Я ухватила Васькову саблю и треснула «насильника» промеж ушей.

– Жахни его молнией! – кровожадно потребовала сестрица, скаля маленькие сахарные клычки.

Я вспомнила уроки Архиносквена и резко выбросила руку вперед. Пара жалких искр сорвалась с моих пальцев, одна попала волку в ноздрю. Он чихнул испуганно и, поняв, что дело может закончится плохо, рванул прочь.

– Ага! – подпрыгнула я, и тут мне на голые ноги плеснуло грязью.

Я поджалась, как цапля, ища очередного врага, но увидела только отчаянные глаза утопающего в болоте разбойника. Пришлось хватать его за волосы, и, пока мы с Ланкой бились, пытаясь отстоять его жизнь у голодной топи, где-то дальше, там, где бабаня лежала в гробу, блажил Селуян:

– Ща в капусту всех порубаю!!!

И вторил ему Серьга:

– Дайте мне вилы! Я его на вилы подниму!!!

Болото встряхивалось, взревывало, как раненый бык, и вдруг все разом затихло. Нам с Ланкой за это время удалось лишь едва вытянуть Васькову голову.

– Ишь ты, репка! – ругалась сестрица, таща его за воротник плаща, отчего царьку шнуром передавливало горло. Он задыхался, но терпел.

У могилы стоял ор, как в курятнике, там вскоре нашлись факелы, и первая к нам прибежала бабуля, вся в копоти и грязи. Плюхнулась на колени и, притянув нас за головы, всхлипнула:

– У, лешачихи! – увидела Васька, который снова стал погружаться в тину, и ласково погладила его по голове: – Спасибо тебе, Васятка, век за внучек благодарна буду.

Ланка фыркнула, собираясь, видимо, рассказать, что это она всех отстояла, но Васек выпучил глаза, всем своим видом показывая, что век его будет недолог, вон уже тина снова до ноздрей дошла. Пришлось опять тащить разбойника.

– Не облысеет ли? – участливо поинтересовалась Августа, видя, как мы дергаем Васька за роскошную шевелюру.

– Эй, – сразу обеспокоилась бабуля, – ты чего Мытного-то бросила? Кабы не сбежал!

Августа хмыкнула:

– Куда он денется из могилки-то?

С островка донесся визг, и Августа самодовольно улыбнулась.

– О! Селуян пошутковал, наверно, камушек хотел задвинуть.

– Что у вас вообще здесь происходит? – наконец попыталась внести ясность я. Ланка тоже навострила уши, с интересом глядя на бабушку, но ее опередила Августа:

– Их мерзейшество Ефросинья Подаренкова пожаловали-с.

– А эти ведьмы простодырые ее прохлопали! – недовольно проворчала бабуля и, сурово насупив брови на Августу, пригрозила: – Вот как разжалую из архиведьм. Что это, к бесу, за архиведьма, если ей глаза отвесть могут?

– А ты на меня не рычи! – тут же пошла в атаку Августа. – Я тебе еще тогда говорила: давай тюкнем чем-нибудь по голове – и в болото. Но ты ведь у нас жалостливая! И эти тоже! – Она, подцепив сапогом грязи, очень ловко шмякнула его прямо мне в лоб. – Чего бы вам было не дотопить ее в гнояке?

– Как?! – задохнулись мы.

– Наперекосяк! – проскрипела склочная ведьма. – Все в вашу бабку, понабрала всяких нищенок бездарных! – Она бросила взгляд на подоспевшую грязную Маргошу. – Теперь наплачемся. Я таких мороков сроду не видела! Чтобы мне кто-то глаза отвести мог! И не думала никогда.

Бабушка как-то сразу погрустнела, но все равно не сдалась, гордо заявив:

– А подойти она к нам все равно не осмелилась, травила зверьем каким-то, как скотину.

– Оборотни это, – просветила нас подошедшая Рогнеда, в руке сжимая клок волос, внимательно его изучая. – Один медведь, один волк… А еще…

– Какая-то тварь вонючая, – плюнула бабка, а Августа вздохнула тяжело.

– В общем, набрала она в Урочищах себе армию, мы ее как раз в нужное местечко спровадили.

– Вы еще пожалеете об этом… – услышала я тихое шипение.

Мы с Ланкой, не сговариваясь, подскочили и уставились в темень. Шагов за сто от нас стояла роскошная фря в темном платье с открытыми плечами, очень светлые волосы были зачесаны наверх, она куталась в наброшенную шкуру черно-бурой лисы, у которой вместо глаз в мертвой мордочке поблескивали камешки-агаты. Собой девица была бела и на голову выше нас с сестрой, с таким высокомерным выражением лица, что мы сразу опознали в ней Фроську.

