Освещенная веранда напоминала коробку сцены, и в глубине ее находился один-единственный актер. Мокрая одежда плотно облепила его, подчеркивая прекрасные линии мускулистого тела. Скорчившись и опершись спиной на затянутую сеткой дверь, он тяжело дышал, но даже в такой позе не выглядел жалким – скорее, опасным, как молодой леопард, изготовившийся к прыжку.

Эллен потянулась к ручке, но замерла в нерешительности. Один раз Тим уже не оценил ее помощи. Неосмотрительно пускать его в дом, когда она совсем одна и, вероятно, лишена даже телефонной связи. Если ему понадобилось укрыться от дождя, он прекрасно может посидеть на веранде.

Но тут опять раздался собачий лай – у самого крыльца. Не требовалось большой догадливости, чтобы понять, за кем гнались псы. Дверь содрогнулась, один раз, другой – и, затрещав, сетка не выдержала под напором сотни фунтов трепещущей от ярости плоти. В зияющей прорехе показались налитые кровью глаза и кошмарные белые клыки.

Тим отпрыгнул. К чести Эллен, она повернула к нему раньше, чем поняла, что именно юноша бережно сжимает в руках – не ждать же, пока мальчишку на ее глазах разорвут на куски. Рубашка Тима была порвана, по загорелой груди стекала кровь. На мгновение Эллен подумала, что собакам удалось-таки зацепить его, но в следующую секунду на нее глянули два пронзительных карих глаза и над окровавленным рукавом выросла сердитая кошачья мордочка. Эллен распахнула дверь – ив тот же миг массивное тело собаки распороло сетку сверху донизу.

Одним прыжком Тим ворвался в прихожую и рухнул на пол, не устояв на ногах. Задвигая засовы, Эллен чувствовала, как завибрировала дверь под тяжелым ударом. Острые когти заскребли по дереву, и вой, исполненный невыразимого разочарования, сотряс воздух.

Эллен запоздало начала бить крупная дрожь. Она обернулась: на полу, уронив голову на согнутую руку, лежал Тим, а рядом с ним, как египетская богиня, свысока взирающая на жертвоприношения в ее честь, восседала Иштар – такая мокрая, как будто ее выловили из ванны. С отвращением встряхнувшись, кошка принялась старательно вылизывать себе шерстку.

Пес все еще скребся под дверью, но Эллен знала, что внутрь он не ворвется: прочная дубовая панель выдержит. Потрясение было все же слишком велико, и, не в силах двинуться с места, она лишь оцепенело смотрела, как Иштар вдруг вытянула длинную шею и лизнула мокрые волосы Тима. Длинная прядь потянулась за ее языком, и кошка, недовольно фыркнув, вернулась к собственному туалету.

Тим по-прежнему не шевелился, лишь спина его вздымалась, как кузнечные мехи. Бегство от разъяренной своры едва не стоило ему жизни. Правда, царапины на его груди и руках были, вероятно, оставлены острыми коготками неблагодарной Иштар: когда громадные псы гнались за ней по пятам, она не слишком расположена была разбираться, кто спаситель, а кто враг. Но собачьих клыков Тиму тоже не удалось избежать: искромсанная в клочья левая штанина джинсов обнажала рваную рану на голени.

Дыхание юноши немного успокоилось. На подкашивающихся ногах Эллен шагнула к нему и, перевернув неожиданно тяжелое тело, замерла.

– Слава Богу, что Пенни его сейчас не видит! – непроизвольно вырвалось у нее.

Когда Эллен говорила Норману комплименты по поводу внешности его племянника, она не лгала. Но только теперь, увидев его без привычной маски угрюмости, она поняла, как он красив – опасно красив, от трогательной невинности выражения его лица щемило сердце.

Она ласково откинула со лба юноши спутанные волосы.

Тим внезапно открыл глаза, и Эллен, не давая ему собраться с мыслями, заговорила с притворной строгостью:

– Похоже, это становится традицией. Ты не мог бы попытаться привлечь мое внимание менее мучительными способами?

Во взгляде Тима мелькнуло изумление.

– Не такие уж они мучительные, – пробормотал он, пытаясь приподняться.

– Погоди, Тим, – положив руку ему на грудь, она придержала его. – Тебе, конечно, это не понравится, но я должна сказать. Спасибо. Я глупая старая женщина, но я люблю свою кошку.

– Нет проблем.

Глаза Тима вновь закрылись. Он по-прежнему был бледен, и на его виске все еще темнел неровный синяк.

