Я не помню момент наступления двадцатого века, помню только, что все вокруг стало еще более мрачным и уродливым, а красота, которую я знал и которой любовался в далеком восемнадцатом веке, чем дальше, тем все больше казалась восхитительной сказочной фантазией. Буржуазия строго придерживалась своих унылых и мрачных принципов, не доверяя ни чувствам, ни порывам, так свойственным прошлым поколениям.

Мои зрение и мысли все плотнее окутывал туман. Я больше не охотился на людей. А вампир не может выжить без человеческой крови и человеческих смертей. Я продолжал существовать только благодаря домашним животным, которых отлавливал по соседству, благодаря изнеженным и избалованным собакам и кошкам. Если же и их не удавалось поймать, оставались толстые серые длиннохвостые крысы, которых я еще умел, подобно сказочному Крысолову, подманивать к себе.

Однажды вечером я заставил себя совершить долгую прогулку по тихим и темным улочкам к старому обшарпанному театру под названием «Счастливый час», расположенному в квартале прибрежных трущоб. Мне хотелось взглянуть на новинку – немые движущиеся картинки. Я завернулся в длинное пальто, шарф почти полностью скрывал мое изможденное лицо, а костлявые руки прятались под перчатками. Меня привело в ужас хоть и несовершенное, но все же изображение светлого дневного неба, появившееся на экране. Однако я подумал, что унылые черно-белые тона вполне соответствуют духу бесцветного и скучного двадцатого века.

О других бессмертных я даже не вспоминал. Однако время от времени возле моего дома все же появлялись другие вампиры. Иногда это был какой-нибудь одинокий неопытный юнец, случайно наткнувшийся на мое убежище, иногда – любознательный путешественник, разыскивающий легендарного Лестата, чтобы умолять его поделиться своими возможностями и властью. Подобные посещения для меня были поистине ужасны.

Даже тембр голоса бессмертного приводил меня в дрожь и заставлял забиваться в самый дальний угол. Однако я тщательно исследовал разум каждого вновь прибывшего в надежде получить хоть какие-нибудь вести о моей Габриэль. Впрочем, мои попытки не увенчались успехом – никто о ней ничего не знал. После этого мне не оставалось ничего другого, кроме как игнорировать несчастного представителя рода человеческого, которого приносили демоны, тщетно рассчитывая таким образом расшевелить меня.

Однако все заканчивалось довольно быстро. Испуганный, разъяренный непрошеный гость, выкрикивая в мой адрес проклятия, покидал дом и оставлял меня в тишине и покое.

Лежа в темноте, я старался ни о чем не думать.

Теперь я даже почти не читал. А если и читал, то главным образом журнал под названием «Черная маска» с рассказами о бессовестных, ни во что не верящих людях нового века – о ворах и жуликах, о грабителях банков, о детективах. Я старался хоть что-нибудь запомнить, но я был слишком слаб. Я слишком устал.

Наконец однажды ранним вечером ко мне пришел Арман.

В первый момент мне показалось, что у меня галлюцинации. Он стоял совершенно неподвижно у двери моей обшарпанной гостиной и казался еще более юным, чем всегда. Шапка коротко остриженных золотистых волос и темный облегающий костюм еще больше усиливали это впечатление.

Я лежал на спине прямо на полу возле разбитого окна и при свете луны читал о приключениях Сэма Спейда. Приближающаяся ко мне и пристально вглядывающаяся в меня фигура, должно быть, была всего лишь плодом моего воображения. Хотя… Если бы я и захотел представить себе воображаемого посетителя, то уж никак не Армана.

Я снова взглянул на него и вдруг устыдился собственного уродства. Со стороны я, наверное, выглядел ужасным скелетом с выпученными глазами. Я вновь углубился в чтение, шевеля губами, как будто вслух повторяя то, что читал.

Когда я вновь оторвал взгляд от книги, Арман стоял на прежнем месте. Возможно, это была все та же ночь, а быть может, уже наступила следующая.

Он что-то говорил мне о Луи. И говорил уже довольно давно.

