Они приблизились к кораблю вплотную. Лайонел поднял сумку, взялся за веревочную лестницу, скинутую для них, и подозвал девушку к себе.

Когда он бесцеремонно обхватил ее за пояс и стал вместе с ней подниматься, внутри, из самых глубин души или того, что там теперь было вместо нее, поднялся протест.

— Ты кое-что забыл… — Катя на миг замешкалась, выуживая из памяти, как обычно обращался в таких случаях Вильям, и, вспомнив, выпалила: — Слово «Позволь» тебе вообще знакомо?!

— Нет, — рыкнул Лайонел, — но мне знаком тот, кто его хорошо знает! — И прежде чем поставить ее на палубу, шепнул: — Позволь напомнить, мне не нужно твое разрешение, чтобы делать то, что я считаю нужным.

С этими словами он перевел взгляд ледяных глаз на капитана.

— Приветствую, Тео, давно не виделись. — Он вынул из кармана одну золотую монетку, швырнул капитану, приказав: — Нам на остров Чертовых зеркал.

Тот с необычайной жадностью схватил ее прямо на лету и прижал кулак к груди.

Катя пораженно взирала на загорелого долговязого мужчину с черными вихрами, одетого в земельного оттенка рубаху, отороченную помятыми кружевами. Лицо его было худым и осунувшимся, подбородок заросшим, а темные глаза — усталыми-усталыми.

Девушка недоуменно приподняла брови. Перед ними стоял не вампир — человек, никаких сомнений не оставалось.

И этот человек гневно смотрел на нее.

— Зачем девчонка? — прохрипел он, едва шевеля сухими губами с белым налетом.

Лайонел его как будто не расслышал и представил Кате: — Теофано Лусиэнтес Вильяльба. — Затем назвал ее имя и поинтересовался: — Твои каюты все такие же грязные? — На носу появились брезгливые морщинки, а уголки губ опустились.

Капитан продолжал буравить Катю злым взглядом маслянистых глаз, и девушке сразу вспомнилось знаменитое выражение, что женщина на корабле к несчастью…

Недаром пират скривился. Ее всегда изумляло, почему всякие разбойники — эти богоотступники так скрупулезно чтят приметы. Казалось бы, во что они вообще верят?

Лайонела же нисколько не озаботило недовольство капитана, куда больше его интересовала Орми, усевшаяся ему на плечо. Судя по их действиям, они играли — маленькая забияка продвигала коготок к верхней пуговице рубашки молодого человека. А тот, если успевал, хлопал указательным пальцем по нему.

— Она как та — Великая Екатерина? — неожиданно спросил Теофано.

Лайонел снисходительно улыбнулся.

— Очень отдаленное сходство.

Пират махнул рукой и, сплюнув на палубу, гаркнул:

— Ладно, идемте.

Прежде чем последовать за капитаном, Катя посмотрела на канал, ведущий к Большому дворцу, где вздымались ввысь фонтаны. С берега доносился запах трав, цветов, листвы, перемешивался с влажным воздухом, и теплый ветер дул в черные паруса перемен. И девушка вдруг поймала себя на мысли, что ей нестерпимо хочется домой. Вот только дома у нее больше не было.

Перед дверью каюты капитана Лайонел придержал Катю за локоть и едва слышно сказал:

— Постарайся сейчас выглядеть естественно. Девушка переступила порог довольно грязного помещения и застыла от увиденного. На полу валялся старый чем-то замызганный бордовый ковер, на окнах с решетками висели, видимо, когда-то белые, а сейчас серые тряпки-занавески. На прибитых полках небрежной кучей были скинуты книги, в их числе «испанско-русский словарь», в углу стоял большой деревянный сундук. В центре располагался круглый стол, на нем несколько пустых бутылок, кубков, огарок свечи. А во главе сего — в кресле сидел труп, одетый в белое подвенечное платье, держа на руках скелетик котенка. Плоть на лице, шее, руках почернела, высохла, но до конца не сгнила, широко распахнутые глаза, сохранившиеся в глазницах, смотрели на гостей как будто удивленно. Немного наклоненная голова с длинными светлыми волосами и венком из высохших роз придавала невесте пугающе-кокетливый вид.

— Господи, — все, что смогла вымолвить Катя, потрясенно моргая, в надежде прогнать ужасное видение.

