Чарльз Бомонт (наст, имя Чарльз Лерой Натт, 1929–1967) родился в Чикаго. Его мать дурно обращалась с ним, одевала его, как девочку, и однажды убила его домашнего питомца, дабы наказать сына за плохое поведение. В детстве он перенес менингит, который, несомненно, способствовал его ранней смерти, ставшей, согласно медицинскому заключению, следствием болезни Альцгеймера. Оставив среднюю школу, чтобы вступить в армию, он в дальнейшем работал иллюстратором, диджеем, швейцаром, мойщиком посуды, а в 1950 году продал журналу «Удивительные истории» свой первый рассказ. Спустя четыре года, в сентябре 1954-го, его рассказ «Черная страна» появился в «Плейбое» и стал первой публикацией художественной прозы в этом журнале.

В это же время Бомонт начал много и успешно работать для телевидения, написав сюжеты двадцати двух эпизодов «Сумеречной зоны» и став любимцем Альфреда Хичкока как сценарист телешоу «Альфред Хичкок» и «Час Альфреда Хичкока». Им также написаны сценарии сериалов «Алкоа представляет», «Есть оружие — могу путешествовать», «Ричард Даймонд, частный детектив», «Обнаженный город» и «Путешествие в неизведанное».

Известный в основном как автор рассказов — его дебютный сборник «„Голод“ и другие истории» (1957) стал событием в мире фантастической литературы, — Бомонт выпустил лишь один роман, «Захватчик» (1959), по которому позднее написал сценарий для одноименного фильма (1962) Роджера Кормана с Уильямом Шатнером в заглавной роли. Он также выступил соавтором романа «Бегство от охотника» (1957) под псевдонимом Кит Грантленд.

Рассказ «Место встречи» был впервые опубликован в научно-фантастическом журнале-альманахе «Орбита» в декабре 1953 года.

Ветер, дувший с гор, нес запах свежести, но и холодную влажность осени. Врываясь в долину, в город, он шелестел ветвями мертвых деревьев, заставлял вывески раскачиваться и скрипеть. Добравшись до церкви, зазвонил в колокол, заменяя отсутствующего звонаря.

Люди во дворе смолкли, слушая эту угрюмую музыку.

Джим Кронер, рослый детина, тоже слушал. Затем он прочистил горло и хлопнул в ладоши — мозолистые, с въевшейся в поры грязью, — и громко сказал:

— Пора начинать. Время делом заняться. — Выйдя из толпы, он повернулся к ней лицом. — У кого список?

— Вот, — ответила женщина, державшая в руках растрепанную записную книжку.

— Все здесь?

— Все, кроме одного немца. Грунин… нет, Грунгер.

Кронер улыбнулся, затем сложил ладони рупором и прокричал:

— Грунинген! Бартольд Грунинген!

— Да… ест сдесь, — тут же ответил ему щуплый усатый человек. — Немношко трудно после могила…

— Прекрасно. Главное, что вы здесь.

Кронер внимательно просмотрел страницы, после чего засунул руку в карман плаща, вынул огрызок карандаша и слегка послюнявил.

— Прежде чем мы начнем, спрашиваю: вопросы есть? Замечания? — Он оглядел молчаливые лица собравшихся. — Может, кто-то не знает, кто я? Нет таких?

Новый порыв ветра подхватил полы плащей, взъерошил мокрые волосы, опрокинул мертвые розы и гортензии в оловянных вазах. Пыль из лепестков понеслась вдоль могил и надгробий. Теперь ветер уже не пах дождем и свежестью; пролетев над полями, он вобрал миазмы гниющих останков жизни.

Кронер сделал пометку в записной книжке и выкрикнул:

— Эдвард Андерсон!

Вперед вышел человек в таком же плаще, как у Кронера.

— Энди, ты обследовал долину Скагит, округа Снохоумиш и Кинг, Сиэтл и далее.

— Да, сэр.

— Что можешь сказать?

— Там все мертвы.

— Ты внимательно смотрел? Не ленился заглядывать во все дыры?

— Да, сэр. И во всем штате — ни одного живого человека.

Кронер снова черканул у себя в книжке.

— С тобой, Энди, все. Теперь — Катина Авакян.

