Пруденс отшвырнула ее руки и вскочила – так внезапно, что Эллен чуть не упала.

– Ведьма! Грязная, подлая, старая ведьма! Ты еще пожалеешь, я тебе отомщу! Я скажу всем, что ты хотела навести порчу на меня! Я отомщу, отомщу, ты узнаешь...

– Вон! – приказала Эллен ледяным тоном. – Вон отсюда. И не возвращайся, пока не будешь готова извиниться.

С громкими рыданиями Пруденс выбежала наружу. Эллен услышала, как хлопнула дверь.

Второй посетитель объявился ближе к вечеру. Эллен как раз заперла нижние окна и двери и теперь сидела на кухне, рассеянно пережевывая бутерброд с сыром: она была слишком расстроена, чтобы пообедать как следует. Когда зазвонил звонок, она не заторопилась в прихожую, а лишь глянула в щелку между ставнями кухонного окна. «Если так пойдет дальше, – мрачно подумала она при этом, – я действительно сделаюсь ведьмой». Отсюда ей не был виден вход, но на дороге стоял знакомый грузовик.

Со всей присущей ему педантичной вежливостью Эд, позвонив, вновь вышел на крыльцо и ждал на ступеньках крыльца. Он решительно отклонил предложение войти в дом.

– Давайте сядем здесь, если можно, – сказал он, одобрительно оглядывая веранду: легкую металлическую мебель и яркие диванные подушки из непромокаемой ткани. – Тут очень мило.

– А вам не хочется посмотреть, как я все обустроила внутри?

– Нет, – невозмутимо ответил Эд. – Меня не интересуют интерьеры. А вам бы не следовало приглашать в дом малознакомых мужчин, миссис Марч. Здесь весьма строгие нравы.

– Я уже поняла. – Эллен не сумела удержаться от улыбки: «строгие» – было слишком мягким определением для нравов города, который способен заподозрить хоть что-либо «неприличное» между нею и Эдом. – Хотите что-нибудь выпить?

– Благодарю вас, я пью только воду и в данный момент не испытываю жажды. Но если вы сами хотите, то, пожалуйста, не стесняйтесь. Не в моих правилах осуждать чужие привычки.

– Пожалуй, мне бы это не повредило, – согласилась Эллен. – Но я не стану. Полагаю, вам уже известно, что сегодня произошло? Потому-то вы и приехали?

– Отчасти. Я был преступно нерадив и пренебрег своими обязательствами по отношению к вам, допустив, чтобы мое нежелание общаться с кем бы то ни было возобладало над чувством долга. Я эгоист.

– Напротив, вы очень добрый человек, – возразила Эллен. – Перестаньте же заниматься самобичеванием.

Эд покачал головой. В своей грубой холщовой одежде и с длинной седой бородой он выглядел как ветхозаветный пророк. Со стороны они, несомненно, показались бы весьма странной парой, и все же Эллен чувствовала себя с ним так же непринужденно, как с Норманом. И даже не обижалась на столь недвусмысленное заявление о «нежелании» с ней общаться, понимая, что это скорее комплимент: столь неожиданно обнаружившееся родство их душ угрожало его добровольному отшельничеству.

– Я не добрый, – раздраженно произнес он. – Добро и зло – понятия, слишком зависящие от эмоциональных оценок. А я рационалист, и предпочитаю вести себя таким образом, который соответствует моему предположительно высокому мнению о себе. Правильнее будет сказать, что меня привела сюда совесть – если позволительно в данном случае употребить этот весьма приблизительный, но достаточно удобный термин. Мне ужасно не нравится вся эта свистопляска вокруг вас.

Внезапный переход от витиеватой риторики в духе Эмерсона к чисто разговорной интонации позабавил Эллен. И она расхохоталась – совершенно непринужденно, зная, что Эд воспримет это правильно. Он улыбнулся, но снова укоризненно покачал головой:

– Вот в этом и состоит ваша беда, миссис Марч. Вы слишком часто и слишком необдуманно смеетесь над вещами, к которым другие относятся с убийственной серьезностью. Разве вам не известно, что чувство юмора – опасная штука?

– Ас кем вы разговаривали? – спросила Эллен, успокоившись.