С ужасом глянув на свои перепачканные кровью руки, Эллен свирепо покосилась на Иштар, которая уже закончила омовение и теперь наблюдала всю эту живописную сцену с невозмутимым интересом.

– Хорошая кошка, нечего сказать, – строго произнесла Эллен. – Ах ты, неблагодарное животное. Расцарапала беднягу, живого места не оставила, а ведь он спас тебя глупую, от собачьих клыков. Уж эти твои когти! Острее, чем...

– "Неблагодарное животное"? – переспросил Тим со слабым смешком. Он опять очнулся и слушал ее с нарастающим изумлением. – Вы часто с ней разговариваете?

– Если больше не с кем поговорить. – Осознав, что ее фраза звучит как-то уж слишком жалобно, Эллен поспешно добавила: – Кошки – идеальные собеседники. Они не пререкаются.

– Готов поспорить, что эта пререкается.

Протянув длинную руку, Тим погладил Иштар. К удивлению Эллен кошка не только позволила ему это сделать, но, устроившись поудобнее, принялась вылизывать его волосы. «Это трудно, – было написано на ее мордочке, – но люди всегда взваливают на меня грязную работу».

– Да, эта пререкается. – Эллен поднялась. – Оставайся на месте. Иштар положила лапу тебе на голову, и ей, скорее всего, не понравится, если ты пошевелишься. Я смажу тебе царапины йодом и попытаюсь вызвать врача.

– Врача! – Наперекор совету Эллен, Тим попытался привстать. Иштар выпустила когти, и он с воплем упал назад.

– У тебя рана на ноге, и, ей Богу, Тим, я боюсь трогать ее. Если края неровно срастутся, ты можешь на всю жизнь остаться хромым.

– Бросьте.

– Но...

– Я же сказал: бросьте. Телефон, вероятно, не работает. Стоит подуть легкому ветерку – и провода обрываются. И в любом случае он будет здесь не позже, чем через минуту.

Эллен поняла, что слова Тима относятся вовсе не к врачу. Она не стала упоминать о Нормане: если между ней и Тимом могут возникнуть какие-нибудь отношения, то без участия Нормана – по крайней мере, в начале. Ее не удивила горечь, прозвучавшая в голосе Тима, но, к несчастью, она не уловила подлинного ее значения, а Тим не стал уточнять. Его лицо вновь сделалось угрюмо-бесстрастным, губы сжались.

Собаки, до сих пор молчавшие, громко залаяли. Раздалась резкая команда, а затем – тяжелый топот на веранде.

– Прямо по расписанию, – пробормотал Тим.

Эллен направилась к двери.

Высокая фигура Нормана в шуршащем дождевике и шляпе заполняла весь дверной проем. Позади него Эллен увидела собак. Они лежали у порванной сетки, сосредоточенно глядя на хозяина.

– Не бойся, – поспешил успокоить ее Норман. – Теперь они не двинутся с места, даже если рухнет крыша. Эллен, ты не ранена? У тебя все руки... Боже мой! Тим!

Протиснувшись мимо нее, он опустился на колени рядом с юношей.

– Сынок, они покусали тебя? Очень сильно?

Пока его руки торопливо ощупывали рану, Тим не двигался. Затем, с оскорбительной неторопливостью, поднялся и, ступив на раненую ногу, пошатнулся. Норман поддержал его за плечи, и только Эллен видела выражение глаз Тима.

– Убери руки, – процедил он сквозь зубы.

– Но твоя нога... тебе трудно стоять...

Тим произнес ряд смачных эпитетов. Слова не возмутили Эллен – она слышала их и раньше. Но что ее действительно потрясло – та ненависть, которая звучала в них.

И тут вмешалась Иштар. При виде открытой двери она стремительно удалилась, умудрившись при этом сохранить достоинство, как это умеют только кошки. Теперь, убедившись, что собаки больше не представляют угрозы, она вновь появилась на сцене и двинулась на Нормана с той же неуклонностью, как и в первый раз. И, как и прежде, Норман отступил. Он разжал руки.

Усмешка на лице Тима, оперевшегося на стул и переводившего взгляд с кошки на своего дядюшку, показалась Эллен самым отвратительным зрелищем на свете. Чертыхнувшись, она метнулась за кошкой. Иштар грациозно ускользнула от нее, а Тим разразился сатанинским хохотом, действительно в этот момент напоминая дьявола, с которым его часто сравнивали.