– Бей ее!!! – затопала ногами Ланка, а я со злости швырнула-таки молнию, опалив прическу на голове Подаренки.

– Где, где гадина? – вертели головами бабуля, Августа и Рогнеда, слепо и бессмысленно шаря глазами по болотине.

– Да вот же она!!! – взвыла я, и мы вместе с сестрой рванулись к Подаренке, но между нами, как назло, лежала полоса топи, над которой, вся такая чистенькая, летела, словно невесомый комок пуха, Фроська.

Почему-то это вывело нас еще больше из себя. За спиной Фроськи поднялся на дыбы медведище, и мы с сестрой, только переглянувшись, ухватились за руки и запустили красивый шипящий огненный шар. Бледная Фроська неверяще смотрела, вытаращившись на это чудо, а потом, истерично взвыв:

– Ненавижу!!! – резко, словно рвала тряпку, развела в стороны руки.

– Ложись!!! – взревела бабуля, расшвыривая нас в стороны. Болотная земля разошлась под ее ногами, и Марта с отчаянным криком ухнула в провал.

Я обмерла, не веря собственным глазам, а разорванная надвое болотина снова схлопнулась у нашей бабули над головой. Фроська захохотала гиеной, и Августа, чутко вслушивавшаяся все это время, махнула клюкой. Там, где стояла Фроська, взметнулись травяные щупальца, оплетая ноги и подол Подаренки.

– Промазала!!! – взвыла стоящая на коленях Ланка, а я только размазывала слезы по щекам.

Наш огненный подарочек взорвался, сметая все вокруг, и Подаренка, которую зацепило августиным колдовством, лишь чуть-чуть не успела отлететь. Так ее и пришмякнуло в грязь. Медведь, прыгнув к хозяйке, сгреб ее, обрывая хищные щупальца травы, и ринулся с ней прочь. Фроська, утратившая всю свою величественность, болталась на его плече как тряпка, но грозилась вовсю:

– Вы еще заплатите за это!!!

– Ноги вырву, глаза выцарапаю!!! – прорвало наконец меня, а Ланка на четвереньках пыталась разгрести болото, подвывая жалостливо:

– Бабушка!

– Ну чего тебе? – замогильным голосом поинтересовалась бабуля.

Ланка еще немного погребла и спросила у жижи:

– Ты где? Ты как?

Бабуля треснула ее по затылку, а я второй раз за сегодняшний вечер кинулась к ней на грудь и получила тумака.

– А ну не смей мне кофту пачкать!

– А как это? – не понимая, начала сестрица.

– Ну, положим, мороки не она одна может наводить, – проворчала Августа. – Только видеть мы ее все равно не видим. В отличие от вас…

Рогнеда вздохнула:

– Что ж теперь делать-то?

– О! – подняла вверх свой сухой пальчик бабуля. – Вопрос ценою в жизнь!

– Может, вы уже поможете мне, если наигрались? – капризно поинтересовалась Маргоша. – Сколько я его вытягивать буду?

Мы оглянулись и смутились, вспомнив, что забыли про царька, который снова пускал пузыри носом.

Адриан Мытный тоже переживал вчерашнюю ночь, испытывая горечь и страх. Страшно ему было от того, что он вчера навидался. А горько – от того, что узнал. И если верить заколдованному разбойнику, то получалось, что всем Северском скоро завладеет нечисть. А родной отец Адриана будет у этой нечисти на посылках, если не хуже. Добровольный помощник.

Ох, как он рвал вчера на себе рубаху, грозился всем саблей, и каторгой, и гневом Великого Князя, вплоть до того мига, пока не заплясало в небе огневое зарево. Пока не полезли из темноты жуткие звери. Спасибо новым охранникам – уберегли.

– Ну что, сыночек, уверился? – ласково поинтересовалась разыскиваемая и, как заподозрил, принюхавшись, Адриан, давненько уже мертвая магистерша.

– Не буду я в ваших ведьмачих войнах участвовать, – твердо сказал боярин, отпихивая ее руки.

– А и не надо, – легко согласилась Марта Лапоткова. – Папа твой перед Чучелкой обязательно словечко замолвит. Будешь в золоте ходить, с золота есть.

– За одним столом с мертвяками сидеть, оборотням кланяться, вурдалакам неугодных скармливать, – хмыкнула из темноты гнусного вида старуха с клюкою, а вторая, благообразная, но тоже ведьма, кивнула: