Губы Анчара нервно дрогнули: за многообещающим вступлением он всем своим недолгим, но насыщенным опытом общения с его премудрием чувствовал «но» размером с гиперпотама. Инстинкт самосохранения даже не вступил — ворвался в разговор, не дожидаясь команды от сознания:

— НЕТ!!!.. То есть… я хотел сказать… Не отвлекайся на пустяки. Я потом сам пришью. Или второй оторву. Что проще окажется.

— Ну смотри, как хочешь, — с изрядным облегчением и еще более чистой совестью выдохнул чародей и поднялся.

— Ты куда? — забеспокоился на всякий случай атлан.

— Сейчас вернусь, — бросил через плечо Мельников и направился к хозяину заведения — упитанному седовласому узамбарцу лет пятидесяти, в красной рубахе с белыми и зелеными разводами.

На стойку, липкую от пива, легло несколько монет. Хозяин пересчитал их, попробовал за зуб, и рука его привычным движением унесла их куда-то под стойку. Обратно, так же привычно, она вернулась с тремя медяками. Взмахом руки трактирщик подозвал из-за ближайшего стола зала тройку мужчин. Получив по медяку, они уселись на невысокий помост рядом со стойкой, вытащили из стоящей в углу корзины палку, огромный половник и десятилитровый бочонок, и через секунду гул голосов потонул в пронзительном свисте, звоне и грохоте.

Концерт для узамбарской флейты с мандолиной и барабаном начался.

Анчар втянул голову в плечи, словно надеясь прикрыть ими уши, и обвиняюще уставился на собеседника:

— И тебе это нравится?

Агафон вскипел:

— Нравится?! Да у меня от этого мозги наизнанку выворачиваются! — прорычал он в ухо атлану, едва перекрикивая энтузиазм народного оркестра.

— Тогда к чему этот мазохизм?

Его премудрие нервно поежился.

— Можешь списать на паранойю… но с тех пор, как мы сошли на берег… у меня такое ощущение, будто за мной кто-то следит. И подслушивает. Постоянно.

Анчар невольно оглянулся, но угадать среди десятков таращившихся зевак соглядатая было невозможно.

— Не так, нет. Не лично, — замотал головой Агафон. — Следит через заклинание — или еще хуже.

— Хуже? — не понял атлан.

Молодой волшебник вздохнул.

— Чтобы не утруждать тебя подробностями, буду краток. Месяца три назад ЕПП Адалета… ежемесячное превентивное прорицание, то бишь… показало отрицательную напряженность магического поля в этом районе, близкую к критической.

— С чего вдруг Адалет занялся прорицаниями?

— Он маг-хранитель, если ты не забыл. И даже если Гаурдака больше нет, тысячелетние привычки так просто не проходят. Короче, он отправил меня разобраться. Ты, конечно, знаешь, что большая часть восточного Узамбара поклоняется Жирафу, как они его называют.

— Большому Полуденному, — уточнил атлан.

— Ну да, — нетерпеливо отмахнулся Агафон и продолжил — не очень тихо, но Анчару пришлось напрягать слух, чтобы расслышать хоть что-то через буйство народных инструментов, разрывающее барабанные перепонки: — Но после того как на престол Мангангедолы взошел брат умершего абиоя… года полтора назад… то ли он, то ли жрецы решили вспомнить старых богов, потому что Жираф, якобы, не слишком заботился о благополучии королевства. Страна и вправду почти нищая, не знаю, успел ты заметить или нет… потому что в столице это не так видно… Не знаю, чья тут больше вина — Жирафа или монарха, хотя имеются у меня на этот счет определенные подозрения… но новый абиой и его верховный жрец посчитали, что проще сменить бога, чем династию. Пока подданные не пришли к другому ответу на этот вопрос, наверное. Короче, из старых они откопали из небытия преданий некую Уагаду. Не знаю, за что она отвечала, когда ее забывали, но сейчас она у них мать земли Мангангедольской, радетельница людского рода и всё такое прочее. И за эти полтора года, надо признать, недовольных поубавилось.

— Неужели помогла? — удивился атлан.

— Угу, — кивнул чародей. — Политика нового жречества оказалась простой: если ты недоволен чем-то, ступай и пожалуйся Уагаду. Лично.