– До меня давно уже доходили разные нелепые слухи. А сегодня самому довелось наблюдать нечто более серьезное – безобразную истерику дочери этого идиота Мюллера.

– Наверное, мне стоит изложить свою версию. – И Эллен рассказала ему, что произошло. – Полагаю, – добавила она, – Пруденс утверждает, что я навела на нее порчу или что-нибудь в этом роде.

– Это было главным пунктом обвинения.

– И как же вы поступили?

– Обратился ко всем присутствующим с речью. И она мгновенно подействовала.

Эллен вообразила, как Эд разглагольствует перед толпой, и его седая борода при этом развевается по ветру, делая его похожим на Джона Брауна.

– Я верю вам, – проникновенно сказала она.

– Но, повторяю: подействовала лишь на мгновение. Глас разума не в силах одолеть человеческую глупость, а семейка Мюллеров, взятых вместе или по отдельности, представляет собой квинтэссенцию слабоумия. – Эд чуть наклонился вперед, и его суровые черты смягчились выражением столь понятного в данном случае любопытства. – Что вы наговорили этим глупым детям?

– Мне сейчас уже не вспомнить подробностей. Всякий вздор: туманные обещания и смутные предположения. В этом вся суть гадания: когда происходит что-нибудь, хоть отдаленно напоминающее предсказанные события, человек воспринимает это как подтверждение их истинности. Неверные пророчества он забывает, а помнит только те, что сбылись. Причем помнит неточно, охотно принимая желаемое за действительное.

Эд кивнул:

– Я немного знаком с психологической стороной вопроса. Девица Мюллер – классический пример так называемого «комплекса Золушки». Она твердо уверена, что исполнение ее самых сокровенных желаний возможно лишь только с помощью волшебной палочки. Вот ей и мерещится колдовство там, где речь идет лишь об элементарном знании психологии, но ей вынь и положь фею-крестную... Однако, должен вам заметить, что точность ваших предсказаний несколько выше, чем допускает статистика.

– Ну, не так уж она высока, – возразила Эллен. – Что касается Джойс и Стива – тут все было столь очевидно, что это даже нельзя назвать догадкой.

– И все же обозначим это номером один. Номер два – несчастный случай с Клаусом. Нет, не объясняйте мне, чем вы руководствовались. Я вполне способен постичь ход ваших рассуждений, но нам никуда не деться от факта, что все остальные толкуют это происшествие несколько иначе. Номер три – подарок Сью Энн...

– Какой подарок?

– Она получила его только вчера, поэтому, возможно, вы еще не знаете. Разве вы не обещали девочке, что вскоре ее ждет дорогой подарок от неизвестного обожателя?

– О Боже! – Запустив пальцы в волосы, Эллен напрягла память. – Кажется, я действительно говорила что-то о подарках. Скоро у Сью Энн день рождения, она сама рассказывала об этом...

– Так вот, вчера она обнаружила в почтовом ящике посылочку с жемчужной подвеской. Жемчуг, похоже, настоящий... Номер четыре...

– О нет!

– ...письмо, которое получил Чарльз Яте. Сообщение из Гарварда, что он зачислен, наконец, в ряды студентов. Чарльз разослал заявления во все университеты – и отовсюду получил отказ, так что намеревался, в конце концов, поступать в местный педагогический колледж.

– Но я не предсказывала ему ничего подобного! – воскликнула Эллен.

– Теперь вы сами демонстрируете недопонимание сложностей психологии. Тому, что Чарльза приняли в Гарвард, имеется лишь два подходящих объяснения: или все члены приемной комиссии одновременно сошли с ума, или на них повлияла некая сверхъестественная сила. А поскольку и другие ваши пророчества сбылись – неудивительно, что Чарльз помнит то, о чем не было произнесено ни слова.

– Но это же нелепость!

– Это было бы нелепостью в любом другом городе, кроме нашего. Вспомните, миссис Марч, я советовал вам не ходить в церковь. Но раз уж вы туда все-таки отправились, то должны были высидеть до конца.

– Ну, за это я не могу чувствовать себя виноватой, – отрезала Эллен.

– Виноватой, конечно, нет. Неосторожной – да... Однажды Уинклер явился воззвать к моей совести, – поделился воспоминаниями Эд. – Так сказать, с пастырской миссией – убедить меня в порочности моего образа жизни... Больше он не приходил.