Я вдруг понял, что тогда, в Париже, он солгал мне, сказав, что Луи больше нет. Все эти годы Луи был рядом с Арманом. И Луи искал меня. Луи побывал в старой части города, возле того дома, в котором мы прожили столько лет вместе. Но там меня не оказалось. Он продолжал поиски, пока наконец не добрался сюда и не увидел меня в окно.

Подумать только! Я не мог даже представить себе, что Луи жив! Что он здесь, совсем рядом, а я понятия не имел об этом!

Кажется, я даже засмеялся. Мне было трудно осознать, что Луи не погиб. Луи жив! Нет, это поистине чудесно! Прекрасно, что по-прежнему существует его очаровательное и в то же время всегда ироничное и язвительное лицо, его нежный и чуть умоляющий голос. Вместо того чтобы исчезнуть вместе с Клодией и Ники, мой красавец Луи выжил!

Но что, если он все же погиб? Почему я должен верить Арману? Я вновь обратился к чтению при лунном свете, сожалея о том, что парк за окнами так разросся и деревья стали такими высокими. Хорошо было бы, сказал я Арману, чтобы он вышел в парк и сломал там несколько самых больших веток, ведь он такой сильный. Глицинии и виноградные лозы, заполонившие все вокруг и плотной стеной спускающиеся с верхних балконов, закрывали от меня лунный свет, так же как и ветви древних черных дубов, которые росли здесь уже тогда, когда вокруг не было ничего, кроме болот.

Однако, мне кажется, я произнес все это мысленно и на самом деле ни о чем не попросил Армана.

Смутно припоминаю, Арман говорил мне о том, что Луи покидает его и что он, Арман, не хочет больше жить. Он казался опустошенным, каким-то высохшим душой. Однако голос его не утратил прежнего тембра, глубины и отчетливо звучащей в нем боли.

Бедный Арман. И ты обманывал меня, говоря, что Луи погиб. Так иди же и выкопай себе глубокую могилу в земле кладбища Лафайет – оно совсем недалеко отсюда.

Вслух мы не произнесли ни слова. Не было слышно и моего смеха – он звучал только у меня внутри. Я и сейчас вижу Армана словно наяву, как он напряженно стоит посреди грязной и пустой комнаты, пристально глядя на стопки книг, сложенные вдоль стен. Сырость и дождь, струи которого проникали сюда сквозь дырявую крышу, сделали свое дело – плотно склеили между собой книги, превратив их в некое подобие блоков из папье-маше. Заметив, что он их рассматривает, я обратил внимание, в каком все они состоянии. То же самое произошло, наверное, и с остальными книгами, разложенными по всему дому, – не знаю, я давно уже не заходил в другие комнаты.

После этого Арман, кажется, приходил еще несколько раз.

Я не видел его, но слышал шаги в парке и ощущал, как он мысленно ищет меня, направляя во все стороны импульсы разума, словно невидимые лучи света.

Луи уехал на запад.

Однажды, когда я лежал в каменном склепе глубоко под фундаментом, Арман подошел к решетке и уставился на меня сквозь прутья. Заметив, что я смотрю на него, он с присвистом зашипел и назвал меня крысоловом:

– Ты сошел с ума! Ты, который знал все и насмехался над нами! Ты утратил разум и теперь питаешься крысами. Знаешь, как в старину во Франции называли таких, как ты, всех вас, сельских аристократов и феодалов? Вас называли зайцеловами! Потому что вы охотились на зайцев и вам никогда не приходилось голодать. А теперь посмотри, в кого ты превратился! Ты просто жалкий призрак, крысолов! Ты такой же сумасшедший, как и те древние, которые перестают разговаривать, утрачивают все чувства и способны только бормотать что-то невразумительное. А кроме того, ты ловишь крыс, как и было тебе написано на роду!

Меня вновь охватил неудержимый смех. Я вспомнил волков и никак не мог остановиться.

– Ты вечно смешишь меня, – сказал я. – Я с удовольствием посмеялся бы над тобой еще тогда, в склепе кладбища Невинных мучеников, если бы не испытывал к тебе жалость. Мне было смешно даже тогда, когда ты обрушился на меня с проклятиями, обвинил в раскрытии наших тайн и в том, что именно по моей вине появились все эти бредовые истории о нас. И если бы ты не сбросил меня с башни, я непременно расхохотался бы. Ты постоянно вызываешь у меня смех.