– Не трогай мм…

Вместо того чтобы скинуть меня на землю, он одной рукой стиснул мою шею, а другой рукой – талию. А потом, яростно сверля меня глазами, прижался губами к моим губам.

Святая Вальпурга!

Если где-нибудь существует классификация поцелуев, то этот поцелуй подпадал под определение «затяжной сумасшедший». Дон целовал меня так, будто хотел нацеловаться на всю оставшуюся жизнь. Его холодного, снобистского и самоуверенного выражения лица как не бывало. Меня трясло, или, возможно, мне передалась дрожь его потрясающего тела. Я понимала, я чувствовала – он жаждет меня так же сильно, как в пустыне жаждут воды. Я сходила с ума, я не могла…

– Прекрати! – шептала я, подставляя лицо под его поцелуи.

– Нет, – отвечал он и впивался горячими губами мне в шею.

Где-то на пороге сознания я зафиксировала то, что целуемся мы довольно долго – так что стали привлекать внимание пролетающего мимо народа. Этот народ (в основном женщины) принялся ободряюще аплодировать и посвистывать, глядя на нас, как на какое-то реалити-шоу.

– Пусти меня, – умоляла я шепотом.

– И не подумаю. – Его пальцы жгли мне плечи. – Полетели?

– Куда?

– Куда я скажу.

– Зачем?

– Ты все-таки непроходимая дура.

– Не смей меня оскорблять.

– Я констатирую факт. Все, летим.

Он вцепился в черенок моего помела и потянул меня за собой. Зрители выражали явное недовольство тем, что мы с крейсерской скоростью исчезли со сцены.

Дон увлек меня на окраину Оро. Здесь размещались парки и довольно дорогие гостиницы. У панорамного окна четвертого этажа гостиницы «Губадия» Дон притормозил. Стукнул по стеклу, и оно послушно уехало в стену. Мы влетели в гостиничный номер.

– Где мы?

– Я здесь живу.

Мы отбросили метлы к стене. Дон стал рвать с меня одежду.

– Прекрати, – отбивалась я, – я не хочу…

Он повалил меня на кровать:

– Хочешь.

Это было как сон… Сон, в котором перемешалась моя боль и его наслаждение, мое наслаждение и его боль. Он стискивал меня в объятиях так, словно боялся, что я вот-вот исчезну. Он прижимал лицо к моей груди и что-то шептал в упоении. Мы сходили с ума среди нашей скомканной одежды и разворошенной постели. Мы не были нежны друг с другом, а впрочем, то, что мы делали, возможно, было лишь одним из видов нежности…

Мне показалось, что прошла вечность. Я старалась восстановить дыхание и прийти в себя. Я попыталась сесть, но Дон обхватил меня рукой и прижал к себе.

– Ты сумасшедший, – сказала я ему.

– И что с того?

– Ты маньяк.

– С тобой по-другому нельзя.

– Откуда ты знаешь?

– Тебе не понравилось?

Он снова принялся целовать меня так, что в теле словно загудел костер, разбрасывая вокруг слепящие искры. Я сдалась на милость его поцелуев, на милость его объятий, но мне не давал покоя назойливый, как осенняя муха, вопрос:

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем ты искал меня? Сегодня? Неужели только за этим?

– А разве этого мало? Скажи, ведь я твой первый мужчина?

– Да. А это важно?

– Для меня.

– Ах да. Ты лишил девственности ведьму…

– Ты говорила, что ты не ведьма!

– Я лгала. Ты тоже лгал о том, что студент Сорбонны.

– Я не лгал. Я действительно студент Сорбонны. – Он мягко коснулся губами моей груди. – А вот вы, сударыня, та еще пройдоха.

– Я не хотела, чтобы ты знал о моей ведьмовской натуре.

– Почему?

– Потому что… Потому что я действительно была там. В… Зале Смерти. Я слышала ваш разговор, я записала его на череп. Ты собираешься прикончить моего босса в канун Самгейна.

– Я повторяю: я не убийца.

– Тогда кто же ты?

– Этого я не могу тебе сказать.

– Не можешь? Прекрасно. Пусти меня.

– Не пущу.

– Хватит, мне это надоело. Я должна лететь.

– Я полечу с тобой.

– О, как мило. Собираешься познакомиться с моей тетушкой?

– У тебя есть тетушка?

– Да, а еще неупокоенный призрак, говорящая голова, фея и болтливая кошка. Целая семья.

