Я красноречиво стал рассматривать свой порванный рукав офицерского кителя с накладными карманами, который мне удалось получить при устройстве в ЧК, большое количество комплектов формы, оставшейся от царской армии хранилось на городских складах, было изъято сотрудниками различных советских организаций, в первых рядах расхитителей оказались именно чекисты. Александр тоже получил такой же китель, только он не подошел ему по размеру и наша тетка его отдала перешить портному Абрамсону. Однако забрать его не успел и теперь не известно когда уже заберет. — Хорошая у вас кожанка, нет возможности выдать такие же и нам, бедным работникам ЧК?

В наши беды порученец Главкома вник, со вздохом окинув мой прикид и черный пиджак гимназиста, из которого мой брат уже вырос. В итоге нам с братом все-таки достались черные, муха не сидела, новенькие хрустящие куртки — на штабном складе куртки, в основном, были небольших размеров — скорее всего потому, что в авиаторы старались брать летчиков не богатырской наружности, поэтому и остались невостребованными при дефиците обмундирования. Нашлись даже черные кожаные фуражки, в которые мы вставили красные звездочки. Мне даже удалось выпросить нам с братом два маузера в деревянной кобуре и пару, довольно редких шестизарядных автоматических револьверов «Webley-Fosbery», увиденных мною среди разнообразного оружия, которое хранилось на складе. Небольшое количество патронов, имеющихся к револьверам, компенсировалось малыми размерами "бульдога", который удобно было спрятать в одежде.

Взамен мы оставили свои наганы, пулемет и винтарь Александра, а через час брат с моей снайперской винтовкой на плече и я с вещмешком в руках были загружены в теплушку, забитую раненными красноармейцами, которых отправляли в госпиталь подальше от возможного прорыва белых. Молодец порученец — где-то раздобыл пару буханок ржаного хлеба и котелок с кашей, сваренной на конине и вручил нам в дорогу. Пока не посадил нас в эшелон, этот прекрасной души человечище не бросил нас на произвол судьбы.

Покинув теплушку с ранеными, которых тут же начали выгружать и грузить на телеги, мы с братом с удовольствием полной грудью вздохнули свежего воздуха — в теплушке мы почти задыхались от вони гнойных ран, пота и грязи. Рязанская станция напоминала военный лагерь — в самой губернии прошло огромное количество мобилизаций военнообязанных, только в прошлом году на гражданскую войну было направлены около пятидесяти трех тысяч бойцов Красной армии. На соседнем пути стоял бронепоезд, поразивший брата своим вооружением — две бронеплощадки с паровозом посередине. Вооружение: два трёхдюймовых орудия, 12 пулемётов и два миномёта. Около бронепоезда расположились бойцы сопровождения — его десантный отряд численностью около трехсот человек.

Мы с братом поначалу растерялись, пытаясь противостоять потокам солдатской массы, следующей в разных направлениях. С трудом удалось протиснуться в битком забитое здание вокзала, где мы попытались прояснить возможность продолжить наше путешествие в столицу.

Время от времени мелькали одетые в тряпье беспризорные, добывающие свой хлеб насущный. Все помещение вокзала было как в тумане — большинство курило, не покидая здания и клубы дыма не успевали выйти в открытые окна и двери. Двигаясь сквозь толпу, приходилось следить за своими карманами, пару раз пришлось дать в ухо карманникам, пытавшихся проверить наши карманы. Один самый наглый попытался открыть крышку моей кобуры, пришлось заломив руку воришке, сдать того патрулю, проверяющему у подозрительных личностей выборочно документы — помимо красноармейцев с помощью железки выбраться из города пытались выбраться бородатые мужики с мозолистыми руками, прижимающими к себе объемные мешки, от которых несло колбасой и салом — видно зажиточные крестьяне решили увеличить свою прибыль, решив податься в столицу.

