По мысли Врангеля, Русский совет должен был заниматься гражданским управлением, всячески способствовать сохранению сил и средств ради возрождения России и для защиты прав и интересов русского населения в изгнании, способствовать сохранению армии.

Совет, в частности, предложил верховному комиссару Франции графу де Мартелю перебросить Русскую армию на Западный «противобольшевистский» фронт или предоставить ее в распоряжение Международной комиссии по охране Проливов, что не было принято. Французское правительство стремилось поскорее дезинтегрировать уже ненужную белую армию.

В Русском совете Шульгин ничем не проявился, «был слаб и бессодержателен, потерял свою блестящую речь» (Н. В. Савич).

Прогноз Маклакова в отношении «иностранных акул» опирался на знание реальной европейской обстановки. Шульгин и сам имел возможность кое о чем догадываться. Он знал, что у генерала Врангеля установились дружеские отношения с первым секретарем американского посольства в Константинополе Алленом Даллесом (будущим главой Центрального разведывательного управления), который регулярно пользовался двумя радиостанциями белых с целью перехвата из Советской России сообщений коммунистическим организациям в других странах. Однако, несмотря на личную приязнь к русским, Даллес по-настоящему интересовался только ближневосточными месторождениями нефти, а в бедных белогвардейцах, которым сочувствовал, видел вспомогательный персонал. Жена Даллеса Кловер часто бывала в Галлиполи вместе с женой Врангеля Ольгой, привозила продовольствие и медикаменты. «Страдания и лишения этих людей достойны самого глубокого сожаления», — писала она на родину^[439].

Обратим внимание, что в Версальском мирном договоре был раздел «Россия и русские государства», в котором говорилось о «постоянной и неотчуждаемой независимости всех территорий», входивших ранее в состав Российской империи.

У. Черчилль, бывший тогда военным и морским министром Великобритании, очень внятно описал в своей книге «Мировой кризис» причину британской помощи белым в Гражданской войне: «…русские белогвардейцы сражались за наше дело».

Раз дело с белогвардейцами не выгорело, надо было начинать новое с большевиками. Торговое соглашение между РСФСР и Великобританией было подписано 16 марта 1921 года в Лондоне наркомом внешней торговли Л. Б. Красиным и министром торговли Р. Хорном.

Из показаний Шульгина на допросе 1 ноября 1946 года: «Весной 1921 года генерал Шатилов, являвшийся начальником продолжавшего существовать в Турции штаба Врангеля, доложил „Русскому совету“ о возможности восстания против Советской власти на Украине. Пользуясь материалами начальника разведывательного отдела штаба Врангеля — генерала Климовича, Шатилов всячески доказывал, что на Украине якобы имелись подпольные повстанческие очаги. Вспыхнувшее весной 1921 года контрреволюционное кронштадтское восстание подогрело наши надежды на свержение Советской власти, но оно, как известно, было быстро ликвидировано. Затем мы получили сведения, что в Одессе якобы восстали рабочие и служащие „Русского общества пароходства и торговли“, и хотели использовать это в своих контрреволюционных целях. В связи с этим я обратился к барону Врангелю с просьбой направить меня и генерала Слащева нелегально в Одессу, чтобы возглавить восставших, однако Врангель не поддержал меня и заявил, что, по последним данным, прежнее сообщение о восстании в Одессе не подтверждается»^[440].

Как видим, Шульгин рвался в Россию, несмотря на огромный риск. Вспоминал ли он прогноз Маклакова? Вряд ли.

Как и следовало ожидать, попытка П. Н. Врангеля создать общероссийское правительство с ядром в виде армии встретила неприятие всех центров русской эмиграции: Русский совет не признали ни «правительства» Дона, Кубани и Терека, ни европейские эмигрантские объединения, ни правительства западноевропейских стран. В услугах имперских генералов больше не нуждались.

А что же Шульгин?

Ему снова не нашлось полноценных занятий. Можно сказать, что в нем, как и во Врангеле, особо не нуждались. И он покинул Константинополь в июле 1921 года.

