При воспоминании об этом Эллен разобрал истерический смех.

– Пенни, наверное, нужно дать миссис Марч аспирину или чего-нибудь в этом роде, – неуверенно сказал Тим, и улыбка его угасла. – Пожалуй, мне не следовало...

– Нет, мне ничего не нужно, – еле выговорила Эллен, все еще продолжая нервно смеяться. – У меня небольшая истерика. Я просто не знаю, что сказать.

– Не знаешь, что сказать! – Пенни шагнула вперед, и Тим тут же двинулся за ней, как будто намагниченный. – Мне требовалось каким-то быстрым способом убедить тебя, что я, твоя неразумная малолетняя дочь, абсолютно права, а все остальные, включая мою всеведущую мать, ошибаются.

– Ошибаются насчет чего? – Эллен вдруг ощутила странное спокойствие, как будто, изрядно потрепанная смерчем, внезапно очутилась в самом его центре, где царила тишина.

– Давай начнем хотя бы с этого: тот роскошный белый дом на холме – кому он принадлежит?

– Разве не Норману?

– Он принадлежит Тиму. – Пенни ткнула пальцем в смущенного владельца столь внушительной недвижимости, выглядевшего в этот момент, надо сказать, несколько глуповато. – Дом, этот пижонский автомобиль и около двух миллионов долларов. А в свой восемнадцатый день рожденья, уже в следующем месяце, Тим получит все в свое полное распоряжение.

– Погоди, – прервала Эллен. – Никто не позволит восемнадцатилетнему мальчишке...

– Распоряжаться состоянием? Я знаю, большинству людей это представляется невозможным. Тебе, например.

Но мать Тима была другой. Неужели тебе ни разу не пришло в голову поинтересоваться, откуда у Нормана деньги? Мать Тима принадлежала к семейству Пибоди – тех самых, «мясных королей». В восемнадцать лет она сбежала из дому с будущим отцом Тима и вышла за него замуж. Это был один из тех сумасбродных браков, которым все обычно предрекают недолговечность, но в данном случае «ясновидцы» ошибались. Его мать просто терпеть не могла светских условностей, и уединенная жизнь в лесу, среди живой природы, пришлась ей по душе. И она говорила, что в восемнадцать лет была уже достаточно здравомыслящей личностью, чтобы самой определить собственную судьбу, и рассчитывала, что Тим будет таким же.

– Откуда ты все это знаешь? – недоверчиво спросила Эллен.

– Когда она погибла, мне было уже десять, – тихо ответил Тим. Его голос звучал глубоко и проникновенно. – И она всегда разговаривала со мной, как со взрослым. Отец – тоже. Он был замечательным. А потом, так неожиданно... – Лицо его исказилось болью. Он беспомощным жестом поднял руку, как будто защищаясь от воспоминания, и чуть не выронил при этом кошку. Рассерженная Иштар укусила его. Тим опустил ее на пол и продолжил:

– Адвокаты сказали, что Нормана назначили моим опекуном. Правда, он никогда мне особенно не нравился – мы не очень-то находили общий язык. Он всегда разговаривал таким тоном... типа «ну-ну, малыш», если вы понимаете, о чем я. Как будто хотел погладить меня по голове, но боялся, что запачкает руку. Но, в общем, он не был злым – просто не умел обращаться с детьми.

– Ладно, продолжим, – вмешалась Пенни. – Имей в виду, я могу доказать все, что собираюсь сейчас тебе выложить. Итак, ты согласна с первым пунктом?

– Согласна, – слабым голосом ответила Эллен. Полемический азарт дочери напомнил ей о тех жарких дебатах у камина, когда они все собирались по вечерам в своем прежнем доме в Бетесде, и Пенни схватывалась сразу со всеми тремя двоюродными братьями, а Джек, в зависимости от настроения, поддерживал обе стороны поочередно.

– Отлично. Следующий тезис – повторяю, я все могу доказать, – Тим никогда не наблюдался у психиатра и не был пациентом доктора Абрахамсона.

– Но ведь Норман... – Гримаса, искривившая оба юных лица, не позволила ей договорить. – Откуда ты знаешь?

– Полагаю, свидетельства Тима тебе будет достаточно. А как насчет свидетельства доктора Бишопа?

– Пенни, но ты же не... Каким образом тебе это удалось?

