— Вы получили то, что хотели? — спросила она. Ее голос прозвучал холодно и отдаленно.

Лорд Байрон поднял голову.

— Хотел? — эхом отозвался он.

— Ваше старение, кровь дочери прекратила его? Лорд Байрон посмотрел на нее. Огонь в его глазах потух, они казались мертвыми.

— Да, — произнес он наконец.

— А Шелли?

— Шелли?

— Он?..

Лорд Байрон бросил взгляд на нее. Лицо его все еще было безучастным, глаза — мертвыми.

— Он догадался? — тихо спросила Ребекка. — Он узнал?

Лорд Байрон медленно улыбнулся.

— Я, кажется, говорил вам о теории Полидори.

— О сомнамбулизме.

— О сомнамбулизме и природе снов.

— Понимаю. — Ребекка помолчала — Он вторгся в сны Шелли? Он мог это сделать?

— Шелли был смертным, — коротко ответил лорд Байрон.

Он закусил губу от внезапной боли.

— Со дня смерти Аллегры он стал избегать меня. Он говорил своим друзьям о моей «ненавистной близости». Он жаловался на приступы необъяснимого страха. Выходя на берег моря и наблюдая отражение лунного света в воде, он видел обнаженного младенца, поднимающегося из воды. Все это передавалось мне. Я подумывал о том, чтобы разыскать Полидори и убить его, как обещал это сделать. Но этого, я знал, было недостаточно. Именно Шелли был теперь моим врагом. Именно с Шелли я должен был бороться и переубедить его. Он только что купил яхту и намеревался предпринять путешествие по морю. Мне нужно было встретиться с ним до его отплытия.

Накануне стояла ужасная духота По пути к его дому я слышал отовсюду мольбы о дожде. Уже смеркалось, когда я добрался до места назначения, жара была непереносимой. Я притаился в тени, дожидаясь, пока разойдутся домочадцы. Только Шелли не шел спать. Я видел, что он читает. Я подошел к нему и, незамеченный, сел в кресло подле него. Шелли не поднял головы, но задрожал. Его губы произносили строки из Данте. Я прочел вместе с ним:

— «Тот страждет высшей муки…»

Шелли поднял голову. И я закончил:

— «Кто радостные помнит времена в несчастии…» Воцарилась тишина. Затем я снова заговорил.

— Так ты решился? — спросил я. Взгляд Шелли был полон холодного презрения и ненависти.

— У тебя лицо убийцы, — прошептал он. — Да Очень гладкое, но в то же время залитое кровью.

— Кровью? Что ты говоришь, Шелли? Это одно из твоих жаргонных словечек? Ты ведь знал, что я питаюсь кровью.

— Но я не знал всей правды. Он поднялся.

— Мне снились странные сны. Позвольте мне рассказать их вам, милорд.

Он произнес мой титул, точно как Полидори, с обжигающей горечью.

— Прошлой ночью мне приснилось, что Мэри беременна. Я увидел отвратительное создание, склонившееся над ней. Я оттолкнул его и увидел собственное лицо. — Он перевел дыхание. — Мне приснился второй сон. Я снова встретил самого себя, идущего по террасе. Но этот человек, похожий на меня, был бледнее, ужасная печаль была в его глазах. Он остановился.

«Сколько времени тебе потребуется, чтобы удовлетворить свое естество?» — спросил он.

«Сколько?» — непонимающе переспросил я.

Он улыбнулся.

«Разве ты не слышал? — спросил он. — Лорд Байрон убил свою дочь. И теперь я иду, чтобы убить свое собственное дитя».

Я закричал и проснулся в объятиях Мэри. Но не в ваших, лорд Байрон, я никогда не буду вашим.

Он посмотрел на меня. Его глаза сверкнули отвращением. Я почувствовал, как отчаянное одиночество охватывает мою душу. Я попытался взять его за руку, но он отвернулся от меня.

— Сны были посланы врагом, — сказал я.

— Но была ли ложь в их предостережении? Я безнадежно пожал плечами.

— Вы убили Аллегру, милорд?

— Шелли… — Я протянул ему руки. — Шелли, не оставляй меня одного.

Но он повернулся ко мне спиной и вышел из комнаты, не взглянув на меня. Я не стал преследовать его — что толку было в этом? Вместо этого я спустился в сад и вскочил на лошадь. Я поскакал сквозь душную ночь. Жара стала еще более мучительной.