А Лайонел как ни в чем не бывало сказал: «Добрый вечер, Каридад, боюсь, вы меня не помните» и, насильно опустив Катю на стул, сел рядом с ней.

Девушка смотрела то на труп, то на Лайонела, то на притихших мышей у него на плечах, то на капитана, и абсолютно не понимала, что происходит.

Теофано весь аж засветился от счастья и с гордостью сказал:

— Она помнит, Лайонел, помнит. Просто такая уж она у меня стеснительная, моя Кари. — Пират обошел стол, положил руки на плечи трупу и с улыбкой проворковал: — Дочка, посмотри, какой блестящий джентльмен сегодня нас посетил.

Теофано вздохнул.

— Гости у нас редкость. — А потом, точно испугавшись, что сболтнул лишнего, тряхнул головой. — К моей девочке сватаются, вы не подумайте… но не всяк хорош для нее, вот так!

— Это правильно, — согласно кивнул Лайонел и с самым серьезнейшим видом глубокомысленно изрек: — Красавицам нет нужды спешить под венец.

Пират расплылся в улыбке, продемонстрировав гнилые зубы.

— И я о том твержу ей! Не слушает!

Молодой человек укоризненно поцокал языком.

— Юным девицам следовало бы больше прислушиваться к мнению старших.

— Истину говорите, — подхватил пират.

Катя сцепила руки на коленях, не зная, нужно ли ей присоединиться к светской беседе, не выглядит ли она невоспитанной и не обижает ли своим молчанием «красавицу» Каридад?

Капитан тем временем воодушевился еще больше и радостно предложил:

— А не устроить ли нам вечер танцев? — Взгляд его заметался по каюте. — Где-то тут был проигрыватель, моя Каридад прекрасно танцует, она обожает танцевать. Правда, дочка?

Его дочка продолжала взирать на всех из-за своих локон мертвыми глазами и ничто на свете, как полагала Катя, не могло заставить ее танцевать, не то что бы прекрасно, даже плохенько — уже никогда.

«Он безумен», — покосилась Катя на Теофано, бегавшего по каюте в поисках проигрывателя.

В голове играла до странного неподходящая мелодия — «Аве, Мария» Шуберта. И все происходящее под этот несравненный гимн казалось еще большей нелепостью, чем могло бы показаться в тишине.

— Хочешь потанцевать? — спросил у нее Лайонел.

— Хочу проснуться, — не выдержала Катя. Теофано резко остановился и, уперев руки в бока, заметил:

— Екатерина, вы устали? Прошу, позвольте проводить вас в каюту!

Если бы она не видела, как бесповоротно мертва сидящая в кресле, то решила бы, что ее сейчас якобы третью — лишнюю, сердобольный папаша Каридад пытается услать.

— Ты собираешься танцевать? — уточнила Катя, всматриваясь в прекрасное, но бесстрастное лицо Лайонела.

Он насмешливо улыбнулся, посмотрел на тихоню Каридад и поинтересовался:

— А ты будешь ревновать, дорогая?

Катя заметила, какая гордость промелькнула в глазах Теофано, и, сама не веря, что говорит это, промямлила:

— Пожалуй, я сойду с ума, дорогой… от ревности.

Капитан был явно раздосадован и даже попытался вмешаться, но молодой человек жестом призвал его к молчанию. Затем поднялся.

— Танцы как-нибудь в другой раз. — Он подарил Каридад улыбку. — Приличным незамужним девушкам не пристало ложиться так поздно. — Взгляд его переместился на Катю — в корсаж ее платья. — А всем неприличным — давно пора лежать на спине и считать звезды.

Капитан было увязался следом, чтобы показать каюту, но молодой человек заверил: «Мы справимся» и напомнил: «Курс на остров Чертовых зеркал».

В небольшом коридорчике, прежде чем распахнуть одну из четырех дверей, Лайонел обратился к своим мышам, сидящим у него на плечах:

— Поищите себе другое место для ночлега.

Неф в ту же секунду послушно взмахнула крыльями и взлетела, а Орми, как только он распахнул дверь каюты, попыталась ринуться вовнутрь, но была перехвачена и отброшена прочь.

— Спокойной ночи, Орми, — пожелал Лайонел и, втолкнув Катю в их каюту, захлопнул дверь прямо перед носом у рассерженной мыши.

В маленьком помещении у окна с раздвинутыми темно-коричневыми занавесками стояла узкая койка, покрытая серым покрывалом.