— Превосходный проект, — сказал Сердар, — и мы решим, быть может, принять его, только с некоторым изменением, о котором я вам скажу, если мы ни на чем другом не остановимся… Тебе, Рама!

— Я собственно не присоединяюсь в плану Нариндры, но я только обыкновенный укротитель пантер; мне хорошо знакомы все хитрости животных в джунглях, но мозг мой неспособен на какие бы то ни было соображения.

— В таком случае никого больше не остается, кроме тебя, мой милый Боб,

— сказал Сердар, лукаво улыбаясь, так как слишком мало верил в изворотливость ума своего старого товарища.

— Ага! Да, именно я и говорил, — отвечал Барнет с видом человека, который моментально все соображает, — вот наступает моя очередь… Гм!.. Главное в том… Гм! Выйти отсюда… и поскорее… гм! гм! Ибо ясно, как день, что если нам не удастся выйти отсюда… гм!.. то без сомнения, что… что… вы, наконец, понимаете меня и… God bless me! Мое мнение, что не тем пятидесяти босоножкам, которые там наверху, черт возьми, помешать нам выйти отсюда… вот мое мнение!

— И ты тысячу раз прав, мой милый генерал, — сказал ему Сердар с невозмутимой важностью, — мы должны выйти и мы выйдем… тысячу чертей! Посмотрим, как это нам помешают.

И он отвернулся в сторону, чтобы не рассмеяться в лицо своему другу. Барнет сидел с важным видом, уверенный в том, что он дал самый лучший совет. Впоследствии, когда он рассказывал об этом происшествии, он всегда заканчивал его следующими словами: «Благодаря, наконец, смелому плану, предложенному мною, удалось нам выбраться из этого положения».

Вернув себе снова серьезный вид, Сердар продолжал:

— Лучший проект не тот, который влечет за собою меньше опасностей, а тот, который даст нам возможность скорее попасть в Пондишери.

— Браво! — крикнул Барнет. — Таково и мое мнение.

Сердар продолжал:

— Проект Нариндры был бы и моим, если только мы сделаем в нем небольшое изменение; вместо того, чтобы идти ночью в Пуант де Галль и поодиночке, предложив, что Сами и Рама не подадут никакого подозрения своим присутствием, мы отправимся днем под самым носом у сипаев. Нариндра, Боб и я, мы спрячемся на дне хаудаха, тогда как Сами и Рама займут свои обыкновенные места, — Рама не месте господина, Сами на шее, как корнак. Нет повода предполагать, чтобы солдаты вздумали засматривать внутрь хаудаха, и мы найдем, как говорит Нариндра, убежище у малабаров… Но когда и каким образом уедем мы из Пуант де Галль, не коммерческого города, куда приезжают одни пакетботы? Взять места на том, который возит почту на индостанский берег, весьма трудно ввиду существующего там строгого надзора; попробовать однако можно, если уехавший вчера пакетбот вернется через месяц… Между тем необходимо, чтобы на всем юге революция была бы через месяц в полном разгаре, и мы шли бы по Бенгальской дороге к Лукнову и Гоурвар-Сикри, куда нас зовут очень важные дела.

Голос Сердара при последних словах слегка понизился и внезапное волнение, которого он не в силах был сразу подавить, овладело им при мысли об антагонизме, который мог возникнуть между ним и Рама-Модели по поводу майора Кемпуэлла, которого индус считал убийцей своего отца. Он же прекрасно знал, как велико в Индии почтение к отцу, и был уверен, что индус никогда не откажется от мести, чтобы не опозорить семьи своей до третьего поколения. Он скоро однако оправился и продолжал:

— Проект этот лучший из всех, имей мы только возможность предупредить об этом Шейка-Тоффель, командира «Дианы», которая крейсирует в Манаарском проливе в ожидании нашего возвращения. Тем не менее мы вынуждены будем принять его… я хотел бы остановиться на нем, если попытка, которую я решил сделать, не приведет нас ни к какому результату. В этом отношении один только Рама может дать необходимые сведений, а потому я обращаюсь специально к нему.

— Я слушаюсь тебя, Сагиб.

— Все держатся того мнения, будто для выхода из этой долины существует всего только два прохода; мне же кажется невероятным, чтобы здесь не нашлось ни одного места, где бы решительный человек с помощью скал, деревьев, кустарников не мог добраться на самую вершину склонов, которые кончаются на той стороне утесами у самого моря. Что скажешь ты об этом?

— И я раз двадцать говорил себе то же самое, Сагиб, — отвечал Рама. — Я помню, что в детстве я часто карабкался по скалам, отыскивая гнезда горлиц, но не помню, чтобы мне когда-либо удалось вскарабкаться на самую верхушку.

— Ты считаешь это невозможным?

— Нет! Утверждать ничего не могу. Никто еще не пробовал этого, потому что успех в этом не интересовал. Та сторона, что к морю, состоит из утесов крутых и необитаемых, а потому опасный подъем, который можно было бы сделать по уступам со стороны долины, не привел бы ни к чему.

— Да, но для нас это было бы спасением; стоит только выйти из долины и начинается спуск к морю. Там среди кокосовых и пальмовых лесов, которыми покрыты склоны, мы могли, следуя вдоль берега, причем никто не подозревал бы нашего присутствия, добраться до пролива Манаарского, где нас ждет шхуна, и мы будем уже плыть в Пондишери, тогда как все будут думать, что мы еще в Долине Трупов.

— Мысль у тебя чудесная, Сагиб, — сказал Рама после нескольких минуту размышления, — я также согласен с тобой, что нам следует немедленно отправиться на поиски места, откуда нам легче будет взобраться наверх.

— God bless me! Хорошо сказано! Идем сейчас… Подымаемся… Карабкаемся… Черт возьми! Быстрота и натиск!.. Вот мое мнение… следуйте ему, оно превосходно.

— Лучший способ действовать быстро, как советует генерал, — продолжал Рама, — это разделить между собою склоны горы на участки, чтобы они отстояли на известном расстоянии один от другого. Каждый исследует свой участок и затем вернется в назначенное для свиданий место и сообщит о результате. Бояться заблудиться в этом случае нельзя, ибо все мы будем ходить взад и вперед у подошвы горы.

— Умно придумано, Рама, и нам теперь ничего больше не остается, как отправиться в путь. Но прежде всего, как ты говоришь, мы должны назначить место свидания, куда все должны вернуться сегодня вечером за час по крайней мере до захода солнца. Отдохнув хорошенько ночью, мы завтра утром двинемся на поиски.

— Расстояние, которое отделяет нас от склонов в сторону океана, не так велико, чтобы мы не могли оставить за собой этого грота, где мы всегда можем отдохнуть и расположиться поудобнее. Мы можем оставить в нем Ауджали, который будет несколько стеснять нас в наших поисках.

Предложение Рамы было принято единогласно и Сердар, желая избавить Боба, отличавшегося плотным сложением, от слишком для него утомительной прогулки, которая с его стороны вряд ли могли принести какой-нибудь результат, выразил свое мнение, что Ауджали может сделать какую-нибудь ошибку или заблудиться в джунглях, преследуя какого-нибудь тигра, а потому он находил нужным, чтобы один из них согласился «пожертвовать» собой и остался со слоном.

Мысль эта была принята и решили бросить жребий… Но как бывает всегда со всеми жребиями в таких случаях, судьба и здесь была снисходительна, — жребий пал на Барнета, который великодушно заявил, что принимает это избрание для общего блага.

Но в глубине души он ликовал… Целый день полного farniente и право заниматься поварским искусством, сколько хочешь… Болото было недалеко и на его долю наверное прилетит хоть несколько из тех чудесных уток, которых он хотел во что бы то ни стало попробовать; это желание упорно преследовало его, превратилось в настоящую болезнь… недаром же в самом деле наслаждался он тогда целый час их чудесным ароматом! Он не был уже таким тонким гастрономом, качество, свойственное людям с более утонченными вкусами, но которого никогда не бывает у настоящего янки. Он, как и все соотечественники его, отличался пылом и упорством, которое применял как к большим, так и к малым вещам. Шло ли дело об утке, или об игре жизнью в какой-нибудь экспедиции, он и в том и другом случае действовал с одинаковым увлечением, чтобы затем, раз желание его удовлетворено, забыть навсегда даже о том, что его вызвало. В настоящее время, после нескольких месяцев жизни, полной приключений, неслыханной усталости и безумного героизма, он чувствовал необходимость хотя бы в течение двадцати часов быть самому себе хозяином, пожить сибаритом в джунглях, ничего не делая, греясь на солнышке и наслаждаясь браминской уткой… Чего вы хотите? И великие люди имеют свои слабости.