Евангелие продолжается рассказом о том, как еврейские старейшины идут к Пилату и просят его замять историю, приказав солдатам никому не рассказывать об увиденном. Потом приходит черёд рассказа о женщинах, идущих ко гробу с намерением умастить тело Иисуса, которые, придя, узнают, что он воскрес. Ученики по-прежнему глубоко опечалены случившимся, ещё не зная о воскресении. Потом мы читаем заключительную фразу Евангелия: «Мы же, двенадцать учеников Господа, плакали и горевали, и каждый, удрученный совершившимся, пошел в дом свой. Я же, Симон Петр, и Андрей, брат мой, взяв сети, отправились к морю. И был с нами Левий, сын Алфеев, которого Господь…» (стт. 59–60). Здесь оно заканчивается, прямо в середине предложения.

Причина, по которой Евангелие начинается с середины мысли и заканчивается в середине предложения, заключается в том, что у человека, составившего эту книгу из шестидесяти шести страниц (вероятно, в шестом столетии), был только фрагмент полного текста. Нельзя сказать, были ли в полном Евангелии от Петра истории о рождении Иисуса, его жизни, служении, учениях, чудесах, помимо истории о его страстях и воскресении. Зато ясно, благодаря заключительному стиху, что рассказ ведётся от первого лица, и это лицо – апостол Петр. Но поскольку автор никак не мог быть Петром и лишь претендует на это имя, перед нами подлог.

Почему это Евангелие не могло быть написано Петром, объясняется его датировкой. Почти точно она определяется вторым столетием, это по меньшей мере шестьдесят лет после смерти Петра. Практически все ученые сходятся на этом в силу убедительных причин. Во-первых, возросший антииудаизм больше соответствует второму веку, когда он становится обычным, например, для христианских обвинений иудеев в разрушении Иерусалима из-за убийства ими Иисуса. Далее, совершенно легендарные аспекты повествования, вроде разбойника, которому не перебили голени, гигантского Иисуса и говорящего креста. Всё это тоже указывает на позднее происхождение текста. Учеными рассмотрена вероятность того, что автор этого Евангелия имел доступ к соответствующим текстам Матфея, Марка, Луки и Иоанна; заметно множество параллелей с ними. Раз он их использовал, он определенно не мог писать ранее начала второго столетия.

Ученые также спорят, могло ли это быть то самое Евангелие от Петра, которое читал Серапион. Спорят, в частности, действительно ли это докетический текст, поскольку таким был текст, описанный Серапионом, или, по крайней мере, таким ему казался. Некоторые ученые испытывают сомнения. Когда говорится, что Иисус на кресте молчал, «как будто не испытывал никакой боли», это не одно и то же, что сказать «потому что не испытывал боли». И слово «вознёсся» не обязательно значит, что Христос оставил Иисуса. Например, Иисус по-прежнему обладает сверхъестественным телом и божественной силой при своем воскресении. Так что фраза «он вознёсся» вполне может быть эвфемизмом выражения «он умер».

Лично мне кажется, что это Евангелие не обязательно должно быть вполне докетическим, чтобы быть тем самым, о котором писал Серапион. Серапион признал, что Евангелие по большей части вполне ортодоксально, просто он нашёл некоторые добавления, которые смущали христиан и могли быть использованы докетами. Этим параметрам Евангелие соответствует полностью. В общем и целом оно вполне приемлемо с ортодоксальной точки зрения, кроме нескольких стихов, которые действительно могут быть истолкованы докетически. Среди них, конечно, описание выхода Иисуса из гробницы, в котором он показан так, словно имел что угодно, кроме настоящего тела, которое страдало на кресте.

Но независимо от того, то ли это Евангелие, о котором говорил Серапион, или нет, это всё равно Евангелие от Петра. Оно претендует на авторство ближайшего ученика Христова, в частности, для того, чтобы представить свои противоиудейские посылы и неправдоподобные истории полностью правдоподобными. Но Петр его не писал. Это – подлог от имени Петра. Причем не единственный[54].

