведать от нее. Я сказала ей, что мы немного поссорились.

Телма".

Сегодня утром звонила миссис Рейнолд и сказала, что Дороти Гэлловей хочет как можно скорей видеть тебя, дело касается Рона".

От изумления Эстер чуть не уронила письмо.

– Миссис Рейнолд? За каким чертом она приглашает вас?

– Не имею понятия. Я ее почти не знаю. Вот Дороти, ее дочь, я навещаю время от времени, но видит Бог, о Роне мы с ней никогда не говорим. Стоит упомянуть его имя, как у нее начинается сердечный приступ.

– Как по-вашему: не могла ли она узнать что-то такое о Роне, чего мы не знаем?

– Каким образом?

– Ну, скажем, по ошибке. Ведь она по-прежнему носит фамилию Гэлловей, и ей могли сообщить что-нибудь, вместо того чтобы обратиться ко мне. – Эта мысль вызвала краску на щеках Эстер. – Разве это не логично?

– Мне кажется, да.

– Вы должны поехать к ней и все выведать, Гарри. Гарри облокотился на стол и поник головой.

– Не теперь.

– Вам надо поехать.

– Сейчас я никого видеть не хочу.

– Но ведь со мной-то вы говорите.

– Это потому, что мы с вами в одинаковом положении.

– Не совсем, – довольно резко возразила Эстер. – Вы знаете, где ваша жена, знаете, что она жива и здорова. Значит, мы не в одинаковом положении, разве не так?

Гарри медленно, с усилием поднял голову, будто она налилась свинцовой тяжестью. Глаза их встретились, но он ничего не сказал.

– Гарри! Помогите мне. Поезжайте и поговорите с Дороти.

– Сейчас?

– Да, сейчас.

– Что ж, сейчас так сейчас, – устало сказал он.

Глава 10

Гарри сел в машину и включил радио. Вечерняя программа новостей начиналась в шесть часов. Волнения в Израиле. Крушение товарного поезда в Калифорнии. Растут акции на фондовой бирже. Пожар в универмаге на побережье. Возле Денвера разбился самолет. Об исчезновении Рона ни слова. "Наверное, потому что сегодня воскресенье, – подумал Гарри. – По воскресеньям этот чертов город замирает. Может, Телма права, и надо переехать в Штаты. Позвоню ей и скажу об этом – хотя нет, она велела подождать. Что ж, надо набраться терпения".