Из протокола допроса Шульгина в ноябре 1946 года:

«Вопрос: Что побудило вас покинуть Константинополь?

Ответ: Прежде всего, я убедился, что в Константинополе того времени не представлялось возможным организовать силы контрреволюции для борьбы против Советской России и в этой связи счел свое пребывание в Турции бесполезным.

Кроме того, на мой выезд из Константинополя повлияли также и мои личные дела — я сошелся с некой Сидельниковой (правильно Седельникова), ставшей впоследствии моей второй женой, и считал неудобным оставаться вместе с ней среди своих знакомых. Наконец, мне надо было оформить доверенность на управление моим имением, оно находилось на территории, отошедшей к Польше, что я смог сделать лишь в Белграде, где проживала моя сестра Мечелевская (правильно Могилевская).

Вопрос: Вы долго находились в Югославии и Болгарии?

Ответ: В Югославии и Болгарии я пробыл с июля по сентябрь 1921 года и устроил за это время свои семейные дела. Попутно я также написал несколько антисоветских статей и направил их в журнал „Зарницы“. Во время пребывания в Болгарии у меня возникла мысль пробраться нелегально в Советскую Россию, чтобы попытаться разыскать своего сына Вениамина, который в 1921 году пропал без вести, участвуя в боях против Красной Армии в Крыму. На эту мысль меня натолкнул познакомившийся со мной в Болгарии белоэмигрант профессор Никольский, который также имел намерение вывезти из Крыма свою невесту — княжну Оболенскую, не успевшую бежать вместе с врангелевскими войсками.

Вопрос: Сомнительно, чтобы вы предприняли попытку нелегально пробраться в Крым только для розыска сына. Говорите, какие антисоветские замыслы вы имели?

Ответ: Я показываю правду. Никаких антисоветских намерений у меня не было. Я хотел лишь разыскать своего сына и с этой целью в сентябре 1921 года нелегально направился в Крым.

Вопрос: Каким путем?

Ответ: С группой в 10 человек мы купили моторно-парусную шхуну и из болгарского порта Варна нелегально направились к берегам Крыма.

Вопрос: Кто входил в эту группу?

Ответ: Поручик Лазаревский, граф Капнист, капитан Свистун-Жданович, профессор Никольский, капитан Коломацкий, моя жена Сидельникова, фамилии остальных лиц я уже забыл.

Вопрос: А с какой целью в этой поездке участвовали белогвардейские офицеры?

Ответ: Поручик Лазаревский и его приятель граф Капнист по моему поручению должны были разыскать моего сына, используя для этой цели мать Лазаревского, проживавшую в Севастополе. Остальные лица были привлечены в качестве команды судна, за исключением двух офицеров, намеревавшихся пробраться в Россию на постоянное жительство. К сожалению, фамилии этих офицеров я забыл.

Вопрос: Вы не хотите назвать фамилии этих офицеров потому, что они пробирались в Советскую Россию с враждебными целями. Признаете это?

Ответ: Нет. Фамилии этих офицеров я на самом деле забыл. Какие они в действительности преследовали цели, я не знаю, но они говорили, что хотят возвратиться на жительство в Россию. В районе Аюдага мы высадили Никольского, Лазаревского, Капниста и двух этих офицеров, и, когда, пробыв четыре дня в море, согласно договоренности, возвратились к месту высадки, чтобы их подобрать, никто из вышеуказанных лиц нас не встретил. При этом мы неожиданно были обстреляны с берега и поэтому вынуждены были возвратиться в Варну. Впоследствии я встречался за границей с княжной Оболенской, которая мне рассказывала, что вместе с прибывшим Никольским она была арестована органами Советской власти, однако ей удалось освободиться из-под стражи и через некоторое время бежать за границу. По возвращении в Варну я был арестован болгарской жандармерией, заподозрившей меня в связях с большевиками, но вскоре я был освобожден и до весны 1922 года проживал в Софии, где написал антисоветскую книгу „Дни“, напечатанную в том же году в белогвардейском журнале „Русская мысль“.