созерцает все вещи, но не те, что подвержены рождению и тлену, а те, сущность которых вечна и неизменна, притом созерцают все прочее в самих же себе.
Это происходит потому, что в этом умопостигаемом мире все прозрачно и нет ни тени, ни чего-либо такого, что препятствовало бы созерцанию; все сущности как бы насквозь все проникают своим взором, и все видят всех. Свет тут со всех сторон, так что каждая сущность и в себе самой, и в каждой другой имеет перед собой и видит все прочее. Каждая из них везде, каждая есть все, и все заключается в каждой.
Из этого весьма смутного ощущения единства, которое есть основа и первопричина всей множественности, берет свое начало философия. И не одна только философия, но также и естественные науки. Наука, как говорил Мейерсон, – это сведение множеств к тождествам. Предугадывая Единое во множестве и за его пределами, мы ощущаем, что любое сведение многообразия к единству по природе своей правдоподобно.
Философия Упанишад была развита и обогащена авторами Бхагавад-Гиты и наконец полностью систематизирована в девятом веке нашей эры Шанкарой. Учение Шанкары (объединяющее в себе теорию и практику, что свойственно всем учениям Вечной философии) изложено в его проверенном практикой трактате Вивека-Чудамани («Бриллиант в короне Различения»). Все следующие отрывки взяты из этого замечательно краткого и простого произведения.
Что пронизывает всю вселенную, но что не пронизано ничем, что наделяет все вещи сиянием, но что все вещи не могут заставить сиять, – это То (Атман).
Природа единой реальности должна быть познана лично, чистым духовным восприятием, а не глазами мудреца. Так, форму луны можно постичь лишь собственными глазами. Как можно познать ее через других?
Кто, как не Атман, может избавить от оков невежества, страстей и себялюбивых поступков?
Освобождения можно достичь, лишь осознав, что индивидуальный дух и вселенский Дух суть одно. Его нельзя достичь ни йогой (физическими упражнениями), ни санхъей (умозрительной философией), ни совершением религиозных церемоний, ни простым учением…
Болезнь излечивают, не произнося название лекарства, но принимая само лекарство. Освобождение обретают, не повторяя слово «Брахман», но ощутив его самолично.
Атман – это свидетель индивидуального разума и его действий. Это абсолютное знание.
Мудр тот, кто понимает, что сущность Брахмана и Атмана – Чистая Осознанность и что они суть одно. Единство Брахмана и Атмана подтверждается в сотнях священных текстов.
В Брахмане нет касты, веры, семьи и происхождения. У Брахмана нет ни имени, ни формы, Брахман за пределами достоинств и изъянов, времени, пространства и объектов чувственного восприятия. Таков Брахман, а «То есть ты». Медитируй над этой истиной в своем сознании.
Высший, невыразимый словами Брахман может тем не менее быть познан взором чистого света. Чистая, абсолютная и вечная реальность – таков Брахман, и «То есть ты». Медитируй над этой истиной в своем сознании.
Брахман един, но он – причина множества. Нет другой причины. И все же Брахман независим от законов причинности. Таков Брахман, и «То есть ты». Медитируй над этой истиной в своем сознании.
Истину Брахмана можно постичь умом. Но даже в тех, кто постиг, стремление к личной отчужденности укоренилось глубоко и прочно, ибо оно существует с незапамятных времен. Оно порождает представление «Я деятель, я тот, кто переживает». Это представление – причина привязанности к условному существованию, к рождению и смерти. Избавиться от него можно лишь истово стараясь жить в постоянном единении с Брахманом. Мудрецы называют уничтожение этого представления и стремления к личной отчужденности Избавлением.
Из-за невежества мы отождествляем себя с телом, со своим «я», с чувствами и со всем другим, что не Атман. Тот мудр, кто в служении Атману преодолеет это невежество.
Если человек следует пути мира, пути плоти или пути традиции (то есть верит в религиозные обряды и в букву писаний, как будто те сами по себе святы), ему не постичь реальность.
Мудрецы говорят, что троичный путь подобен железной цепи, сковывающей ноги того, кто хочет бежать из тюрьмы этого мира. Кто избавится от этой цепи, обретет Спасение.
B даоских толкованиях Вечной философии проявляется не менее горячая, чем в Упанишадах, Гите и работах Шанкары, вера в универсальную имманентность трансцендентной духовной Основы всего сущего. Ниже приведен отрывок из одного из величайших классических произведений литературы Дао, Чжуан-цзы, большая часть которого, судя по всему, была написана на рубеже четвертого и третьего веков до н.э.
