Додумать волшебник не успел.
Оламайд вдруг сощурила очи, точно увидела партию отборных мидий по бросовой цене, и выдохнула:
— Слушай, старик!.. Ты говоришь, у тебя на дне мрамор не хуже, чем у нас в Соире? И ты из него чего попало можешь строить? И рыбы всяких сортов тьма? И бесплатно ведь, да? А бухта подходящая тут найдется? А огонь разводить ты можешь? А хочешь, чтобы люди тебе сами деньги отдавали? Добровольно! Волшебные слова!..
Божок уставился на торговку как на сумасшедшую, но полет ее вдохновения это не остановило:
— …Я знаю волшебные слова! «Постоялый двор «Жемчужина пролива»! Шикарный трактир для усталых моряков, свежая рыба, диковинные хозяева! Да народ к тебе валом повалит — успевай мешки под деньги готовить!
— Что?.. — вытаращил глаза хозяин пролива.
— Что?!.. — подались вперед его потомки, забыв, что стронься они с места — и могло запахнуть жареным не только в переносном смысле.
— Что? — наморщил лоб атлан.
Агафон представил божка в фартуке на голое бирюзовое пузо и с кружками вина из морского винограда и прыснул:
— Трактир «Дай Дубаку»! Таверна «Ни Гугу!»
— От Альгены до Мангангедолы морем четыре дня пути! — Оламайд проигнорировала альтернативный креатив и затараторила, сияя, будто только что провернула головоломную сделку со всем рыбацким флотом Альгены. — Остановку на ночь матросы делать должны? Должны! Кушать хотят? Хотят! Отдохнуть в безопасности желают? Желают! И вот тут ты со своими… спиногрызами… и подворачиваешься! В мраморном дворце! С фонтанами! И портиками! По всему порту! На пристани встречаешь мореходов хлебом-солью… То есть, рыбой-креветками… и солью, конечно… А рядом с двором — лавка с дарами моря! Оптом дешевле! И понеслось!..
И понеслось.
Час спустя на палубе не осталось ни одного синеволосого: получив задания от патриарха и его консультанта по вопросам коммерции и стратегии развития, они попрыгали в воду — только волны вскипели, словно тройная уха по рецепту Оламайд. Гугу Дубаку, амнистированный и досрочно освобожденный, переминался с ноги на ногу у края борта, словно хотел последовать за родичами — но удерживало незавершенное дело. В конце концов, то ли решившись, то ли подстегнутый подозрительно-вопрошающим взглядом волшебников, он подошел к матроне и церемонно поклонился. Когда та, застигнутая врасплох, ответила тем же, он проворно приподнялся на цыпочки и чмокнул ее в лоб.
— Мое благоволение пребудет на тебе, мудрая женщина, — важно, будто сделал королевский подарок[19], проговорил старичок и с чувством выполненного долга обернулся на магов и голема. — Ну и вас мы с ребятками не забудем тоже.
Пока они раздумывали, благодарность это была или угроза, хозяин пролива величественно вскинул голову и продолжил:
— А сейчас за все деяния ваши я верну то, что было моим — хоть и недолго. Даже испортиться не успело. И рыбы почти не поели.
— Что? — насторожился атлан.
— Ваших друзей, конечно! — дивясь подобной недогадливости, божок, встал лицом к морю, закрыл глаза и вскинул руки, словно дирижер, выдавливающий «крещендо инфинитиссимо» из симфонического оркестра.
Повинуясь его жесту и воле, вода под самым бортом забурлила, заискрилась изумрудным — и вдруг выметнулась на палубу зеленой волной, накрывая и Гугу Дубаку, и его победителей, и толпу зевак, выбравшихся с палубы гребцов. А когда схлынула, расшвыривая людей, точно кукол, старик пропал. А на его месте лежали, тараща глаза и разевая рты, старший жрец Узэмик, капитан и пятерка матросов, сбежавших с ними.
— Э-э-э…
— А-а-а…
— С возвращением, ваша просветленность, — поднимаясь на четвереньки и улыбаясь за всех троих, с деревянной жизнерадостностью возгласил Агафон.
— То есть… получается… мы им жизнь спасли, что ли?! — с таким видом, будто наткнулась на фальшивую монету в дневной выручке, мокрая и возмущенная Оламайд уставилась на старшего жреца.
— Получается, что да. Тс-с-с! — сдавленным шепотом подтвердил Агафон, изо всех сил надеясь, что спасенные — а конкретно, один из них — об этом не догадается или не услышит.