– Я наплела ему кучу всякой чепухи, – сухо ответила Пенни. – О тебе. Он ведь очень хорошо к тебе относится, мамуля. Конечно, сначала он немного посопротивлялся, но потом все-таки согласился навести справки. Тим никогда в жизни не был на приеме ни у одного врача федерального округа Колумбия. По крайней мере, ни у одного, известного доктору Бишопу. А насчет Абрахамсона он специально уточнял.

Эллен испытала настоящее потрясение. Информация о том, что Тим – богатый наследник, не произвела на нее особого впечатления. Правда, Норман всегда делал вид, что деньги – его собственные, но тщеславие – не самый страшный из пороков. Однако в случае с Абрахамсоном ложь была очевидной, и Эллен не могла подыскать какого-нибудь благовидного предлога, который оправдывал бы столь откровенное вранье.

Пока она сидела, не зная, что и думать, Пенни совершила то, что ошеломило ее уже окончательно: дочь опустилась перед ней на колени и ласково сжала ее руки в своих ладонях.

– А теперь главный довод, – мягко сказал она. – Тебе трудно будет в это поверить, но ты постарайся, ибо это чистая правда. Тим ни разу в жизни не причинил боли ни одному животному и уж тем более – никого не убивал. Когда родители– погибли, у него был щенок. Через две недели он нашел его на своей кровати – мертвым. Его отравили.

У Эллен сжалось сердце от боли – за Пенни: глаза девочки потемнели от ужаса. Пенни верила этой кошмарной истории. Она услышала ее от Тима, а Тим... Эллен посмотрела на юношу, и тот ответил ей угрюмым взглядом. Пенни еще сильнее сжала ладони матери и торопливо продолжила:

– Норман купил ему еще одного щенка. Это не смогло заменить Тиму потерю, но постепенно он привязался и к этому песику. В то время Норман завел своих ужасных доберманов. Они тоже были еще щенками, но уже тогда – достаточно крупными и сильными. И они убили собачку Тима. Норман сказал, что ее заперли с ними по ошибке, а в тот день он их специально не кормил, чтобы вырастить из них настоящих сторожевых псов.

Эллен почувствовала, что почти верит. Ни один подросток не способен на такую изобретательную жестокость. Но все же возразила:

– Это всего лишь версия Тима.

– Но это еще не все, – объявила Пенни. – Я только начала. Ты не хочешь чего-нибудь выпить, мамуля? У тебя уже сейчас довольно странный вид, а дальше будет еще хуже.

– Пожалуй, не откажусь, – вздохнула Эллен. – Пенни, Тим, я стараюсь поверить. Мне это не слишком удается, но я стараюсь изо всех сил.

– Спасибо, – коротко произнес Тим.

Это трудно было назвать проникновенной речью, но взгляд, которым он сопровождал свою благодарность, заставил Эллен явственнее ощутить растущее бремя сомнения, камнем легшее на душу.

Приняв от Пенни стакан шерри, она сделал маленький глоток и бодро улыбнулась:

– Ну вот, теперь, пожалуй, я готова слушать дальше.

– Когда Норман предложил взять котенка, Тим отказался. Но заботливый дядюшка все равно принес его в дом. Тим пытался «забыть» его в лесу, но котенок был таким маленьким и беспомощным – он каждый раз возвращался. Тогда собаки...

– Довольно, – оборвала ее Эллен. – Пожалуйста, хватит. Я поняла.

Картина, возникшая у нее в мозгу, была такой отчетливой, что Эллен сделалось плохо.

– В общем, такое случилось еще дважды, – голос Пенни дрожал. – Тиму не оставалось ничего иного, как притвориться, что ему все равно. Теперь, когда он находил... мертвых животных, он только смеялся и пожимал плечами. А потом убегал в лес, и его тошнило.

– Я ведь сказала, что уже поняла. Все это ужасно, Пенни, но ты забываешь об одном: я сама видела, как Тим...

– Да, я убил белку, – сказал юноша. – Но я должен был это сделать. Вы слышали ее крик, но не знаете, как сильно на самом деле ее изувечили.

– Слишком уж подозрительное совпадение, – возразила Эллен, одновременно сознавая, как глупо спорить с преступником о деталях его преступления. – Чтобы именно в этот момент я проходила мимо и...

– Это не было совпадением. Вспомните, миссис Марч, он ведь условился с вами об этом свидании, правда? И знал, когда вы придете. Ему оставалось только сообщить мне, что на тропе лежит раненая белка. Я в любом случае не отнесся бы к этому равнодушно, а зная, что вы с минуты на минуту появитесь, припустил со всех ног. Мне не хотелось, чтобы вы видели, как мучается животное.