Старший патруля, просмотрев наши чекистские удостоверения, посоветовал пока погулять по городу и вернуться к вечеру — готовился к отправке в Москву состав с зерном, которое собрали продотряды в губернии. Нам показали направление, в котором формируется состав и мы с братом решили дойти до него и договориться о возможности занять места в этом московском составе. Оставив вокзал в стороне мы по шпалам двинули к составу, чьи вагоны охраняло оцепление из красноармейцев с винтовками наперевес. К эшелону и обратно сновали телеги, запряженные заморенными лошадками. Мешки с зерном таскали тоже красноармейцы в расстегнутых и не подпоясанных гимнастерках.

— Стоять! — ближайший к нам часовой направил на нас штык своей трехлинейки, нервно оглядываясь на своих товарищей.

— Товарищ, вызовите вашего командира! — я поправил на плече свой вещмешок, а Александр, пользуясь возможностью, достал из кармана купленные на перроне у толстой тетки семечки заразительно стал грызть с большим удовольствием, не позабыв поделиться со мной. Я, приняв жменьку крупных отборных семян подсолнечника, тоже стал сплевывать шелуху. В животе заурчало — неплохо бы найти в городе место, в котором можно было бы утолить голод. Немного денег, рублей двести у нас с братом были и можно было позволить немного их потратить. Цены на рынке были вполне доступные, справедливости ради нужно отметить малое количество предлагаемой еды:

Хлеб (фунт, 409 г): 19–22 руб.

Мука ржаная (пуд, около 16 кг): 640–680 руб.

Масло сливочное (пуд, около 16 кг): 420–450 руб.

Мясо (пуд, около 16 кг): 40–50 руб.

Картофель (пуд, около 16 кг): 80 руб.

Товары:

Дрова (кубометр): 1000 руб.

Зарплаты у рабочих доходили до девятьсот рублей. В среднем зарплаты у людей — четыреста-шестьсот рублей в месяц.

Дождавшись вызванного часовым местного чекиста, который отвечал за погрузку и отправку хлебного эшелона, я смог договориться о получении разрешения занять места в теплушке с охраной, отвечающей за безопасность состава. Бегло просмотрев наши бумаги, при этом не читая их а останавливая свое внимание на печатях, рязанский коллега вернул их нам, из чего я сделал вывод — товарищ неграмотный, зато тот был в новые офицерские шерстяные шаровары, подшитые кожей в тех местах, где зад и ноги соприкасались с седлом и английский френч. — Хорошо, товарищи! Моя фамилия Сидоров. Часам к семи вечера подходите к эшелону, я отдам приказ вас пропустить в вагон с охраною, только не опаздывайте — неизвестно когда отправление.

Товарищ Сидоров, посоветуйте — где в городе можно недорого и вкусно поесть? — Александр тоже видно проголодался, задав животрепещущий вопрос.

— Я бы вам посоветовал столовую напротив здания бывшей гостиницы Штейерта в центре Рязани на пересечении Астраханской и Почтовой улиц, в гостинице кстати находится наша ЧК, вас там покормят бесплатно как и всех сотрудников советской власти, извините, товарищи, но меня ждет работа — чекист кивнул на подводы, привезшие новый груз и убежал. Неожиданно я вспомнил историю — при предприятиях и учреждениях советской власти действительно стали открываться столовые с минимальными ценами на обед. К концу этого года только в Москве было открыто почти две тысячи столовых, где кормили в основном безработных и их детей.

— Ладно, братишка, предлагаю перекусить а потом кремль осмотреть, давай винтарь, я понесу, отдохни немного. — я забрал винторез и мы с братом двинули в город. Теплая солнечная погода так и располагала к прогулке. Однако мусор на улицах портил впечатление. Почему-то новая власть не смогла наладить работу дворников. При царской России с раннего утра начиналась уборка улиц и дворов, а после революции изредка виднелись пьяные морды в дворницких передниках, имитирующих трудовую деятельность.

При подходе к столовой нас обогнала колонна человек тридцать, конвоируемых сотрудниками рязанского батальона ЧК. Чекисты подгоняли прикладами винтовок бывших офицеров и, скорее всего дворян, среди которых были два попа. Трое беспризорников, чумазых и замотанных в старые непонятного происхождения тряпки, стали кидать в задержанных камни, выкрикивая обидные словечки, смоля цигарками и постоянно сплевывая сквозь зубы.