– И при чем здесь бабуля? – осторожно переспросила я.

Златоградец опять переставал мне нравиться, может, он и не инквизитор, но глаза горят, как у сумасшедшего. Илиодор мою настороженность отнес на счет скептицизма и, увлекшись, даже переполз ближе к краю кровати, чтобы не драть глотку.

– Есть теория братьев Бортнянских, Болеслава и Иржика, о том, что естественный фон можно значительно повысить, вернув людям веру в чародейство. Но для этого люди должны… – Он замер, пытаясь подобрать нужное слово, а я уперлась ему ногой в грудь, потому что без движений этот двуличный тип явно не мог и теперь гусеницей сваливался на мою перину.

Он заинтересованно уставился на мою ножку, потеряв нить повествования. Пришлось врезать ему подушкой, чтобы поставить на место. Он с хохотком взгромоздился обратно на середину кровати, обняв тощую подушку.

– Чтобы верить в чудо, люди должны видеть чудо. Ежедневно, независимо, хотят они этого или не хотят. Бортнянские назвали это теорией резонаторов. А Хамат Черный, академик миренской академии естествознания, вычислил примерный радиус воздействия такого явления, ну а моя кузина Злата разработала оригинальную методику самих резонаторов.

– Кузина – это Зюка? – спросила я.

– Да, – радостно кивнул Илиодор, – я понимаю, что сейчас она не в лучшем виде, так сказать, производственная травма. При установке резонаторов произошла… – Он еще что-то хотел добавить, но я отмахнулась:

– Она чернокнижница?

– Ну, – уже менее уверенно кивнул головой Илиодор, сделал губы трубочкой и едва слышно бормотнул: – Скорее некромантка.

Но я услышала, скривилась, а он еще что-то мямлил про магию крови и смерти.

– И на болоте из Фроськи она твой дурацкий резонатор делала? – начала вскипать я.

Илиодор помял подушку в руках, как бы прикидывая, станет ли она достойным щитом, если я брошусь, неуверенно приподнял бровки:

– Ну, в общем, да…

– Дак при чем здесь моя бабуля? – не выдержав, взвизгнула я.

Он все-таки вздрогнул, выставляя вперед подушку, но, видя, что сил драться у меня нет, успокоился и миролюбиво пояснил:

– При установке резонаторов происходят странные вещи… – Он призадумался, как бы мне помягче все это объяснить, а потом решил не напрягаться и резать правду-матку. – В общем, мрут экспериментаторы как мухи или калечатся. Сходят с ума, вызывают гнев властей, попадают в лапы инквизиции или разбойников либо становятся жертвами несчастных и необъяснимых случаев. Например, Златку прямо во время обряда ваша Подаренка зарезала. Счастье, что некроманта не так легко убить, хотя результаты воскрешения из мертвых тоже… – Он кашлянул. – Ну ты сама видела.

– Подожди, Подаренка-то здесь с какого бока? – забеспокоилась я.

Илиодор сразу сделался скучен, и по тому, как он морщил лоб, я сразу догадалась, что мне сейчас будут врать.

– Не напрягайся, – прорычала я.

Илиодор вскочил с кровати:

– Только не делай поспешных выводов, я – не моя кузина!

– Я в курсе, – успокоила я его, – ты гораздо страшней!

Он улыбнулся, польщенный, цокнул восторженно и посмотрел на меня с прищуром, заявив:

– Это только снаружи. Если б ты только знала, какой я романтичный и благородный в душе…

– Ты двуличный тип! – убила я его заявлением. – И уйди от меня! Не люблю, когда ко мне сумасшедшие подкрадываются. Вот высплюсь – придумаю, как бабулю вызволить, а ты вали из Северска на все четыре стороны!

Он обиделся, сел на кровать и показушно молчал целых две минуты, глядя в окно с белыми занавесочками. Потом глухо буркнул:

– Не вытащишь ты ее без меня. Это печать необратимого действия. Снять ее может только более сильный чародей. Я для того и наложил ее, чтобы ты мне помогала. С чертовыми ведьмами почему-то ничего не происходит! Фроська вон пользовалась вовсю нашей книгой, сделала четыре резонатора в Урочищах, слабеньких, но все-таки. Даже не чихнула. – Он развернулся ко мне: – Помоги, Мариша, я знаешь какой сильный колдун! Я такие заклятия знаю – богам не снились.

