Анна оделась раньше и стала ожидать окончания моего туалета:

— И что теперь? — спросила она, в то время как я справлялся с застежкой на брюках.

— Останься лучше здесь, пока я осмотрю судно, — посоветовал я.

— Это мой корабль! — вспыхнула она.

— Хорошо. Пойдем вместе. Но я буду впереди.

«От нее одна морока», — подумал я, вспомнив ее реакцию на невесомость. Но даже если и так, все-таки не стоит оставлять ее здесь, одну в темной каюте неисправного корабля. И потом, Анна все-таки лучше меня знакома с кораблем.

Открыв дверь каюты, я выплыл в образовавшийся проем. Приходилось одной рукой держаться за спинку прикрученной к полу кровати, а другой — удерживать дверь открытой. По бокам узкого прохода вокруг главного подъемника были перила, и я мог спускаться, цепляясь за них.

Перед тем, как начать спуск, я дождался Анну, забрал у нее фонарик и прицепил к поясу. Не стоило рисковать единственным источником света на спиральной лестнице в условиях невесомости. Игнорируя ступеньки, я прыгнул в ствол центрального подъемника — и устремился вниз. Сзади слышалось дыхание Анны, похоже, она неплохо адаптировалась к невесомости.

Мы миновали общие комнаты, кают-компанию и достигли нижнего яруса. Дальше проход был закрыт герметичной дверью. А за дверью — рубка управления. Измеритель давления, защищенный металлической оболочкой, показал нулевое значение.

— Кто может быть в отсеке в это время? — спросил я.

— Айвор, — замешкавшись, ответила Анна. — Сейчас его смена. Может быть, капитан.

— Им конец, — сказал я, — А где остальные — инженер и свободный офицер?

— Наверное, где-нибудь там, — прошептала она.

— Я, черт возьми, догадываюсь, что они где-то там или сям. Эти дерьмовые сирены были слышны, наверное, даже в Приграничье. С ними что-то случилось.

И точно.

Мы направились к комнате офицеров и обнаружили, что двери заклинило. Другой измеритель давления показывал, — а нам приходилось верить его показаниям, хотели мы этого или нет, — что за дверью абсолютный вакуум.

— Кто находится в машинном отсеке? — потребовал я ответа.

— Второй помощник.

— Так какого дьявола он не шевелится? Пойдем!

Я вернулся к центральному подъемнику. Снова вошел в шахту и, резко оттолкнувшись, прыгнул. Пролетев несколько уровней, достиг машинного отделения. Здесь дверь тоже была заперта, и я застонал в бессильной ярости. Однако датчик давления в отсеке показывал норму, это обнадеживало. Я нажал кнопку открывания двери, но ничего не произошло.

— Есть ручное управление, — сказала Анна.

— Хорошо. Покажи мне.

И она показала.

Ручки и рычаги оказались не такого вида, как я привык. Колесо штурвала вращалось крайне медленно. Но дверь наконец-то открылась, и я начал вглядываться в темноту машинного отделения, освещая фонариком блестящие силуэты приборов, коробочки датчиков… И пузырьки жидкости, неторопливо летающие по всему помещению…

— Еще один! — сердито воскликнул я. — Может ли хоть кто-нибудь из вашего экипажа, оказавшись в невесомости, не выблевать свои кишки?

— Никки! — позвала Анна. — Никки!

Только стон в ответ.

Я тоже застонал, войдя в машинный отсек. Вытащил инженера из его блевотины и потряс за плечи. Он начал бороться со мной. Пришлось ударить его по лицу.

— Нет. Не делайте этого! — выдохнул он.

— Я сделаю это еще раз, если не прекратишь скулить. Что с освещением?

Он вяло указал в сторону приборов:

— Панели управления…

Я отпустил его, поймал ремень от койки и привязал себя к панели. Вот и кнопка с надписью: «Аварийное освещение». Нажал ее. Загорелся свет. Не обращая внимания на инженера и Анну, я осмотрелся. Нашел интерком. Вызвал рубку управления. Нет ответа — да я и не ожидал. Вызвал капитана, главного офицера, главного инженера. И положил трубку на рычаг.