Но судя по мине Узэмика, надеялся он зря.
И словно одного этого было мало, его товарищ по оружию заглянул ему в лицо, умытое волной, и вопросительно нахмурился:
— А я-то думал… кажется мне или нет… Ну, день сюрпризов сегодня, однако… Послушай… Ты ведь Агафон, ученик Адалета?..
— …и я вообще не понимаю, кто тебя за язык тянул! — на шипяще-рычащей ноте закончил Агафон Мельников сын короткую приветственную речь и грохнул кружкой об стол.
Столб маракуйного пива выплеснулся из оловянных берегов и плюхнулся в тарелку с сушеными кальмарами, превращая резиново-хрустящую закуску в суп. Мокрая гладкая кружка выскользнула из пальцев волшебника, опрокинулась, и остатки пива хлынули по столешнице в сторону собеседника, точно река в полноводие.
Анчар огляделся по сторонам — не привлекли ли они к себе внимание[20], отодвинулся, пропуская к полу пивопад, и буркнул:
— Откуда я знал, что ты там инкогнито?
— Мог бы и догадаться! — просверлил его пылающим взглядом молодой чародей.
— Мог бы и намекнуть! — исчерпал лимиты раскаяния атлан.
— Мог бы и раньше сказать, что это ты, чтобы я мог начать намякивать до того, как ты сообщил Узэмику всё, что надо и не надо! — не замедлил среагировать Агафон.
— А ты мог бы… — начал было Анчар, но подумал, что споры — особенно такие — должен прекращать самый умный[21] — и шумно выдохнул воздух, набранный для встречного обвинения. — Хорошо. Будем считать это несчастным случаем. А вообще, что ты тут делаешь? Ты же, вроде, когда мы расстались, поступал в учен…
— Да-да, крикни об этом на весь кабак! — ядовито предложил его премудрие. — В Мангангедоле каким-то чудом еще остались те, кто об этом не знает!
— Ты не хочешь об этом говорить, потому что тут могут услышать посторонние? Или потому что мне не доверяешь? — атлан поджал тонкие губы.
— Да ладно тебе… доверяю… не доверяю… — скривился Агафон, словно хлебнул лимонного сока с солью и откинулся на спинку стула, сплетенного из слоновьей травы, как вся мебель трактира. — Просто твое тут появление… как баобаб на голову.
— Да. Конечно. Кто бы мог подумать, что Анчар, отправившийся в Узамбар искать работу, окажется в Узамбаре. В то время как пришествие Агафоника Великолепного из Забугорья на сию территорию в роли жреца местного божка вполне предсказуемо и объяснимо, — сухо кивнул атлан и стал подниматься. — Приятно было встре…
Молодой волшебник, рыча что-то неразборчивое, схватил Анчара за рукав малинового балахона послушника, выданного ему Узэмиком сразу, как только сошли на берег.
Швы на плече затрещали. Посыпались зеленые искры.
Перспектива ли испортить новый наряд или зверское выражение лица коллеги оказали влияние — но атлан торопливо опустился на место.
— Оторвешь! — зыркнул он на собеседника.
— Да что с ним будет! — фыркнул его премудрие, но руку убрал.
Рукав кокетливо скользнул на сгиб локтя хозяина, обнажая россыпь свежих синяков и ссадин.
— Нитки гнилые… — сконфузился Агафон.
Атлан молчал, то ли раздумывая, стоит ли сказать коллеге всё, что думает про него, то ли в поисках подходящих для этого слов.
Коллега в это время, не догадываясь о трудном выборе собеседника, искоса разглядывал соседей по длинному столу. Те, уже не скрывая любопытства, таращились на жрецов, словно зрители в цирке. И Анчар очень сильно подозревал, что ждали они продолжения выступления не фокусников, а клоунов.
— Не хочешь говорить здесь — пойдем в другое место, — вздохнул он, прижимая рукав-сепаратист к плечу балахона.
За единое целое их невозможно было принять даже слепому дикарю, об одежде никакого представления не имеющему. Агафон почувствовал угрызения совести.
— Я… кхм… это… знаю одно заклинание, которым можно чинить порванную одежду… если не очень большая длина прорехи… и площадь… и направление по уткам… утке… утку… утку… что бы это ни было… там так написано было… У тебя направление куда? Мне несложно так-то, оно короткое, раз-два, и…