Вы держите в руках одну из самых необычных книг. То, что она выходит только по прошествии двух лет со дня трагической гибели ее автора – в этом нет ничего необычного. Рукописи и куда большее время маринуются в разного рода столах.

Начнем с того, что она не закончена. Но, несмотря на это, роман «Верховный пилотаж» – удивительно цельное произведение.

Более полутора десятка глав в романе просто не написаны. Они лишь обозначены. Словно линии на чертеже дома. Если продолжить эту аналогию, «Верховный пилотаж» – недостроенный дворец. В нем отсутствуют некоторые стены, там, где должна быть дверь – пустой проем. Где-то нет пола, где-то лежит куча строительного мусора. Но, удивительное дело, эти детали, эти лакуны и неприбранность лишь придают очарование и жизнь конструкции, начатой Баяном Ширяновым.

Частично призрачная книга. Но читаешь ее, и даже пропущенные, недоработанные места обретают плоть. Начинает работать воображение. И именно оно, прочнее всяких словесных цементов спаивает воедино авторский замысел.

Сейчас модно слово «интерактивность». Так эта книга интерактивна в самом высоком смысле этого слова. Она, мало того, что самим стилем изложения, самим авторским языком, вовлекает читателя в диалог, она еще заставляет думать. Баян, как всегда, лишь ставит вопросы. Ответов он не дает. «Верховный пилотаж», как и «Низший…» это не решебник. Это – вопросник. И только от читателя зависит, как именно он ответит на эти вопросы. И здесь автор попытался дать читателю максимальную свободу.

От такой свободы нередко захватывает дух. От такой свободы, зачастую, становится элементарно страшно.

Но Баян верил в тебя, читатель. Он издевался над тобой, провоцировал тебя, но в глубине души, конечно, верил. Иначе он не написал бы ни строчки.

А раз так, и книга у тебя уже в руках – то в путь!

А на хуй оно тут нужно? И без него обойдемся. Читайте так!

Сначала – телега.

Вот, возьмем торчка… Нет. Торчка брать не будем.

Возьмем наркомана.

Все взяли? Хорошо. А теперь – смотрим на него.

Что видим?

Грязь? Это второстепенно. Человека? Это правильно, но тоже не главное. Больного? Это уже горячее. Основное в наркомане, на самом деле не каждом, а идеальном, то, что это существо с единственной привязанностью!

Идеальному наркоману, в пределе, все похуй. Все, кроме торча.

Ради него… Или благодаря нему… Винтовой умерщвляет свою плоть так, что большинству схимников и не снилось. Он не жрет, не пьет, не срет, не ссыт неделями, истязая свое тело сотнями дырок, десятками зашкуров, тромбами, гепатитами и прочими побочками винтового движения. Винтовой очищает свой разум, изживает в себе все нелепое человеческое наследие. В течение тех же недель он не спит. Он как молитву заучивает единственную необходимую ему цепочку действий. Он доводит ее до автоматизма. До предела необходимого ему совершенства: вырубить-сварить-вмазать-поторчать. Все остальное – аксессуары. Мазюки всякие от следов вмазок, да скукоживания веревок – тюнинг. Жрачка-питьё – топливо. Выхлопные газы сами отходят. Вот и получается, что винтовой – самый что ни на есть разнаинастоящий аскет.

А аскеты, они такие: или не выдержат, сорвутся, или сдохнут, тож не выдержав, или становятся канонизированными святыми. У винтовых та же хрень.

Вы видели святого винтового?

А мне, вот, повезло. Один раз.

Но святые скучны. И поэтому здесь они только упомянуты, как явление чрезвычайно редкое, но вполне возможное. Становились же святыми те, кто кроме слов молитвы «Отче наш…» других не знали…

Вот. Это все предтележие было. А теперь и она сама. Коротенькая.

«Наркоман – переходное звено от человека к сверхчеловеку.»

А здесь хочется классика процитировать: «Да, сверхчеловек я и ничто сверхчеловеческое мне не чуждо…» Это я не про себя. Фраза уж больно хорошая.

Ее Шантор Червиц откопал. И пользовался. Вместе с телегой про переходное звено. Да, я забыл сказать, что эту телегу Шантор Червиц придумал? Забыл? Говорю.

А как он ее использовал, никто не знал. Ну, не знали и не знали. И как-то не парились от этого. Но теперь, за давностью лет, думаю, что можно…

Да, так, кстати, Шантор Червиц, несмотря на все свое стремление к сверхчеловечности, винтовым святым так и не стал.

Итак, речь пойдет о членистоногих. А конкретнее, о насекомых. И не просто насекомых, а гельминтах. У, паразиты!

А началось все с того, что как-то раз подцепил Шантор Червиц зверя по имени «мустанг». Тварь в хипповской бродячей среде не редкую, но и не приветствуемую. Было это в тот период когда тусовал он по Рассее, его тогдашняя подруга не трескалась, так что и Шантор Червиц был в завязке. Не долго. С две недели. А забрался он в такую глушь… что там про эфедрин слышали, но не видели. А винта и вовсе в руках не держали. Только гвозди заколачивали.

И не выдержало отожравшееся на хипповских харчах тело Шантора Червица. И потянуло оно его со страшной силой обратно. Бросил Шантор Червиц свою деваху, и ломанулся автостопом до Москвы. Едва пересек он Кольцевую, сразу попросил дальнобоя у ближайшей полукаличной притормозить, благо, что Шантор Червиц знал Москву наизусть по пунктам двух типов: по драгам и полудрагам. Нарыл он там реципей, зареципил на месте и на месте в шагах ста от предыдущего, затарился салом. Рупь тридцать шесть за два пузырька.

Надо сказать, что Шантор Червиц предварительно поразмыслил. На эту фанеру можно было взять или два салюта, или один салют и хрень от мустангов. Но размышления были недолги. Победили, конечно, два салюта. Но вы это если бы и не знали, то наверняка бы догадались. Хотя это сложно.

И ушел Шантор Червиц в зашир. А в зашире два пузыря – то только начало. Вспомнил Шантор Червиц про свой педикулез только через недели три, не раньше. Хвать. А голова-то не чешется! Исчезли мустанги. То ли передохли от винта пополам с кровью, то ли сами ушли.

И стал тогда Шантор Червиц считать себя крутым.

Ну… Признаться, не безосновательно.

Вот, варят, скажем, в лесу. Природа, костерок, кустики. Втрескаются все – и ебаться. Так у всех жопы в комарье, а на Шантора Червица хоть бы один сел!

Мух у него в квартире не стало. Клопов – тех отродясь не видывали. Только тараканы толпами бродили.

А все почему?

А никто не знал. Все даже подтрунивали: тоже, бля, Шантор Червиц, с понтом, повелитель насекомых, а тараканов извести не может. Шантор Червиц сначала злился, потом придумал отмазу. Тараканы, дескать, существа с групповым сознанием. А Шантор Червиц с этим сознанием никак договориться не может. Но чухня это была. Договаривался. И еще как.

Но узналось это случайно.

Да, надо добавить, что как стал Шантор Червиц полусверхчеловеком, у него появилась странная привычка. В тубзике или ванной запираться и сидеть там. Но на это никто внимания не обращал. Мало ли, может, челу по таске одиночества захотелось? Ведь чем дольше мажешься, тем дальше в себя уходишь. Ну, некоторые, во всяком случае. Или, большинство, даже…

И еще одну феню за Шантором Червицем замечать стали. Не стало у него отходняков. Все опосля марафона пластом, а Шантор Червиц весел и бодрячком выглядит. И издевается, гад.

– Чо, – говорит, – поленицей полегли под красновинтовой армией? Давай, кто жив остался, за банкой сгоняем?

– Сам и сгоняй. – Шепчут ему полумертвые губы.

– А мне одному вломак.

Так вот, подразнит, подразнит… И не пойдет. Будто ему самому, что он ширнулся, что не ширнулся – похуй.

Вот. Теперь экспозиция, кажись, целиком.