Отвернувшись от бесполезного прибора, я заметил, как Анна что-то достает из аптечки первой помощи и дает инженеру. Спрашивать, что это, не было нужды. Я терпеливо дождался, пока пилюли подействуют. Вытащил сигарету и сунул ее в рот. Закуривая, вспомнил, что у нас катастрофически мало кислорода, — а еще предстоит изучить характер повреждения, — но решил, что в данной ситуации курение необходимо.

— Почему двигатель отключен? — спросил я.

— Я… Не знаю, что произошло. Думал, так будет безопаснее, — возбужденно ответил инженер. — Сейчас включу его снова.

— Не включишь. Пока я не разберусь, в чем дело и куда нас несет. Пока не установим размеры повреждений, — отрезал я, вдыхая табачный дым. — А почему освещения не было?

— Не знаю. Короткое замыкание. Контакты замкнуло.

— А почему их замкнуло?

— Они раскалились из-за перегрева двигателя.

— Проклятый корабль! — выругался я. — А дверь почему заклинило?

— Послушайте, мистер! — взорвался он. — Нечего меня допрашивать. Вы всего лишь пассажир.

— Да, но пассажир, имеющий сертификат межзвездного мастера-астронавта, — сообщил я ему. — А это, по галактическим законам, обязывает меня взять на себя командование этим кораблем в случае смерти или нетрудоспособности офицеров, не взирая на мой статус, вернее, на его отсутствие.

— Смерти? — пробормотал он. — Старик? Шеф? Второй помощник?

— А ты как думал — что произошло, пока ты кувыркался в собственной блевотине? Тут что-то серьезное со всей остальной частью корабля, с рубкой управления и комнатой офицеров. И, перво-наперво, я хочу выяснить, в чем дело. Надеюсь, у вас тут, в вашей лавочке, найдется пара скафандров?

— В отсеке, — сказала Анна, провожая меня в нужном направлении. — Здесь.

— Посмотри на эти проклятые измерители давления! — воскликнул я, обследовав костюм. — Вынеси другой скафандр и посмотрим, может быть, он лучше. Я не собираюсь выходить, если у меня будет воздуха всего на пять минут!

— Там могут быть умирающие! — сердито вспыхнула она.

— Там только мертвые, — отрезал я. — Мертвые, понимаешь? Ты когда-нибудь видела, что делает с людьми вакуум? Я — видел. Извини, но мы ничем не сможем им помочь, и себе не поможем, если не возьмем себя в руки и не будем действовать продуманно и спокойно. Только тогда можно надеяться, что нам удастся спасти себя и корабль.

— Вот еще один костюм, — сказала Анна.

— Этот, кажется, получше, — успокоился я. — А сейчас ты, Ник, или как там тебя, скажи: у тебя есть план корабля? Со всеми герметичными дверями и перемычками?

— Что ты собираешься делать? — спросила Анна.

— Это я и пытаюсь решить, — ответил я.

Вначале я изучил план корабля, чтобы разобраться, с чего начать. Тут была одна загвоздка: на «Лунной девушке» не имелось внутренних воздушных шлюзов. Хотя, нет, одним она все же располагала, но только одним — и очень большим. Это была стволовая шахта.

— Вот что я собираюсь делать, — сказал я инженеру. — Надену скафандр и пойду вперед. А ты закроешь герметичный люк, а потом, когда я подам сигнал, откроешь правый клапан и выпустишь воздух из шахты.

— Мы же потеряем кучу кислорода, — возразил он.

— Нас осталось только трое, так что воздуха, имеющегося здесь, должно хватить, — сообщил я ему.

— А как ты собираешься подать сигнал? — поинтересовалась Анна.

— Надень второй скафандр, но оставь лицо открытым, — велел я ей. — Я свяжусь с тобой по рации.

— А если рация откажет, когда ты будешь снаружи? Как я пойму, когда снова загерметизировать шахту, если ты соберешься возвращаться?

— Ты скоро станешь настоящим космонавтом, — пообещал я ей. — Всегда помни о законе Мерфи и ищи способы справиться с возможными проблемами. Ну ладно, если рация неисправна, то я, собравшись вернуться, трижды постучу в дверь.

Я забрался в скафандр с полными баллонами кислорода и с неудовольствием опустил обзорное стекло. В первый раз сегодня надел скафандр за время, прошедшее с момента последней аварии на «Молнии» — как давно это было? Хронологически — не так уж давно, но с тех пор столько всего произошло… Одна Илона чего стоит.