Из задних рядов вышла молодая женщина в шерстяной юбке и серой кофте и тут же принялась оживленно что-то говорить, размахивая руками. Кронер постучал своей палкой о землю:

— Послушайте меня еще немного. Не все из вас умеют сносно говорить по-английски. Чтобы вы не путались в словах, упростим задачу. Если на мой вопрос вы отвечаете «да», достаточно кивнуть. Вскинуть и опустить голову. Вот так… Если ответ «нет» — помотайте головой из стороны в сторону. Это понятно?

В толпе зашептались и зашушукались. Женщина по фамилии Авакян безостановочно кивала.

— Отлично, — сказал Кронер. — Мисс Авакян. Вы обследовали… что? Иран, Ирак, Турцию, Сирию. Нашли хоть кого-нибудь живого?

Женщина перестала кивать.

— Нет, — ответила она. — Нет. Нет.

— Вы свободны, мисс Авакян. — Кронер отметил следующую фамилию. — А теперь — Петер Болеславский.

— Да, сэр. — На полянку вышел мужчина в ярком городском костюме и остановился, ожидая вопроса.

— Что можете нам сообщить?

— Тщательно прочесал всю центральную часть Нью-Йорка. — Болеславский пожал плечами. — Потом Бруклин и Джерси. Ни одного человека. Нигде.

— Он прав, — дрожащим голосом подтвердила смуглолицая женщина. — Я там тоже была. Везде только мертвые. По всему городу. На улицах, в машинах, в офисах. Везде.

— Пьетро Чавес, Нижняя Калифорния. [45]

— Все мертвы, сеньор председатель.

— Руджеро Чодо, Капри.

Итальянец лихорадочно замотал головой.

— Шарлотта Денман, юг Соединенных Штатов.

— Мертвы, как дверные гвозди…

— Дэвид Элгар…

— Игнац Феррацио…

— Бернард Гольдфарб…

— Халперн…

— Ив… Кранек… О’Брайен…

Все новые и новые имена Кронер выстреливал в вечерние сумерки, но ответами ему были либо интенсивные мотания головой, либо короткие «нет».

Список закончился. Кронер закрыл записную книжку и простер свои крупные руки мастерового к толпе — перед ним были округлившиеся глаза, дрожащие губы, молодые лица, все полные испуга.

Одна девочка заплакала, сев на влажную землю, пряча лицо в ладонях и всхлипывая. Ее погладил по голове какой-то старик с печальным, но не испуганным лицом — страх испытывали только молодые.

— Успокойтесь, — твердым голосом произнес Кронер. — Успокойтесь и послушайте меня. Я снова задам вам все тот же вопрос, поскольку мы должны знать наверняка.

Он обождал, пока толпа утихнет.

— Так. Теперь слушайте, все и каждый. Мы обследовали почти все уголки. Кому-то удалось найти хотя бы один признак жизни?

Ветер опять стих. Собравшиеся молчали — установившаяся тишина тоже была мертвой. Сквозь ржавую проволочную ограду виднелись серые луга, где валялись разлагающиеся туши коров, лошадей, а на одном поле — и овец. Над дохлыми животными не жужжали мухи, в гнилом мясе не ползали черви. В небе не кружили грифы. Птиц не было вообще. На пожухлых травянистых холмах, некогда звучащих на миллионы голосов, на всех пространствах царила полная тишина. Тишина, сравнимая с течением лет и неслышимым движением звезд.

Кронер смотрел на собравшихся: на молодую женщину в веселом ситцевом платье, на высокого африканца с раскрашенным лицом и подчеркнутыми шрамами, на свирепого шведа, утратившего в сероватых сумерках изрядную часть своей свирепости. Он смотрел на рослых и невысоких, молодых и старых, собравшихся сюда со всего мира. Разноязыкое население, явившееся на встречу в это уединенное и заброшенное место: его покинули задолго до того, как в те жуткие три дня и три ночи с неба на землю падали газовые бомбы и снаряды со смертоносными болезнями. Покинули и забыли.

— Джим, поговорите с нами, — попросила женщина, что подавала ему записную книжку.

Женщина эта была из новых.

Кронер спрятал список в одном из громадных карманов плаща.

— Расскажите нам, как мы будем кормиться? Что будем делать? — послышалось из толпы.

— Весь мир мертв, — застонала другая девочка. — Совсем мертвый. Весь мир…