Весьма интересно с геологической точки зрения возникновение хризолита в кимберлитах. Как оказалось, здесь он является протомагматическим минералом, т. е. таким, который образовался в магматическом очаге на больших глубинах в условиях высоких давлений и температур.
Основным источником хризолита здесь являются уже знакомые нам оливиновые бомбы. Когда детально познакомились с ними, выяснилось, что это не что иное, как глубинные включения, вынесенные кимберлитовой магмой из мантии Земли. По своему составу это ультраосновные породы, те же самые перидотиты, из которых, как мы знаем, образовался хризолит на о-ве Зебергет. Вот какая неожиданная встреча!
Вы спросите — как же тогда хризолит сохранился в этих глубинных включениях, а не растворился в транспортирующем их к поверхности кимберлитовом расплаве? Необходимым условием для сохранения хризолита является быстрое застывание расплава, что достигается в свою очередь быстрым подъемом при вулканических взрывах.
Есть еще одна особенность хризолита из якутских кимберлитов: он горит ярким, но холодным зеленым цветом. Минералоги считают, что подобная окраска в хризолите вызывается закисным железом. Присущий же ему золотистый оттенок он приобретает при переходе закисного железа в окисное, что происходит в поверхностных условиях — в россыпях. Там этот самоцвет как бы рождается заново и становится настоящим златокамнем.
На следующее утро, когда холодный рассвет спустился на дно каньона, мы были уже на ногах. Нам удалось найти еще несколько оливиновых бомб, и хотя хризолит в них был мелкий — размером со спичечную головку, мы радовались и такому. Важен был сам факт его нахождения в глубинных включениях открытого нами вулканического жерла. Теперь можно было со спокойной душой выбираться из «царства подземных духов», где мы пробыли более суток.
Тщательно упаковав в рюкзаки образцы оливиновых бомб и вулканических пород, отправляемся в обратный путь. С трудом поднимаемся наверх по крутому ступенчатому борту каньона. Наши рюкзаки с бесценным, но таким тяжелым сейчас грузом неумолимо смещают центр тяжести в пропасть. Чтобы удержаться, мы еще плотнее прижимаемся к холодной стенке, истертыми до крови руками цепляемся за острые выступы лав. Все внимание, вся воля концентрируется на каждом шаге, чтобы он не стал последним. Вспоминается надпись, сделанная на вертикальной стене одного из высокогорных перевалов Памира: «Путник, будь осторожен, твоя жизнь, как слеза на ресницах». Как лаконично и образно выражено пожелание всем скалолазам! Чем выше, тем круче подъем и тем труднее даются шаги. Тяжело дыша, забираемся на узкий уступ и делаем небольшую передышку. До верха остается не более 10 м, но они кажутся нам самыми трудными. Еще одно усилие, последний рывок — и мы, цепляясь за кромку обрыва, выползаем наверх. Ничком плюхаемся на каменистую террасу и некоторое время лежим в каком-то забытье. Не хочется шевелить ни рукой, ни ногой — так бы и лежать без движения, ощущая всем телом ласковую, согретую солнцем землю.
Легкий ветерок, принесший горьковатый запах полыни, нежно щекочет ноздри и приятно освежает вспотевшее лицо. Постепенно проходит усталое оцепенение, и окружающий мир начинаешь воспринимать как-то по-новому, с обостренным чувством. Радуешься зеленому кустику дересуна, пробившемуся из расщелины в лавах и упрямо устремившемуся, как все живое, к свету и теплу. Ловишь взглядом одинокое белое облако, отставшее от общей «стаи», скрывшейся за темной горной грядой. А небо над головой по-прежнему голубое, какое-то мудроспокойное, снимающее все напряжения и укрепляющее душу надеждами. Так хочется, чтобы оно всегда оставалось таким!
Однако мирную идиллию нарушает горный орел. Он медленно парит над землей, зорко высматривая себе добычу, и, наконец, узрев наши неподвижно распростертые тела, начинает снижаться, делая над нами стремительные виражи. Дело принимает неожиданный оборот! Быстро вскакиваем и, отчаянно размахивая геологическими молотками, отгоняем зарвавшегося агрессора.
Этот забавный эпизод вывел нас из усталого оцепенения. Снова собираемся в путь, и вдруг слышим натруженный звук мотора. Так и есть: среди темного и взъерошенного каменного поля белеет выцветший брезент нашего газика. Он, как поплавок, то прыгает вверх при мало заметном повышении в рельефе, то внезапно утопает среди лав. Несмотря на усталость, быстро идем навстречу машине и на ходу кричим. Наконец, мы замечены, и газик останавливается в 100 м от нас на ровном участке террасы. Знакомая фигура нашего шофера в пепельно-сером дэле, подпоясанном оранжевым кушаком, с радостными возгласами кидается к нам. Еще минута и Дашвандан уже обнимает нас, с любопытством оглядывает каждого и сверлит своими круглыми и черными, как угольки, глазами.
— Яасан? (Ну как?), — и, видя паши усталые, но довольные лица, успокаивается, затем подхватывает мой рюкзак и чуть не бегом устремляется к машине. Через полчаса мы уже в лагере. С жадностью пьем у костра крепко заваренный зеленый чай с молоком. Он непривычно для нас соленый, однако прекрасно утоляет жажду и бодрит. Дашвандан достает из машины увесистый узелок с хрустящими борцогами — кусочками соленого теста, сваренного в бараньем жиру. Настоящее лакомство, чем-то напоминающее наш хворост.
Разомлевшие от тепла и ужина, заползаем в палатку и валимся на мягкие мешки из верблюжьей шерсти. Несмотря на ликую усталость, спать не хочется. Стоит закрыть глаза, как явственно надвигается разверзшаяся пасть каньона с черными отвесными стенками и пенящаяся в этом каменном мешке река. Чтобы отвлечься, ловлю по радиоприемнику родную волну, и вот в эфир прорывается русская песня, широкая и раздольная, как русское поле или монгольская степь. И четверо разных людей, которых объединило общее дело, молча слушают ее, погрузившись в свои чувства и думы.
Белое и черное
Несколько дней, проведенных в чулутском каньоне, не прошли даром. Вся наша маленькая группа была довольна результатами: удалось все же найти первый в Хангае некк,[38] а в нем — глубинные включения с хризолитом! Значит, начала сбываться гипотеза А. Е. Ферсмана о возможном существовании в базальтовых покровах Монголии прорывов, с которыми могут быть связаны проявления пиропа и хризолита. Несомненно было и то, что малоизученный район Чулутын-гола был исключительно интересным и перспективным для постановки поисковых работ на пироп и хризолит. А для этого следовало в первую очередь уяснить общую геологическую ситуацию и наметить на карте границы площади предстоящих поисков. Посовещавшись, решили пересечь лавовое поле с севера на юг, продвигаясь вдоль долины Чулутын-гола к ее верховьям.
Расстелив на ровной, как стол, базальтовой плите карту, мы наметили наш маршрут по левобережью р. Чулут — от ручья Алтагину до ее левого крупного притока Шаварын-гол. Этот приток особенно интересовал меня, так как именно здесь, по данным В. И. Гольденберга, должен был проходить глубинный разлом — участок, наиболее подходящий для поисков некков.
Словом, перспектива новых находок и ярких впечатлений окрыляла нас и звала в дорогу. Ранним утром, когда в небесной синеве истаял бледный диск луны, мы бросили прощальный взгляд в сторону каньона, где оставалась наша необычная находка. И снова наш «вездеход» стал пробираться по пепельно-серой дороге среди причудливо застывших вулканических лав.
Справа дорогу опоясывала горная гряда с голыми конусами вулканических сопок, окаймленных внизу ярко-зеленой ленточкой леса, слева, в 100–200 м от нас, темнел каньон. Но вот дорога пошла круто вверх, к горному перевалу. Подходы к нему загромождали остроугольные глыбы камня, приходилось все время лавировать между ними, выскакивать из машины и расчищать путь. Смотрю на карту: абсолютная отметка перевала около 2500 м над уровнем моря. На такую высоту мы еще на машине не поднимались, а мотор ее неистово ревет на подъеме, но тянет нас все выше и выше.