Вообще император получал десятки писем и записок с предупреждениями о нарастающих угрозах.

Пассивность царя разочаровывала его сторонников.

Тем временем резкое увеличение населения Петрограда не могло не влиять на ухудшение обстановки в городе. К началу 1917 года за счет беженцев и мобилизованных оно выросло до трех миллионов человек (осенью 1915 года было 2,3 миллиона). Вздорожали жилье, топливо, транспорт, продовольствие. По сравнению с зарплатой рабочих цены на основные продукты выросли на 300 процентов. Дороговизна вызвала огромное недовольство как в тылу, так и на фронте, где солдаты не могли не беспокоиться о положении своих семей^[241].

Курс рубля к февралю 1917 года упал до 55 копеек к уровню 1914 года, а его покупательная способность к 1 марта 1917 года сократилась в 4 раза. Инфляция и твердые цены при закупке зерна привели к перебоям в торговле и резко вырос «черный рынок».

16 января в Петроград прибыла объединенная делегация союзников для проведения конференции о координации совместных действий и согласовании военных поставок в Россию. Британскую часть возглавляли военный министр А. Милнер и генерал Г. Вильсон (вскоре фельдмаршал), французскую — министр колоний М. Думерг.

Во время личной аудиенции император, зная, что российские оппозиционеры действуют через англичан, дал понять Милнеру, что не допустит «никакого обсуждения российской внутренней политики».

На совместных заседаниях союзники удивлялись, что новоназначенные российские министры еще не вошли в понимание проблем и не раз попадали впросак.

Союзники знали о кадровом российском сумбуре: только в 1916 году в результате внутренних интриг сменилось четыре председателя Совета министров, четыре министра внутренних дел, три министра иностранных дел, три военных министра, три министра юстиции.

Как свидетельство недоверия российскому высшему руководству надо оценивать обязательство власти, принятое под давлением британцев, — в качестве гарантии оплаты военных поставок направить в Лондон золота на 20 миллионов фунтов стерлингов. Кроме того, англичане предлагали в портах Архангельска и Романова (Мурманска) и на железной дороге учредить собственные комендатуры для улучшения порядка доставки грузов, что было бы вполне очевидным их контролем.

Делегация Милнера стремилась получить максимум информации. Английские генералы посетили штаб командующего Северным фронтом генерала Н. Рузского в Пскове, затем — штаб командующего Западным фронтом А. Эверта в Минске. В Петрограде Милнер встречался с кадетами и октябристами, в Москве с князем Г. Е. Львовым и М. И. Челноковым.

Львов вручил Милнеру текст своей произнесенной на этой встрече речи, похожей на меморандум: если император не проведет конституционной реформы, верхушечная революция неизбежна. Львов даже указал срок: через три недели. Как раз через три недели должна была состояться сессия Государственной думы.

Трудно понять, на что надеялись руководители Земгора, обращаясь к иностранцам. Этот канал давления на императора уже явно не работал.

Кроме того, Львов предложил все поставки военного оборудования, боеприпасов и вооружения из Англии осуществлять через Земгор, для чего в реальности у Земгора не было никаких возможностей, кроме желания взять правительство за горло.

Конечно, Земгор сделал немало полезного по организации питательных и медицинско-санитарных пунктов, было организовано 75 поездов Красного Креста, перевезено 2 миллиона 256 тысяч 531 человек из 4 миллионов 300 тысяч эвакуированных; к началу 1917 года в Земском союзе было почти восемь тысяч учреждений. С одной стороны, это была большая общественная сила, существующая главным образом за счет государственного бюджета, но с другой — ее лидеры едва ли могли увлечь за собой массы. На фронте о ней шутили: «Что такое армия? Армия — собрание людей, которые не смогли избежать военной службы. Что такое общественные организации? Общественные организации — это большие собрания людей, которым удалось избежать военной службы».

«В армии вообще и на фронте в частности на организации земств и городов смотрели как на собрание тех, кто „словчился“, чтобы не попасть в окопы»^[242].

Правительство должно было разрушить создавшуюся двойственность и прекратить финансирование земгоровских организаций, которым уже не доверяло. Перед новым, 1917 годом по предложению министра внутренних дел Протопопова как раз и было принято такое решение, что вызвало сильное негодование общественности.

Что же в итоге? Если положить на обе чаши весов плюсы и минусы в деятельности земских организаций за годы войны, заслуживает внимания такой вывод: «На деле же они просто лишили монархию ее единственной опоры против революции — армии»^[243].

По мнению французских разведчиков, делегация лорда Милнера не только изучала положение в России, но и содействовала государственному перевороту. После отставки пробритански настроенного министра иностранных дел С. Д. Сазонова, которого де Малейси считал «могущественным» английским агентом, Британия «перестала играть роль хозяйки положения».

«И тогда с целью остаться арбитром при сохранении общего руководства делами и ходом военных действий она перешла на сторону революции и ее спровоцировала. Лорд Милнер во время пребывания в Петрограде, это вполне установленный факт, решительно подталкивал Гучкова к революции, а после его отъезда английский посол превратился, если можно так выразиться, в суфлера драмы и ни на минуту не покидал кулис. По ходу исторических событий, вместо доведения до сведения императора, который тогда находился в Царском Селе, требований Думы с попыткой в последний раз добиться уступок, Бьюкенен просил лидеров гучковско-милюковской и т. д. группировки лишь потерпеть до приезда государя в Ставку, „чтобы из-за удаленности у него фактически не оставалось времени вмешаться в нужный момент, пойдя на уступки, которые у него вырвали бы в случае настойчивого отказа. Если бы он не уехал, весьма вероятно, не произошло бы самого события“»^[244].

Генерал Вильсон записал в своем дневнике впечатление от встреч в Петрограде и Москве: «Император и императрица — на пути к свержению. Все — офицеры, купцы, женщины — открыто говорят, что надо избавляться от них». Тем не менее, вернувшись домой, Милнер доложил своему правительству, что революция, хотя, скорее всего, и неизбежна, но произойдет уже после окончания войны и что «в разговорах о революции в России очень уж много преувеличений»^[245].

Между оценками французов и англичан легко различить противоречие. Готовили ли британцы государственный переворот в России? Это вопрос с двумя ответами. Революцию они не готовили, но поддерживали давление в российском политическом котле, добиваясь расширения прав оппозиции и считая, что таким образом будут контролировать ситуацию. А получится конституционная монархия — тем лучше!

Поэтому французская разведка оправданно усматривала в их действиях провоцирование революции.

Конечно, французы помнили, что более ста лет назад именно англичане подталкивали русских гвардейских офицеров к убийству императора Павла, чтобы прекратить торговую блокаду Британии и разорвать союзные отношения России и Франции. И что изменилось за эти 100 лет?

О преддверии переворота у В. В. Шульгина говорится так: «Мы были рождены и воспитаны, чтобы под крылом власти хвалить ее или порицать… Мы способны были, в крайнем случае, безболезненно пересесть с депутатских кресел на министерские скамьи… под условием, чтобы императорский караул охранял нас… Но перед возможным падением власти, перед бездонной пропастью этого обвала — у нас кружилась голова и немело сердце»^[246].