– У меня никогда не было семьи. Только Сибилла. Но я редко с ней вижусь.

– Дон…

– Что?

– Мне действительно нужно лететь. Черт! Во что ты превратил мою одежду?! Это же лохмотья!

– Прекрасный повод никуда не улетать. Иди ко мне. Я научу тебя целоваться.

– А я не умею?!

– Ты целуешься, как школьница. Учись, пока я жив…

За окном уже стояли сумерки, когда я наконец оделась и взнуздала метлу.

– Я буду ждать тебя завтра на том же месте, в то же время, – пообещал Дон.

– Я запомню. Отпусти метлу.

– Пожалуйста. Пирожные ты оставляешь мне?

– Ах черт! Я и забыла про них… Я вообще обо всем забыла благодаря тебе, негодяю.

– Мне нравится, что ты называешь меня негодяем. Женщины, как правило, любят таких. Пирожные не отдам.

– Да ради бога. Все, Дон! Отпусти.

– Я увижу тебя завтра?

– Куда же я денусь…

– Если ты исчезнешь, я переверну всю корпорацию «Медиум» вверх дном. Лети, ведьма.

Я летела домой в сумерках, которые скрывали меня лучше, чем мой изорванный наряд. Было уже не до шоколадных пирожных. Я чувствовала, что слегка помешалась. Я не могла контролировать ситуацию, мое тело и разум просили одного – Дона, и это страшило меня больше всего.

Но почему я должна бояться? Потому что он убийца?

Но ведь он сказал…

Сказать можно что угодно. И сделать тоже.

Меня начали терзать сомнения. Он… поступил со мной так только потому, что я секретарша Мокриды? И возможно, благодаря мне он сумеет подобраться к ней вплотную? Глупо. Мокриду охраняют тринадцать демонов. Ей теперь и атомная бомба не страшна. Вероятно.

От размышлений и сомнений у меня разболелась голова. К тому же метла стала казаться самым неудобным видом транспорта, хотя раньше я и не представляла, как можно без нее обходиться.

Домой я прилетела незадолго до полуночи и первым делом наткнулась на укоризненно-взволнованный взор тетушки.

– Юля, милая, где ты была?!

– На меня напали. – И это было почти правдой! – Видишь, пришлось сопротивляться, вся одежда порвана. Коробку с пирожными отобрали, кошелек с мелочью…

– Кто это был?

– По-моему, тролли.

– Юля, троллей не существует!

– Ну не знаю. Эти выглядели истинными троллями. Тетя, я очень устала. Можно я сразу в ванную и спать?

Я заперлась в ванной, сбросила одежду и внимательно осмотрела себя в зеркале. Мне казалось, что от прикосновений Дона моя кожа должна гореть, как от кислоты. Но ничего, никаких ожогов.

– Дон, ты негодяй, – прошептала я и опустилась в ванную, наполненную лавандовой пеной.

Когда я привела себя в порядок, тетя не позволила мне идти спать.

– Я хочу знать, – твердо проговорила тетя, – где и с кем ты была.

– Я ни с кем не была, – неубедительно солгала я. – Говорю же, на меня напали.

– Эту сказочку прибереги для Мокриды Прайс. Идем-ка пить чай.

– Чай или вашу настойку правды?

– Чай, чай.

Я почувствовала жуткий голод. В самом деле, сколько энергии-то израсходовано.

Мы уселись пить чай. Тетя сверлила взглядом меня и булочки с миндальной начинкой.

– Тетя, – не выдержала я, – да успокойтесь вы! Все со мной в порядке.

– Юля, – умоляюще сложила руки Анна Николаевна, – скажи мне правду! Я ведь самый близкий тебе человек!

– Хорошо, – сдалась я. – Только обещайте, что вы не будете падать в обморок или хлестать меня по щекам. Ну или типа того…

– Юля… неужели…

– Да. Я. Была. С. Мужчиной. Мы занимались любовью как бешеные кролики.

– Юля, кто он?

– Его зовут Дон.

– Тот самый?!

– Да. Так получилось.

– О святая Вальпурга! – прошептала тетя, воздевая руки к небесам. – Спаси нас и помилуй! Юля, как ты могла?

– И так могла и сяк могла, – ответила я, прожевывая булочку с корицей.

– Прекрати свои шуточки! Это ужасно!

– Что ужасно? То, что я обрела сексуальный опыт вне брака? Тетушка, не будьте такой ретроградной!