Многие ученые считают, что Древняя церковь была серьезно разделена. На одной стороне были иудейские последователи Иисуса, вроде его брата Иакова, возглавлявшего церковь в Иерусалиме, и апостола Петра. На другой стороне были такие люди, как апостол Павел, который сосредоточился на обращении язычников. Согласно этой современной схеме, Иаков и Петр часто считаются более верными истинной идее Иисуса, что Бог Израиля принес спасение тем, кто сохранил его учения так, как они даны в еврейском законе. Для этих первохристиан Иисус был еврейским мессией, посланным еврейским Богом еврейскому народу во исполнение еврейского закона. Естественно, чтобы быть последователем этого еврейского спасителя, нужно быть евреем. Язычников, конечно, принимали в общение с распростёртыми объятиями, но только если они принимали иудаизм. Для мужчин это означало обрезание, а вместе для мужчин и женщин – соблюдение субботы, кашрута в еде и следование прочим еврейским законам.

Павел в этом смысле учил чему-то совершенно иному – что вера в смерть и воскресение Христа является единственным путем к оправданию пред Богом. Более того, это спасение возможно в равной степени для иудеев и язычников, так что не нужно быть иудеем, чтобы следовать за Иисусом. Для Павла, согласно этой точке зрения, время закона прошло. Иудеи могут его соблюдать, если захотят (как соблюдал его сам Павел, будучи иудеем), но для язычников он необязателен. Это был национальный закон для Израиля, и он не имеет отношения к спасению. Только смерть Иисуса и его воскресение могут принести спасение. Через Павла церковь наполнилась множеством язычников, которые не видели себя иудеями и служили Богу Израиля, не следуя его законам.

Здесь нет необходимости оценивать отношение Павла к предшествовавшим апостолам, особенно Иакову и Петру. Но я хочу сказать, что мысль о расхождении в их взглядах вовсе не нова. Она исходит ещё из раннего христианства. С исторической точки зрения Павел действительно основал церкви, состоявшие из язычников, и он действительно настаивал, что иудейский закон им не нужен. Это обстоятельство, например, им особенно подчеркивается в (ортонимном) послании Галатам. По мысли Павла, любой язычник, который пытался соблюдать иудейский закон, совершенно не понял, что спасение исходит лишь от смерти Христа и даётся по вере. Хранение закона было не просто неуместно, оно являлось допущением, что Христовой смерти недостаточно для спасения (см. Гал 2:15–16, 21).

Другие христиане не соглашались. Многие из них были оппонентами Павла в разных его церквах. Позже, во втором веке, ещё существовали группы иудео-христиан, которые настаивали, что закон обязательно должен соблюдаться всеми, кто хочет принадлежать к народу Божьему. Бог дал закон и не отменял его. Это был закон, который указывал народу, как ему жить, это был закон, которому учил Иисус, и который он сам исполнял, и это был закон, которому надлежало следовать, особенно последователям Христа.

Разделение в Древней церкви между меньшинством иудео-христиан и доминирующим большинством недавних язычников нигде не заметно так ясно, как в подложном послании, именуемом Epistula Petri, или Послание Петра (к апостолу Иакову)[55]. Это письмо не следует путать с 1 и 2 Посланиями Петра в Новом Завете. Оно было составлено позже, спустя годы после того, как все книги Нового Завета уже были написаны.

Послание Петра представляет собой что-то вроде вступления к группе текстов, которые ученые называют Псевдо-Клементинами. Как следует из их научного названия, эти тексты ложно (приставка «псевдо») заявляют о себе как о написанных Климентом, который, как мы уже раньше видели, повсеместно считался четвертым епископом (или папой) Римским, поставленным на свой пост не кем иным, как самим апостолом Петром. У псевдо-Клементин чрезвычайно непростая литературная судьба. Более ста лет ученые энергично обсуждали, какие источники были использованы при их написании, как они друг с другом соотносятся и другие технические вопросы. Но основной характер писаний ясен. Это рассказы о путешествиях и приключениях Климента, особенно о том, как он обращается в христианство через проповедь Петра и потом путешествует с ним, пока апостол распространяет Благую весть, публично выступает и совершает чудеса. Среди последних и чудесное состязание с Симоном Волхвом, о котором мы говорили раньше. Деяния Петра могли быть одним из источников для этих повествований.