— А-а-а… э-э-э… — недоумевая, нахмурился Анчар — и вдруг глаза его расширились: — Человеческие жертвоприношения?..

— Они самые, — угрюмо подтвердил маг и продолжил: — Недовольных теперь хватают на улицах и базарах и отправляют прямиком в храм, и теперь человек, прежде чем на что-то пожаловаться в присутствии другого, не раз и не два подумает, а настолько ли ему плохо.

— И старое жречество полностью отвернулось от Жирафа?

— Довольные новым порядком отвернулись.

— А недовольные богом ушли вместе с недовольными абиоем?

— Именно, — вздохнул Агафон. — С претензиями к Уагаду отправились все старики — кроме верховного и его прихлебателей. А еще, откуда ни возьмись, появилась верховная жрица — Просветленная.

— А до этого была какая? — не понял атлан.

— Никакой не было. Это ее титул.

— Кхм. А. Ну да.

— …и они со старым Кокодло начали набирать новых жрецов. Исключительно с магическими способностями. Но поскольку магов в любой стране и так не густо, а количество тех, кто от привычной жизни захочет идти в услужение в храм вообще можно пересчитать по пальцам одной руки… и еще четыре останется… а после того, как их брата стали насильно затягивать в это гнилое дело, разбежалась или попряталась половина из тех, что было… Короче, магов в жрецы стали рекрутировать не только в Узамбаре. Так я и оказался в послушниках. И ты, кстати, тоже. И твоя женщина.

— Она не моя! — возмущенно воскликнул атлан, едва не заглушив концерт.

Агафона потупил очи долу — не иначе, чтобы спрятать лукавый огонек:

— Хорошо. И не твоя женщина, до которой тебе нет никакого дела.

— Я не сказал, что мне до нее… то есть, в смысле… То есть, не в том смысле, про который ты подумал… то есть, я подумал, что ты подумал… то есть, ты подумал, что я подумал, что ты поду… — волшебник и сердито прервался на полуслове: — Кабуча! Мы не про меня и не про нее сейчас говорим!

— Я так и подумал, что ты так подумал, — невинно моргнул Агафон.

Анчар осторожно покосился на собеседника, и, не углядев насмешки, расслабился.

— Да. Так. Хорошо. Кхм. То есть, я хотел спросить, почему жрецами должны быть исключительно маги? И причем тут наблюдения Адалета?

Агафон поморщился:

— А вот тут и начинается самое интересное. Абиой, похоже, понимает, что одним кнутом от народа можно добиться только бунта, и поэтому догадался — или его надоумили — показать им банан. Во всех храмах Уагаду последние полгода жрецы объявляют, что доброму народу Мангангедолы осталось потерпеть лишения еще немного, ибо сразу, как только будет достроен храм брату Уагады — Синьоболокодване, наступит лучшая жизнь.

— Как? — недоверчиво прищурился атлан.

— Уагаду пойдет пасти скот, а ее брательник — работать в полях, не иначе, — ухмыльнулся Агафон.

— И народ в это верит?

— Не знаю, во что они там верят и каким местом при этом что думают… Но терпеть пока терпят. Не то, чтобы у них было много выбора.

— И ты хочешь сказать, что постройка храма как-то связана с отрицательной напряженностью магического поля в стране? — нахмурился атлан.

— Похоже, что да.

— Как?

— Мне кажется, она растет вместе с новым храмом.

— Кажется? — удивленно хмыкнул Анчар. — А отчего не пойти к месту строительства и не измерить? Пусть даже примитивными методами. Несколько замеров на протяжении месяца, сделанные, предположим, в укромных местах ночью, не должны привлечь внимание. И даже самый простой из них всё равно даст представление о колебании напряженности — пусть и неточное.

— А оттого, догадливый ты наш, не пойти и не измерить, — прорычал сквозь зубы чародей, — что я не знаю, где он строится!

— В каком смысле? — тупо уставился на него Анчар. — Храм — это ведь не дом и не сарай, чтобы его строительство…

— В том смысле, что все материалы и рабочие отправляются к месту строительства по ночам через портал! Этот храм может сооружаться в лукоморской тайге, бхайпурских джунглях или на вамаяссьском рисовом поле!