Не спрашивай, в чем Первопричина – в этом или в том, – она во всем сущем. Потому мы и называем ее верховной, всеобщей, вселенской. … Она предопределяет, что все вещи должны быть ограничены, она же – безгранична и бесконечна. Что же касается ее воплощения в реальности, Первопричина порождает смену фаз, не будучи этой сменой. Она основа всех причин и следствий, но Она не причина и не следствие. Она основа всех сгущений и растворений (рождения, смерти и перемены состояний), но Она не сгущение и не растворение. Все проистекает из Нее и находится под Ее влиянием. Она во всех вещах, но она не равна сущему, ибо не обособлена и не ограничена.
От даосизма мы перейдем к Махаяна-буддизму Дальнего Востока, который был тесно связан с даосизмом, заимствуя и влияя, пока наконец эти два течения не слились воедино в учении дзен. Следующий отрывок взят из Ланкаватара-сутры, писания, которое основатель дзен-буддизма горячо рекомендовал своим первым ученикам.
Те, кто понапрасну рассуждает, не понимая истины, блуждают в чаще виджнян (различных форм относительного знания), беспорядочно мечутся, пытаясь оправдать свое представление о я-субстанции.
«Я», воплощенное в твоем сокровенном сознании, предстает в своей чистоте. Это Татхагата-гарбха (буквально – лоно Будды), которая недоступна тем, кто предается простому рассуждению.
Чистый по природе своей и свободный от конечности и бесконечности Вселенский разум – это неоскверненное Лоно Будды, неправильно постигаемое живыми существами.
Одна Природа, совершенная и всепроникающая, протекает во всех природах,
Одна реальность, всеохватная, заключает в себе все реальности,
Одна Луна отражается везде, где есть водная гладь,
И все луны во всех водах содержатся в этой Луне,
Дхарма-тело (Абсолют) всех Будд входит в мое бытие,
И мое собственное бытие – в единстве с их бытием.
Внутренний свет превыше похвалы и порицания,
Он безграничен, подобно космосу,
И все же он даже здесь, внутри нас, всегда сохраняя свою полноту и безмятежность.
И только погнавшись за ним, ты утратишь его.
Его нельзя схватить, но нельзя и избавиться от него,
И ты не можешь сделать ни того ни другого, а он протекает своим чередом.
Ты безмолвен, когда он говорит. Молви слово – и он нем.
Великие врата любви открываются, и перед ними нет преград.
Я недостаточно подкован в этом вопросе, чтобы обсуждать различия между доктринами буддизма и индуизма, к тому же здесь это будет неуместно. Довольно будет отметить, что Будда, говоря о том, что люди по природе своей – не-Атманы, явно имел в виду индивидуальное «я», а не вселенское Я. Полемики-брахманисты, которых мы можем встретить в некоторых палийских текстах, даже не упоминают о ведантийской доктрине, определяющей, что Атман – это божественная сущность, а эго – не Атман. В отличие от Гаутамы они настаивают на том, что индивидуальная душа вечна и наделена материальной природой. «Как неразумный человек ищет пристанище музыки в теле лютни, так ищет он душу внутри скандх (материальных и психических сгустков, из которых состоит отдельная психофизическая личность)». О существовании Атмана, который един с Брахманом, как и о большинстве метафизических явлений, Будда говорить отказывается, утверждая, что подобные рассуждения не способствуют просвещению и духовному совершенствованию членов основанного им монашеского ордена и других ему подобных. Но несмотря на опасность, которую таит в себе метафизическое мышление, несмотря на то что, будучи наиболее серьезным и благородным из отвлечений, оно затягивает с наибольшей силой, это мышление неизбежно и в конечном счете необходимо. Даже последователи Хинаяны считали его великолепной убедительной системой космологических, этических и психологических знаний, а поздние последователи Махаяны развивали ее в соответствии с собственными религиозными практиками. Эта система была основана на постулатах строгого идеализма, и провозглашалось, что она не нуждается в идее Бога. Но философская теория не могла вместить в себя всю мораль и духовность, и авторам сутр Махаяны, вдохновлявшимся непосредственным опытом, пришлось призвать на помощь все свое мастерство, чтобы объяснить, почему Татхагата и Бодхисаттвы проявляют бесконечную любовь по отношению к существам, которых на самом деле нет. В то же время последователи Махаяны раздвинули границы субъективного идеализма, чтобы вместить в него Вселенский Разум, дополнили идею отсутствия души доктриной, по которой индивидуальный разум, очистившись, может стать одним целым с Вселенским Разумом или Лоном Будды. Они проповедовали отсутствие бога или богов, но в то же время утверждали, что имеющий реальное воплощение Вселенский Разум – это внутреннее сознание вечного Будды и что разум Будды – это «великое, полное сострадания сердце», которое жаждет освобождения каждого живого существа и простирает свою милость на каждого, кто приложит серьезные усилия, чтобы достичь конечной цели человеческой жизни. Словом, несмотря на пугающую лексику, лучшие из сутр Махаяны содержат истинную идею Вечной философии – идею, которая в некоторых аспектах (как мы увидим в главе «Бог в мире») получила здесь большую оформленность, чем в других философских системах.