– Ну дак и разбей печать! – потребовала я.

– Не могу, – расстроенно вздохнул он, – всей праны мира не хватит, чтобы сотворить простейшее мое заклятие. – Он виновато улыбнулся. – Забавно, правда? Величайший в мире чародей, а езжу с пистолем в кармане и в карты жульничаю, чтобы на жизнь заработать.

– Щас умру от смеха! – пообещала я и отвернулась к стене. Не знаю, что из сказанного им было правдой, но в целом выглядело какой-то ересью. Колдуны, резонаторы… Чушь какая! Но что-то ему от меня точно надо.

Стоило мне закрыть глаза, как появилось ощущение, что меня саму огрели подушкой по голове, та лопнула, и в воздух полетели цветные перья и шелковые нити.

– Ты совсем оглохла? – выскочила из этой круговерти Ланка.

– Bay, – только и смогла выдавить я из себя, во сне такая же уставшая, как и наяву.

– Я тебе дам «вау»! – окрысилась сестрица. – Бросила меня с Мытным! Меня! – Она хлюпнула носом и совсем по-детски спросила: – Ну и куда ты делась?

– Да как тебе сказать… Ты, кстати, сейчас сидишь?

– Вообще-то я лежу, как Рогнеда учила, изо всех сил о тебе думаю, – обиделась Лана, – что, между прочим, нелегко среди бела дня. Пришлось врать, что от перемены климата я приболела. А это непросто с моей цветущей мордахой и без грима.

– Какой перемены? – не сообразила я сразу, вызвав праведный гнев сестры.

– А кто меня Дорофеей Костричной обозвал?! – обозлилась Лана. – Знаешь, как меня поклонники достали: ах, как ваша сестрица Фелиция? Ах, ваш кузен Евстихий! Да я скоро язык сверну. Илиодору там заняться было больше нечем, как только такие дурацкие имена выдумывать?

– Кстати, об Илиодоре, – сразу перешла я к делу, – он у нас, оказывается, не только с именами проказит, а вообще парень забавный, – и вылила на Ланку ушат новостей, изумив ее так, что та даже пропала на какое-то время, позволив мне провалиться в бездонный омут сна, из которого едва потом меня дозвалась.

– Ты это, – появилась она через какое-то время бледная и взволнованная, – следи за ним и выведывай планы. Я к тебе сейчас приехать не смогу. – Она нервно оглянулась, словно кто-то мог нас подслушать, прошептав: – Я подозреваю, что тому стольнику, что нас в лесу повязал, был дан приказ убить Адриана без суда. Его один хмырь в Серебрянске так чихвостил, а я подслушала. А потом стольник ему в морду дал. И ему этот хмырь расправой начал грозиться. – Она придвинулась еще ближе, мне даже показалось, что я чувствую тепло ее тела. Я сразу задумалась: а нельзя ли таким образом перепрыгнуть с места на место? С одной стороны, Рогнеда нам про такое не рассказывала и даже не намекала, а с другой – нам только намекни… – Тут это, – вырвала меня из мечтаний озабоченным шепотом Ланка, – тут вообще хмырей-дознавателей очень много, шмыгают вокруг, глазки злобные. Пару раз уже документами интересовались. Как бы мне, по простоте душевной, в пыточную не загреметь! Пока-то за меня Мытный и стольник вступаются, а вот приедет какая-нибудь шишка или подлец благородный – и пропаду!

– Успокойся, – велела я, – вот высплюсь и велю Илиодору, чтобы он тебе бумагу состряпал, а то и документы выправил. Целый инквизитор златоградский тебе в поручители нормально будет?

– Ну, – зарделась она.

– Если я ему действительно нужна, он тебе целый архив напишет и еще лично в Серебрянск прискачет, доказывать, что ты Дорофея Костричная. Ты, главное, попой прилюдно не сверкай, а то никакой паспорт не поможет. Меня Решетников по одному лицу вычислил.

Мы еще какое-то время пообщались, пока связь между нами не оборвалась. То ли это я так хотела спать, то ли Ланка отвлеклась и ослабила контакт. Сначала она мне начала казаться в каких-то странных видах, а потом я и вовсе оказалась на Чучелкиной могиле, забивая гвоздями каменную крышку гроба. «Бред», – сообразила я устало и полностью отдалась ему.