Совет длился не более десяти минут, и не успели джунгли проснуться при первых проблесках света, как четыре человека во главе с Сердаром направились по той дороге, по которой они пришли накануне. Одного часа было достаточно, чтобы добраться до оконечности долины, ширина которой в этом месте не превышала трех километров; они скоро прошли это короткое пространство и достигли подножия крутого подъема, который по ту сторону переходил в утесы, кончавшиеся у самого моря.

Долина, как мы уже говорили, тянулась с юга на север на протяжении пятнадцати-шестнадцати миль. По мнению Рамы, прекрасно знакомого с расположении этой местности, можно было надеяться найти проход только в первой трети этого пространства, ибо две другие трети представляли собой крутые, почти отвесные скалы, совершенно лишенные растительности.

Для исследования оставалось таким образом всего пять миль, что давало на каждого человека одинаковое количество километров. Сердар, который был, можно сказать, лучшим ходоком в Индии, выбрал себе последние пять, а товарищи разделили остальное пространство следующим образом: Рама, Нариндра и молодой Сами.

Все пустились снова в путь и в конце пятого километра Сами остановился и начал свои исследования в обратном порядке. Таким образом по мере того, как они подвигались в своих изысканиях, они приближались к гроту, где все должны были встретиться вечером. На десятом километре остановился Нариндра, на пятнадцатом — Рама, а Сердар продолжал остальной путь.

Ловкий способ этот, придуманный для исследования местности, имел за собою то преимущество, что позволял всем четырем находиться в постоянном общении друг с другом. Прежде чем расстаться, они решили, что первый из них, который доберется до верхушки склона, даст знать об этом выстрелом из карабина, что повторит тотчас же ближайший к нему из спутников. Так как выстрел довольно хорошо слышен на расстоянии пяти километров, то все таким образом должны были узнать о результате, добытом их товарищем, и немедленно примкнуть к нему.

В том случае, если какая-нибудь опасность угрожала кому-нибудь из них, он должен был выстрелить два раза из карабина; повторенные тем же способом, эти выстрелы призывали остальных к нему на помощь. Мы скоро увидим, какие важные последствия имела такая предосторожность.

Расставшись с Рамой, Сердар продолжал свой путь тем легкими быстрым шагом, который присущ людям, привыкшим проходить большие расстояния. Осматривая нижнюю часть горы, где растительность была еще не так роскошна, как дальше, он вынужден был делать длинные обходы вокруг густой чащи кактусов и алоэ, через которые он не мог пробраться, или болотных топей, дающих о себе знать короткой и тощей травой.

Тишина невольно побуждала к мечтательности. Прошло несколько минут и Сердар, забывший совершенно, где он находится, перенесся мало-помалу к счастливым дням своего детства, которые протекали в старинном замке Бургундии, принадлежавшем его роду со времен царствования Карла Смелого… И в мыслях своих он снова видел перед собой феодальные башни, омываемые водой широких рвов, где жили миллионы лягушек, к монотонному кваканью которых, он так любил прислушиваться по вечерам; и подъемный мост, цепи которого служили ему трапециями; и парадный двор, выложенный каменными плитами, витые лестницы и высокие залы, украшенные портретами предков, богатырей, закованных в железо, одни из которых пали при Адинкуре, где герцог сопровождал короля вместе с высокими баронами, другие при Грансоне или под стенами Иерусалима. И с каким благоговением слушал он, как дедушка с седыми волосами рассказывал ему о подвигах предков. Потом — это была следующая эпоха — полковники короля, мушкетеры, маршалы, капитаны, полковники Французской гвардии; потом зал, украшенный в современном вкусе, портрет деда, который вместе с историей семьи знакомил его и с историей Франции: он был генералом дивизии, потерял руку при Ватерлоо. Он припоминал далее, что слушал не один… белокурая головка, ангельское и мечтательное личико девочки, моложе его на пять, на шесть лет… Девочка говорила детским голоском, когда дедушка останавливался:

— Еще дедушка!.. Еще!

Как дивно все это было!.. И глаза Сердара наполнились слезами, горькими и сладкими в то же время. Жизнь открывалась перед ним, такая прекрасная и беззаботная. И, продолжая делать обзор своей прошлой жизни, он вспомнил, как радовался, надев свои первые эполеты, вспомнил, с каким пылом и отвагою ехал в Крым, но тут лицо его покрылось смертельной бледностью… перед ним встала катастрофа, разбившая его жизнь. И он едва не разразился рыданиями, как это случалось с ним всякий раз, когда в нем просыпалось это ужасное воспоминание, когда вдруг нога его поскользнулась и он по самую грудь очутился в тине. Он испустил крик отчаяния, считая себя погибшим и чувствуя, что продолжает погружаться. Падая, он успел удержать карабин в руках, и это спасло его; он почувствовал, держась за него, что два конца его, дуло и приклад, лежат на твердой земле и не погружаются вместе с ним. Он выпрямился, поднялся на руках, пользуясь карабином, как точкой опоры, но медленно, постепенно, чтобы не сломать его, и вот наконец, после тысячи предосторожностей, ему удалось поставить сначала одно колено на твердую землю, затем другое… Он был спасен, но жизнью обязан простой только случайности, тому собственно, что топь начиналась чем-то вроде узкого канала и что карабин его вместо того, чтобы погрузиться с ним, лег поперек отверстия канала. Он увидел тут, что в таком месте, где смерть в разных видах ждет тебя на каждом шагу, не следует убаюкивать себя мечтами о прошлом, а следить за всем внимательным взором, прислушиваться к каждому звуку и быть всегда наготове.

Часть своего костюма он очистил, вымыв его в соседнем ручейке, полчаса спустя все высохло на солнце и он снова продолжал свой путь, прерванный несчастным приключением.

В ту минуту, когда он двинулся вперед, ему послышался вдруг какой-то шум с правой от него стороны в густой роще гуявов у подошвы горы. Он зарядил карабин и стоял несколько минут неподвижно, ожидая, что вот-вот выйдет из чащи тигр, так как пантеры и другие крупные представители кошачьей породы не выходят днем из своих убежищ; ничто не показывалось, однако, и он удвоенным шагом двинулся дальше, чтобы наверстать потерянное время. Но необъяснимый шум этот все же заставил его несколько задуматься, а так как он знал, что ягуар, побуждаемый голодом, нападает иногда неожиданно, то по какому-то невольному чувству обернулся назад, пройдя уже шагов пятьдесят. В эту минуту он находился на небольшой лужайке среди леса, совершенно залитой солнцем; в нескольких шагах от него листва деревьев была так густа, что солнце совсем не проникало сквозь нее; на расстоянии каких-нибудь ста метров все смешивалось среди полутеней, которые придают всем предметам, вследствие неясных и неопределенных очертаний, самые фантастические образы. Так, на том месте, по которому он шел каких-нибудь десять минут тому назад, ему показалось нечто вроде человеческого силуэта, который стоял у куста и пристально смотрел на него…

Кто мог осмелиться прийти сюда один, в эту опасную долину? Нет, это не что иное, как оптический обман! Он закрыл глаза, как это делаем мы всегда, чтобы убедиться, реально ли то, что мы видим, — а когда снова открыл их, то странный образ совершенно уже исчез.

— Обыкновенная игра света и теней! — пробормотал он. — Она часто вызывает такие явления. Если из ярко освещенного места посмотреть сразу в темное, перед глазами проходит как бы облако, которое изменяет вид самых простых предметов. Мне хочется, однако, выяснить это дело, никакие предосторожности не могут быть здесь лишними.