Путь к истине подчас труден и утомителен, однако это не пугает человека — стремление к познанию всегда побеждает. Именно оно влечет человека в далекие и негостеприимные края, дает ему силы преодолеть все тяготы и испытания, помогает дерзко проникать в сумрачную тишину подземелий и проводить там долгие часы, дни, даже месяцы, иногда в полном одиночестве. И все это человек делает во имя раскрытия чего-то еще не познанного; он жаждет правды, за утверждение которой готов бороться до последнего вздоха.

И чем глубже стремится человек познать окружающее, тем сильнее в нем желание узнать, как он появился на земле (ведь давно уже нет веры в сказки о сотворении мира!), представить себе своих предков, их жизнь, их чаяния и стремления. Именно они, эти далекие предки, столь настойчиво и неутомимо создавали основу деятельности современного человека, его культуры, его знаний.

Да, неизвестного и таинственного еще много. И все же человек в своем извечном стремлении к истине, познанию одну за другой срывает завесы с тайн природы.

Среди зеленой равнины, кое-где поросшей кустарником и редкими деревьями, поднимался невысокий холм, пологий с одной стороны и круто обрывавшийся с другой; здесь в голой скале зияла глубокая расщелина. Лишь несколько колючих кустов цеплялись за камни длинными крепкими корнями.

Все вокруг было погружено в сон, равнина казалась вымершей. Был час затишья перед самым рождением нового дня. Луна уже растаяла. Но вот на востоке, где-то за горизонтом, раскрылся гигантский веер солнечных лучей. Вслед за ним, заливая землю теплом и светом, показался солнечный диск.

Проснулись насекомые. Хор цикад и кузнечиков начал свои звенящие трели. Пестрые бабочки и крупные блестящие мухи, покружившись в воздухе, опускались на листья, чтобы, расправив крылья, погреться в потоке солнечных лучей. На лежащий у подножия скалы валун забралась большая зеленая ящерица. Она нежилась на солнце, стряхивая ночной холод и утреннее оцепенение.

Белизну известнякового обрыва, заблестевшего под лучами солнца, нарушали только темные, резкие контуры ведущей вглубь расщелины. Но вот оттуда показалось странное существо. Прислонившись спиной к скале, оно долго осматривало все вокруг.

Существо было покрыто шерстью, глаза его глубоко прятались под козырьком густых бровей. Плоский нос лишь слегка выступал на этом обезьяньем лице. Руки его были короче, а ноги — длиннее и сильнее, чем у современных обезьян.

Существо зевнуло, обнажив длинные мощные клыки, еще некоторое время постояло неподвижно, потом сделало несколько шажков вперед и остановилось на краю скалы. Наполовину выпрямившись, оно продолжало напряженно вглядываться в равнину, по которой в этот момент проносилось стадо гиппарионов — трехпалых древних лошадок.

Гиппарионы уже давно исчезли вдали, а на скале все еще неподвижно стоял ореопитек — третичная человекообразная обезьяна^[1].

Много времени понадобилось, чтобы среди человекообразных обезьян появились такие виды, дальнейшее развитие которых привело к возникновению человека. Сегодня нет уже никакого сомнения, что человек, отличительными признаками которого можно считать вертикальное положение тела, разумные действия и труд, вышел из животного мира. Бесспорно также и то, что человек ведет свой род от одного из видов древних человекообразных обезьян. Мы знаем целый ряд таких видов. Однако определяющую роль в эволюции человека могли сыграть только человекообразные обезьяны, которые покинули лес и стали жить в степях, приспособившись к передвижению на нижних конечностях. Это был необычайно важный момент в истории человечества: началось разделение функций конечностей некоторых человекообразных обезьян и преобразование их в руки и ноги; руки служили для схватывания предметов и манипуляции ими, а ноги — только для опоры и передвижения. Выпрямление тела, уменьшение массивности челюстей, увеличение объема мозга явились лишь естественным следствием этого.

Человекообразная обезьяна ореопитек обладала многими из этих особенностей, что дает основание считать ее одним из предков древнейшего человека.

