Прочел однажды брат Бэкон о многочисленных завоеваниях, которым прежде подвергалась Англия, и задумался, как бы так сделать, чтобы такого не повторялось впредь и обессмертить тем самым свое имя в памяти потомства. Долго он изучал этот вопрос, пока не пришел наконец к выводу, что самый лучший способ это сделать такой: соорудить из бронзы голову, которая могла бы гофрить, и, когда она подаст голос, окружить всю Англию бронзой. Для этой цели взял он себе в помощники брата Банджи, тоже великого ученого и волшебника, но, конечно, с братом Бэконом он сравниться не мог, и вместе они с большими и длительными трудами соорудили бронзовую голову таким образом, что внутриона была точь-в-точь как человеческая. Закончив эту работу, они поняли, что столь же далеки от своей цели, сколь и в начале, ибо надлежало заставить разные части головы двигаться, без чего она не могла заговорить, а как это сделать, они не знали. Много книг они прочли, но ответа на свой вопрос так и не встретили и решили тогда вызвать духа, чтобы он подсказал им то, чего они не знали. Приготовили они все для этого и пошли в ближайший лес, где после долгих церемоний произнесли заклинание, и явился к ним дьявол и спросил, чего они хотят.

— Знай, — отвечал брат Бэкон, — что мы сделали голову из бронзы и хотим, чтобы она заговорила, для этого мы и вызвали тебя и будем держать здесь, пока не скажешь, как этого добиться.

Дьявол ответил, что и сам не знает, как эта сделать.

— Отец лжи, — продолжал Бэкон, — мне известно, что тебе это ведомо, а потому говори, иначе мы оставим тебя тут для забавы.

Испугался дьявол этой угрозы и открыл им секрет: если поддерживать под головой огонь шести жаровен, то она задвигается, а через месяц заговорит, но в какое время дня или месяца сие произойдет, ему неведомо. А еще сказал он им, что если они ее слов не услышат, то вся их работа пойдет насмарку. Они, удовлетворившись ответом духа, его отпустили.

Пришли монахи домой, зажгли жаровни, напустили дыму и стали ждать, когда голова заговорит. Так ждали они три недели без сна и отдыха и наконец так устали, что больше было невмоготу. Позвал тогда брат Бэкон слугу своего Майлза и сказал, что им с братом Банджи стоило великих трудов только соорудить эту голову, а сколько еще потребуется, прежде чем они услышат от нее хотя бы слово, но если они это слово пропустят, то потерян тогда будет весь их труд, а вместе с тем и вся Англия понесет большую потерю. Наказал он Майлзу смотреть и слушать, пока они будут спать, а если голова заговорит, разбудить их.

— Не тревожьтесь, добрые господа, — отвечал им Майлз, — я не засну, а буду смотреть и слушать, и, если вдруг случится той голове заговорить, я вас тут же позову. А до тех пор ложитесь и отдыхайте, и предоставьте мне следить за головой.

Брат Бэкон еще раз повторил ему, что надо делать, и пошли они с братом Банджи на боковую, а Майлз остался сторожить голову. Чтобы не заснуть, припас он маленький барабанчик и дудку и, будучи в хорошем расположении духа, запел такую песенку на северный манер:

Так он развлекал себя песнями да музыкой и не давал себе заснуть. А голова слушала этот шум, слушала и говорит:

— Время пришло.

Видит Майлз, что голова больше ничего не говорит, и, решив, что хозяин, должно быть, на него рассердится, если он его из-за такой малости разбудит, принялся голову передразнивать:

— Ах ты, наглая медная рожа, мой хозяин столько с тобой возился, и чем же ты ему отплатила: «Время пришло». Да уж лучше бы он провел столько бессонных ночей с каким-нибудь законником, чем с тобой: по крайней мере слов больше услышал бы, да каких слов! А ты, если уж ничего путного сказать не можешь, так молчи, а то тоже мне: «Время пришло». По мне, так пусть лучше они спят до судного дня, чем слушать такие глупости. Сам знаю, что время пришло, медная твоя башка. Вот ты у меня сейчас услышишь:

Ты, медный нос, еще будешь нам, ученым, указывать, пришло время или не пришло. Мы и сами знаем, когда пьяным напиваться, когда с хозяйкой целоваться, когда в долг пить, а когда и по счету платить, хотя такое время не часто наступает.

Так миновало еще полчаса, и голова произнесла еще два слова:

— Время прошло.

Майлзу эти слова так же мало показались, как и прежние, и снова он не стал будить хозяев, а продолжал насмешничать, что, мол, вот оловянная башка имела учителем его хозяина, а слов больше никаких не знает, и запел такую песню: