— Ты сможешь сделать это позже, — в его тоне нет компромисса.

— Он в кабинете будет только час, а переговорить с ним нужно уже сегодня, — настаиваю я.

Джон расстегнул еще несколько пуговиц, частично обнажив грудь. Снял телефонную трубку и набрал несколько цифр.

— Патрик, какое дело у тебя назначено на три часа? — потребовал он и медленно расправился с еще одной пуговицей. — Перенеси встречу и дождись мисс Лоуренс в кабинете, — последнее прозвучало как приказ.

Выполнив один решительный шаг, мужчина набросился на меня. Впился мне в губы и сделал это жадно, властно и откровенно пошло. Он с силой вжал меня в край рабочего стола, задрал юбку и стянул белье.

По венам растеклось пламя жарче лавы, а Джон вдруг схватил меня за подбородок и заставил смотреть ему в глаза. На лице мужчины сразу расползлась довольная ухмылка.

— Ты хочешь меня не меньше, чем я тебя, — шепчет он.

Хэнтон вернулся к моим губам в глубоком и сильном поцелуе. Умопомрачительное удовольствие!

Я скучала по этим плечам и широкой твердой груди. Скучала по аромату дорогого одеколона и табака. Как кошка, вдыхаю восхитительные запахи, лишаясь собственного рассудка.

Джон Хэнтон не был нежен. Он был достаточно груб со мной, как если бы это было актом его мести мне за все, через что я заставила его пройти. И если это так, видит Бог, я рада такой мести!

Хэнтон накинул на плечи рубашку, а я разгладила на себе платье и теперь поправляю чулок. Мы сидим на полу, облокотившись о рабочий стол Джона.

В дверь постучались. Вошла Дэйзи. Девушка нисколько не смутилась увиденной сцены, сохранив невозмутимое выражение лица. Осторожно поставила поднос с кофе на пол между мной и Хэнтоном.

— Спасибо, Дэйзи, — в обычной деловой форме благодарит Джон.

Девушка уходит.

Пока я поправляю второй чулок, мужчина внимательно следит за мной. Вернув мне на плечо соскользнувшую лямку черного бюстгальтера, вдруг бросил:

— Выходи за меня.

Мне больше не интересен чулок. Я медленно перевела свой взгляд на мужчину.

— Что скажешь? — добавил он.

Отпуская мне свою жизнь, Анна дала только одно напутствие — быть счастливой. Что значит для меня быть счастливой?

Быть хозяйкой собственной компании?

Быть знаменитой?

Быть богатой?

Быть свободной?

Быть счастливой — значит заслужить любовь Джона Хэнтона. Но его любовь без должного уважения будет короткой — с этого все началось. Заслужить уважение такого мужчины как Хэнтон — значит быть равной ему.

— Ладно, — уверенно говорю я.

— Ладно? — коротко ухмыляется.

— Ладно, — так же уверенно повторила я и поднесла кофе к губам.

— Гнаться за тобой — долгое и кропотливое занятие, дорогая, — мужчина говорит спокойно, но в голосе угадывается претензия. — Неужели нельзя было обойтись без демонстрации своенравности?

— Своенравности, дорогой? — моя бровь многозначительно изогнулась вверх. — Если бы ты хоть сколько-нибудь считался со мной, ничего бы не было. Но ты убежден, что всегда знаешь лучше.

— Коллинс возник между нами тоже из-за личных обид?

— Мое поведение — не обида. Я ушла, потому что отношения с тобой стали обременительны, — спокойно говорю я. — Думала, мне будет лучше без тебя.

— И как, стало лучше?

— Я бы поняла, если ты оставил бы нас с Клайдом в покое. Хоть на какое-то время.

— В другой раз проще убить твоего любовника, — холодно выругался Джон.

— Коллинс не был любовником. Какой другой раз? — с раздражением заметила я. — А впрочем, неважно… Мне пора к Джеферсону.

В полдень выходного дня тепло и солнечно. На большом зеленом поле для гольфа в загородном клубе много игроков.

— Этим жестом вы кое-чего добились, — Алан Лонгер подразумевает фотографии, что доставил ему Генри Фриц. Всматривается строго по направлению движения белого мяча. Мяч остановился. Направляемся к новой позиции. — Моего уважения.

— Это… лестно, — без уверенности в голосе отозвалась я.

— Но это не значит, что вы можете рассчитывать на мое личное расположение к вам. Для меня важны только мои интересы, так же как и ваши собственные — для вас.