Но вернемся к нашему ореопитеку — он все еще стоял на скале, неотрывно глядя на равнину и стадо пасущихся газелей, готовых в любую минуту обратиться в бегство. Когда испуганные чем-то животные унеслись прочь, ореопитек скрылся в расщелине. Вскоре он вновь вылез наружу, а за ним по пятам следовали несколько его сородичей, среди которых была и небольшая самка с детенышем. Негромко ворча, они спустились по крутому склону скалы. Во главе маленького стада шел ореопитек, который осматривал равнину.

Зеленая ящерица, с раннего утра гревшаяся на камне у подножия скалы, пробудившись от дремоты, попыталась удрать. Но густая трава мешала ей, и достаточно было нескольких прыжков одного из ореопитеков, чтобы добыча оказалась у него в руках. Он жадно набросился на нее и вскоре уже с наслаждением облизывался. Тем временем все ореопитеки покинули скалу и осторожно двигались по траве в поисках пищи. Один поймал большую цикаду, другой — толстую саранчу, третий набивал рот плодами, которыми был усеян куст, еще кто-то пытался поймать грызуна, неосмотрительно покинувшего свое убежище.

Внезапно небо затянули черные тучи. Ореопитеки с беспокойством стали озираться. Очевидно, их угнетала воцарившаяся вокруг тишина, потому что они повернули назад к скале. Они были совсем близко от нее, когда первая молния разорвала черное небо.

Теперь молнии следовали одна за другой, непрерывно грохотал гром. Поднялся ветер, который, все усиливаясь, превратился в ураган.

Стадо ореопитеков достигло скалы; самые сильные, отталкивая тех, кто послабее, уже взбирались по узкой тропинке, ведущей к пещере. Упали первые крупные капли дождя, а через несколько минут из черных туч хлынули сплошные потоки воды, с ураганной силой хлеставшие по спинам последних карабкавшихся вверх ореопитеков.

Одного молодого самца резким порывом ветра сбросило со скалы. Он катился вниз по мокрому скользкому склону, тщетно стараясь за что-нибудь уцепиться. Колючий куст, за который ему все же удалось ухватиться, не выдержал тяжести, и ореопитек вместе с ним полетел вниз. С глухим стуком он упал на землю, правда довольно удачно — на четвереньки, но все же ушиб ногу об острый камень. Вскочив, но уже не столь проворно, как раньше, он с трудом, хромая, снова полез вверх по скале. Поднявшись, он забрался через отверстие в небольшую пещеру, где сгрудились его испуганные полуголодные сородичи.

Проходили часы, а ореопитеки не могли покинуть своего убежища. Правда, гроза кончилась, но дождь все еще лил.

В конце концов тучи разошлись, снова выглянуло солнце. Все живое, попрятавшееся от непогоды, вновь запрыгало и зашуршало в траве, в листве и густом кустарнике.

Покинули свою пещеру и ореопитеки. Снова брели они по равнине в поисках пищи. Часто кто-нибудь поднимал голову и осматривался — отовсюду им грозила опасность; но больше всего ореопитеки боялись хищников, перед которыми были беззащитны. Избежать нападения они могли, только заранее обнаружив врага, — тогда они спасались бегством, забираясь на крутую скалу или на одинокое дерево.

Довольно далеко от пещеры, где жили ореопитеки, простиралось обширное болото. Вернее, это была большая топь, наиболее опасная там, где ее поверхность покрывал сплошной ковер мха, осоки и других болотных растений. Каждый неосторожный шаг мог привести к гибели. Местами над болотом возвышались хвойные деревья с воздушными корнями. Иногда попадались и лиственные — влаголюбивые болотные дубы, клены, тополя, магнолии. Их стволы опутывали тянувшиеся вверх, поближе к солнцу лианы. Заросли камыша и тростника обрамляли маленькие озерца, а поверхность воды покрывали крупные листья великолепных лилий. На более сухих местах росли пальмы, кое-где образуя небольшие рощицы. Эти красивые места были очень опасны. Лишь первобытные тапиры вида Palaeotapirus бесстрашно бродили по болоту, с давних пор избрав его своим основным местообитанием.