Было время, когда ключевая вода
Зеркалом людям служила.
Было время, когда девичья красота
С румянами не дружила.

«Время прошло»! Без тебя знаю, какие прежде были времена и что в те времена приключалось с людьми; а ты, медная башка, коли ничего поумнее не скажешь, хозяина моего не увидишь.

Так Майлз пел и разговаривал еще полчаса, когда вдруг голова заговорила снова и произнесла такие слова:

— Время ушло.

Затем она повалилась на пол, раздался страшный грохот, повалил дым и пламя, Майлз сидел ни живой ни мертвый от страха. Тут уж монахи сами проснулись, прибежали на шум, видят — комната полна дыма. Когда дым рассеялся, увидели они голову, что валялась на полу, загоревали и стали Майлза расспрашивать, как такое случилось. Тот, полумертвый от страха, отвечал, что она сама собой рухнула, а он от грохота и пламени чуть рассудка не лишился. Брат Бэкон его спрашивает:

— Говорила она что-нибудь?

— Да, — отвечал Майлз, — говорила, да только бессвязно; по мне, так попугай за то время, что вы на нее потратили, лучше бы научился.

Тут брат Бэкон схватился за голову и воскликнул:

— Ах ты, негодяй! Через тебя нам всем погибель придет. Разбуди ты нас, когда она заговорила, и мы обнесли бы всю Англию бронзовой стеной, к вечной ее славе и нашей чести. Что она сказала?

Майлз отвечал:

— Да почти ничего, и то не самые умные слова, которые мне слыхивать доводилось. Сначала она сказала: «Время пришло».

— Ну почему ты не позвал нас тогда? — простонал брат Бэкон. — Сейчас мы бы уже были в безопасности.

Майлз продолжал:

— Через полчаса она заговорила опять и сказала: «Время прошло».

Тут вмешался Банджи:

— Почему же ты не позвал нас?

— Увы, — сокрушался Майлз, — я надеялся, что она скажет мне что-нибудь подлиннее, и тогда я вас позову. Но она, когда прошло еще полчаса, завопила: «Время ушло» — и с таким грохотом повалилась на пол, что тут уж вы и сами проснулись.

Брат Бэкон, услышав это, так разъярился, что хотел слугу своего прибить, да брат Банджи удержал его. Но все-таки хозяин наказал его, сделав так, что он целый месяц не мог слова молвить. Так великие труды двух ученых мужей сошли на нет (к их глубокому сожалению) из-за мужика-простофили.

О том, как брат Бэкон взял благодаря своему искусству город, перед которым король стоял три месяца и ничего не мог сделать

В те времена, когда монах Бэкон творил свои чудные дела, английским королям принадлежала значительная часть Франции, которой они владели до тех самых пор, пока смуты и волнения в этих самых землях не принудили их уйти оттуда. Случилось однажды так, что английский король по какой-то причине (ведомой лишь ему одному) отправился во Францию с большим войском. Поначалу одержал он много побед, но потом осадил один большой город, у стен которого простоял полных три месяца и ничего не смог сделать, только сам потерпел урон. И так это короля раззадорило, что решил он во что бы то ни стало добиться сдачи города, хоть силой, хоть хитростью. С этой целью повелел он объявить, что всякий, кто найдет способ подчинить непокорный город, тотчас получит за свои труды десять тысяч золотых монет. Так и было объявлено, однако желающих не нашлось. Со временем весть о награде достигла и Англии. Услышал об этом и монах Бэкон, тут же собрался и поехал во Францию, где предстал перед королем, и молвил ему так:

— Ваше величество, должно быть, не забыли еще своего покорного слугу Бэкона, которому при последней нашей встрече выказали столько доброжелательства, что оно побудило меня оставить мою страну и поспешить к вам на службу. Умоляю ваше величество располагать мною и моим скромным искусством по своему усмотрению.

Король поблагодарил его за добрые слова и ответил, что при настоящем положении вещей больше толку было бы от армии, чем от искусства, и что бравые солдаты сгодились бы ему сейчас куда больше, чем ученые монахи. Бэкон отвечал:

— Ваше величество говорит справедливо. Однако позвольте заметить, что искусством порой можно добиться того, что армии не под силу, и я берусь показать это на примерах. Речь идет лишь о чудесах природы и искусства, ни о какой магии я не говорю. Так, силою искусства возможно построить корабли, которые станут ходить по морю без гребцов, а управлять ими можно будет и в одиночку, двигаться же они при этом будут куда быстрее, чем суда с полной командой. Возможно также построить колесницы, которые будут катиться с неимоверной быстротой без помощи живых существ. Наконец, можно даже создать летательный аппарат, снабженный приспособлением для подъема и опускания крыльев, и если посадить в него человека, который эти крылья будет приводить в движение, то аппарат полетит подобно птице. А при помощи инструмента в три пальца шириной и три пальца высотой человек может освободиться из любого заключения. Можно также сделать инструмент, при помощи которого один человек может притянуть к себе тысячу людей, хотят они того или нет. Искусство способно создать и такой инструмент, с помощью которого человек сможет шагать по дну реки или моря без всякой опасности для жизни. Александр Великий пользовался им (сообщает древний философ), чтобы проникнуть в тайны моря. Однако еще более странные возможности предоставляет физика: например, при помощи системы зеркал можно сделать так, что один человек будет казаться армией, а солнце или луна начнут двоиться. Перспективу можно выстроить и таким образом, что предметы далекие станут казаться близкими, или наоборот. Именно так Юлий Цезарь наблюдал с французского берега за тем, что происходило в одном из английских замков. Можно устроить так, что самые крупные части тел будут казаться самыми мелкими, высокие — низкими, а потаенные — открытыми, или наоборот. Так Сократ узнал, что дракон, который своим ревом и смрадным дыханием испепелил целый город и окружающую его местность, обитал в логове между гор. Точно так же можно узнавать обо всем, что происходит в стане врага. Можно устроить так, что яд и зараза будут поражать именно те тела, какие нужно. Этому научил Александра Аристотель: яд василиска подняли на городскую стену, отчего зараза по городу распространилась и жители его погибли. При помощи перспективы можно заставить человека поверить в то, чего на самом деле не существует, например будто он видит несметные сокровища, хотя перед ним нет абсолютно ничего. Однако куда больше искусства требуется для того, чтобы, собрав в пучок лучи и пропустив их через вогнутые и выпуклые стекла, поджечь то, что находится перед или между ними. Самое же высокое искусство требуется для описания небесных тел, их вида, размера, а также направления движения по небесному своду. Такие познания для истинно мудрого человека дороже королевства. Думаю, этих примеров достаточно для того, чтобы показать, на что способно искусство, о мой августейший повелитель. И все это, а также многое другое, еще более странное, я могу исполнить. Поэтому не раздумывайте больше о том, как взять этот город, ибо благодаря моему искусству ваше желание вскоре сбудется.

Король слушал его речь с большим восторгом; когда же ученый дошел до того, что сможет взять город, не удержался монарх и разразился такой речью:

— Ученейший Бэкон, сделай, как говоришь, и я дам тебе любые богатства и любые почести, каких только пожелаешь, так же незамедлительно, как сейчас обещаю.

— Расположение вашего величества — вот все, чего я желаю, — отвечал монах. — Даруйте мне его, и для меня не будет большей чести; что до богатства, то я, как мудрец, ищу его лишь в том случае, когда есть для него конкретное применение. Пусть ваши люди сложат гору высотой с крепостные стены, даже, пожалуй, побольше, тогда и сами увидите перспективу, о которой я рассказывал.