— А вы не боитесь, что однажды вместо защиты я приму позицию нападения?

— Сделайте мне одолжение… — Лонгер ударил клюшкой по мячу, и белый шарик покатился к лунке. — Очаровательная мисс Лоуренс, вы выбрали жизнь, в которой никогда не будет покоя. Вам придется защищаться — настанет день, начнете нападать. Ваш ход.

Я встала на позицию, примеряясь клюшкой к мячу.

— Локоть выше, — сказал Лонгер.

— Разве победа не в ваших интересах? — делаю, как сказал он, и мяч катится к лунке по хорошей траектории.

— Предпочитаю сильных соперников. Вкус победы ярче.

Я сосредоточилась на мяче, что остановился в нескольких метрах от лунки. Неплохо.

— Вы не любите Хэнтона и ни во что не ставите Гроуза. Чем я заслужила ваше расположение?

Лонгер и я идем по зеленому полю к мячам.

— Не люблю наследников.

— А вы разве не наследник?

— Я действительно из богатой семьи, но в ней я шестой сын, не говоря уже о сестрах. Мне ничего не досталось от наследства семьи, кроме имени. Я всего достиг сам. Так же, как и вы, — с любопытством смотрит на меня. — Око за око… Я нигде не нашел такого изречения. Эта мудрость принадлежит вам?

— Нет, — сказала я. Убедившись, что говорить больше я не стану, Лонгер сказал:

— Я сжег фотокарточки.

— Хорошо.

Приготовилась. Удар. Мой мяч не достиг лунки, и Лонгер заявил:

— Вы проиграли.

Я не сильно расстроилась поражению в спорте.

Мы вернулись в клуб. Прислуга подготовила прохладительные коктейли. Лонгер садится в плетеное кресло и жестом предлагает сесть мне.

— Вам не выиграть правительственный иск, — уверенно объявил он. — Согласитесь на мои условия и сохраните хотя бы половину.

— Нет.

— Тогда вы потеряете все. 

 Я никогда не задумывалась о собственной свадьбе как о самом важном событии в моей жизни. Изредка представляя это торжество, я никогда не находила в своих мыслях чего-то роскошного, непревзойденного и исключительного.

В моей прежней жизни никогда не было кого-то, кого я могла бы представить в такой день рядом с собой.

Удивительно, какой непредсказуемой может быть жизнь! Я впервые выхожу замуж, а за плечами у меня уже развод. Был даже день, когда мой отец вел меня под руку к жениху… вот только не к моему.

Надеюсь, вселенная оставит наконец свои насмешки надо мной, и свадьба с Джоном Хэнтоном пройдет как надо — без вмешательства Анны, как когда-то в ее свадьбу вмешалась я. Мне бы этого очень хотелось.

— Ты уверена, что хочешь именно это платье? — задумчиво спросила миссис Вэйст, рассматривая меня в отражениях нескольких зеркал. Кэролайн не выказывает откровенного недовольства, но одобрения в ее голосе тоже нет. Женщина в сомнениях.

— Этот выбор мне тоже не понять, — сказала Ева.

Женщины стоят по обе стороны от небольшого круглого подиума, на котором стою я. Им трудно критиковать это платье, ведь сшили его для меня по моему точному заказу. Я понимаю их настроения — мой выбор пал на платье в стиле двадцатых годов, устаревшее в моде и непривлекательное для этого времени.

Силуэт платья приближен к прямоугольнику, с заниженной линией талии и свободной шелковой юбкой в пол; на спине кружева, а спереди выразительное декольте. Рукавов у платья нет.

— Чем мне особенно нравится это платье, — говорю я, любуясь своим отражением в зеркалах. — В этом платье нет талии.

— А тебе есть, что скрывать? — таинственно спрашивает меня Кэролайн.

— Нет, — спокойно говорю я. — В этот день у всех женщин будет узкая талия, а у меня нет…

Женщины тихонько рассмеялись.

Свадьба — это не только забота о платье, еще это масса других хлопот! Гости, приглашения, оформления, приготовления и великое множество мелочей, которые обязательно нужно предусмотреть. Причем чтобы свадьба получилась такой, какой она должна быть в соответствии с модными тенденциями, без упущений, упрощений и казусов, моего участия быть не должно совсем. Я так решила, потому что знаю себя. А еще я знаю Беки Джонс, поэтому для этой работы я пригласила именно ее. Эта женщина знает, что делать.