Впервые за несколько месяцев я заснул. Тереза не тревожила меня. Мои сны не были приятными. Они были тяжелыми от чувства вины и мрачными от дурного предчувствия. Я проснулся в четыре. Все еще стояла духота. Одевшись, я услышал отдаленный раскат грома, прокатившийся над морем. Я выглянул в окно. Горизонт подернулся пурпурной дымкой. Я поскакал к пустынному берегу. Море было все еще прозрачным и светилось на фоне сгустившихся, почерневших туч. Снова прогремел раскат грома, и вспышка света серебряным огнем осветила небо. Внезапно море превратилось в хаос бурлящих волн, когда порыв ветра налетел на бухту. Я остановил лошадь и стал смотреть на море. Я заметил лодку. Она появилась и пропала, затем снова появилась и наконец совсем исчезла за горой волн. Ветер свистел в моих ушах.

«Я не умею плавать».

Я до сих пор слышу эти слова, произнесенные им много лет назад. Он тогда отказался от моей помощи. Я снова стал искать глазами лодку. Она боролась со стихией. Затем я увидел, как она перевернулась и начала тонуть.

Я расцарапал запястье. Я пил кровь. Я поднялся, подставляя себя буре, вдыхая тьму, исходящую от моря. Я увидел обломки потерпевшей кораблекрушение лодки, раскачивающиеся на волнах. Я узнал эту лодку. С отчаянием я всматривался, надеясь отыскать Шелли. Затем я увидел его. Он вцепился в обломок борта.

— Будь моим, — прошептал я ему. — Будь моим, и я спасу тебя.

Шелли стал дико озираться. Я потянулся к нему и схватил его.

— Нет! — закричал Шелли. — Нет!

Он выскользнул из моих объятий. Он боролся с волнами. Он посмотрел на небо и, как мне показалось, улыбнулся, затем море поглотило его, и волны сомкнулись над его головой. Он погружался все глубже, глубже и глубже, на самое дно.

Глава 13

Зато я жил, и жил я не напрасно! Хоть, может быть, под бурею невзгод, Борьбою сломлен, рано я угасну, Но нечто есть во мне, что не умрет, Чего ни смерть, ни времени полет, Ни клевета врагов не уничтожит, Что в эхе многократном оживет И поздним сожалением, быть может, Само бездушие холодное встревожит.

Лорд Байрон. «Паломничество Чайлъд-Гаролъда» (перевод В. Левика)

Его тело было выброшено на берег десять дней спустя. Все оно было изъедено рыбами, выбелено морской водой, его нельзя было узнать. Овечья туша — все, что я мог сказать. Я подумал о Гайдэ. Я надеялся, что ее тело — гниющую массу в мешке наемника — не найдут, я надеялся, что ее кости лежат непотревоженные на дне озера. Труп Шелли, лишенный одежды, представлял ужасное зрелище. Мы соорудили погребальный костер на берегу моря и зажгли его. Когда пламя стало разгораться, запах пропитанной водой плоти стал невыносим Он был сладковатым и гнилостным, запах моего провала

Я спустился к морю, срывая рубашку. Я обернулся по сторонам и увидел на холме стоящего Полидори. Наши глаза встретились, его толстые губы расплылись в усмешке. Столб дыма от костра разделял нас. Я отвернулся и вошел в море. Я плыл, пока пламя костра не потухло. Но я все еще не чувствовал себя очистившимся. Я вернулся к пепелищу. Там не было ничего, кроме пепла. Я сжал пепел в кулаке и пропустил сквозь пальцы. Слуга что-то показал мне среди пепла. Это сердце Шелли, объяснил он мне, оно не сгорело — возможно, я этого хотел? Я покачал головой. Теперь было слишком поздно, слишком поздно, чтобы овладеть сердцем Шелли.

Лорд Байрон замолчал. Ребекка сидела в ожидании, она нахмурилась.

— А Полидори? — спросила она. Лорд Байрон посмотрел на нее.

— Вы не покорили сердце Шелли. Вы его потеряли. И все же, когда вы увидели Полидори, вы не отомстили ему, вы позволили ему уйти. И он все еще жив. Почему? Почему вы не уничтожили его, как намеревались это сделать?

Лорд Байрон слабо улыбнулся.

— Вы недооцениваете удовольствия, доставляемого ненавистью. Это удовольствие, достойное вечности.

— Нет. — Ребекка покачала головой. — Нет, я не понимаю.